– Вам все еще мало? – спросила она, с отвращением глядя на Грегори.
Он отступил к открытой двери и разжал кулаки.
– Вы убили его жену, а теперь хотите убить и его?
– Я никого не убивал, – ответил Грегори. Слова получились нечеткими, чуть слышными и неуверенными.
– Убирайтесь отсюда, – велела Вайнона, помогая Полу подняться.
Грегори молча посмотрел на них, а потом развернулся и быстро вышел.
Вы хотите убить и его?
«Да, я хотел его убить, – подумал Грегори. – И если бы у меня было оружие, то убил бы».
Уже сев в фургон и направляясь в сторону дома, он вдруг понял, что нисколько этого не стыдится.
Глава 17
I
– Взгляните!
Томпалл посмотрел. Это был Иисус.
Картинка была смазана, с очень крупным зерном и напоминала фото Туринской плащаницы из путеводителя. Черты лица скорее намекали на то, чего не было, чем демонстрировали то, что есть в реальности. Он взял этот листок и посмотрел на лежащий под ним.
То же самое.
И на следующем…
И на следующем…
И на следующем…
На всех копиях, сделанных на этом копире, был виден лик Христа.
– Это что, шутка такая? – Томпалл повернулся к своему помощнику.
Глаза Джонни были широко раскрыты, и он отрицательно покачал головой.
– Тогда что ты сделал?
– Да ничего! – воскликнул Джонни высоким, возбужденным голосом. – Просто скопировал вот эти статьи для миссис Кнесс. Она хотела по двадцать копий каждой из них, для каждого ученика в ее классе, так что я пропустил их через копир, а потом включил сортировку… и вот что из этого получилось!
Джонни протянул Томпаллу оригиналы, и тот пролистал статьи. В них не было ничего необычного.
Томпалл открыл сам аппарат и проверил камеру, стекло и даже картридж с порошком, хотя это и не могло иметь никакого отношения к произошедшему.
Наконец он сам сделал копию.
И вместо страницы статьи о морских черепахах на листе появился лик Иисуса.
Положив новую бумагу в оба лотка, Томпалл сделал несколько копий, изменяя величину изображения, но результат оставался неизменным.
– Боже, – выдохнул он, но это не было похоже на то, что он просто назвал изображение его собственным именем.
– Что же нам делать? – спросил Джонни.
– Попробуй другой копир. И дай мне еще какой-нибудь материал для копирования. Посмотрим, в чем дело – в машинах или в материалах.
Оказалось, что и в том, и в другом.
Независимо от того, что и на чем копировалось, результат получался один и тот же.
Томпалл покрылся потом. Он был не только испуган, но и сильно расстроен – никак не мог разобраться, то ли это чудо, то ли нечистая сила. Но его это не сильно волновало. Он просто хотел, чтобы это произошло с кем-нибудь другим. А у него – заказы, которые надо выполнять. Новая бюджетная книга Городского совета должна быть размножена к пятнице; фармкалендарь Эба Рииза – к понедельнику… И это не считая массы всякой ерунды, которую им приносили ежедневно – завещаний, налоговых деклараций, писем и чеков…
– А может быть, Господь пытается нам что-то сказать? – предположил Джонни.
– Заткни свой чертов рот, – взглянул на него Томпалл. Он выключил из сети оба копировальных аппарата, а потом включил их снова. Потом протер их стекла «Виндексом»[85], а потом, в качестве эксперимента, взял одну из копий с Христом и попытался скопировать ее еще раз.
На этот раз результат оказался немного другим. Вместе с Джонни они уставились на лист бумаги формата А4. На ней около рта улыбающегося Христа было окошко, похожее на те, в которые в комиксах вписывают слова героев.
«Молокане убили меня», – говорил Иисус.
Джонни прочитал написанное.
– Вы что, считаете, что это правда? – спросил он приглушенным голосом.
Томпалл вытер пот со лба бумажным полотенцем, медленно покачав головой.
– Кто это знает? – спросил он, уставившись на изображение. – Кто, черт побери, это знает?
– Может быть, стоит кому-то рассказать об этом?
– Не сейчас, – ответил Томпалл и, взяв лист со словами, поместил его на стекло и нажал кнопку «Копировать» еще раз.
II
– Адам?
Голос у Бабуни был уставшим, и когда Адам поднял глаза от комикса, который читал, то увидел ее стоящей в дверях.
– Чего?
– Ты что делаешь?
– Читаю.
– У тебя так тихо…
Она вошла в его комнату и посмотрела на хаос, царивший в ней. Это произошло в первый раз после того, как они переехали в этот дом, и Адам не мог понять, чего ей надо.
– Как твои дела?
Мальчик посмотрел на свою бабушку и понял, что все это время пытался избежать встречи с нею. Они всегда были близки и много разговаривали сразу после переезда, но вот уже многие недели и месяцы он старательно избегал встреч с ней, хотя и понял это только сейчас.
Banya.
Это banya встала между ними. Ему просто не хотелось врать бабушке о своих походах туда, поэтому Адам посчитал, что лучше будет держаться от бабушки подальше. Даже прекратив заглядывать в купальню, он все равно продолжал избегать присутствия бабушки.
«Интересно, почему?» – подумал он.
Ответа на этот вопрос мальчик не знал.
А она, по-видимому, это заметила и сейчас, по мнению Адама, пыталась разрушить это отчуждение, сломать эту стену. Он хотел бы встретить свою бабушку на полпути, опять, как и раньше, стать близким с нею, но что-то заставило его напрячься, когда она подошла. Одна его половина хотела, чтобы бабушка как можно скорее ушла и не нарушала той тайны, которую он тщательно скрывал.
«Почему?» – еще раз подумал он.
И опять ответа не появилось.
– У меня все хорошо, – сказал Адам достаточно формально, отвечая на ее вопрос.
Бабуня, улыбаясь, подошла к нему и уже собиралась присесть рядом, когда увидела что-то на полу, слева от его кровати. Нахмурившись, она нагнулась и подняла красные трусики Саши, которые валялись там, где их бросил Адам.
Старушка спокойно посмотрела на внука, и ему захотелось сказать ей, что он не знает, что это такое и откуда это взялось, но под ее тяжелым взглядом Адам отвернулся и, хотя уже открыл было рот, ничего не сказал.
Бабуня засунула трусики в карман своего домашнего халата и села рядом с внуком.
– Ты не виноват, – мягко сказала она по-английски, обняв его за плечи. – Ты мальчик хороший. Всегда быть хороший. Родиться со счастливым лицом. Первый раз, когда видела в больнице, увидеть счастливое лицо. Саша и Тео не так, как ты. Я знаю, ты не виноват.
Адам заплакал, хотя и не хотел этого – даже не помнил, когда он плакал в последний раз, – и прижался к Бабуне. Его охватило чувство вины и глубокого, унизительного стыда. А с другой стороны, он почувствовал свободу, как будто ему разрешили выдать тайну, которую он был вынужден очень долго хранить. Адам подумал о banya и о том месте высоко на скале, где их арестовали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
