— А ну, постой! — догнал ее Тэзир. Грубо дернул за руку, прижал к скале. Взгляд хмурый, будто это она виновата в том, что случилось с его другом. — А ты оказывается, полна загадок. Что в тебе такого особенного, что послали тебя? Кем ты помечена? О чем говорил Призванный?
У нее не было ни сил, ни желания с ним разговаривать.
— Спроси у Кагар-Радшу, если интересно, — она попыталась оттолкнуть его руку и пройти.
Но балагур прижал ее к стене еще крепче, выдохнул гневно в лицо:
— Ты расскажешь! Я хочу знать…
— Да пошел ты… — ее взяла злость. Кто он такой, чтобы допрашивать, обвинять, после того, что ей выпало увидеть сегодня. Ная толкнула его в грудь, вырвалась из захвата, сделала пару шагов и провалилась в темноту.
Глава 19 Ильгар
Пожалуй, такого паршивого утра у десятника не выдавалось со времен разгрома родной деревни жнецами.
За ночь они потеряли двоих. Из-за причины настолько глупой и невероятной, что Морлин ума приложить не мог, как описать ее в хрониках.
Жрец Вулькер и Нот.
Оба разбили головы об каменные стены и истекли кровью. Остальные воины отделались ссадинами и мелкими ушибами.
Первые солнечные лучи, проникшие в амбар сквозь щели в двери и окошко, застали отряд вповалку лежащим у стен. Люди потрясенно переглядывались. Лишь Дан сидел в углу, прильнув щекой к вазе, и тихо посапывал.
Если говорить откровенно, Ильгара смерть жреца не касалась. За Вулькера отвечал Унгрен. Нот же был знаменосцем. Душой десятка. Потерять такого человека в начале пути — дурной знак.
— Мать вашу! — рычал Барталин, разглядывая огромный синяк на ключице и прикладывая к шишке на лбу смоченный нож. — Что стряслось? Умники, кто ответит? Я слышал про тех, кто в постель дует по ночам, но чтобы башку разбивать — такого даже пьяный менестрель не придумает! Ах, чтоб вас, сукины дети! Отличный парняга пропал ни за грош…
— Вы хотели выйти, — сонно пробормотал Дан, разбуженный ором. — Засовы открыли. Но клинышек на улице помешал.
В сторону Тафеля, потирающего распухший нос, полетели холодные слова благодарности.
— Проклятое место, — сказал Ромар. — Сон здесь хозяин.
Альстед набросил плащ, подхватил мешок с вещами.
— Открывайте дверь. Надо уходить. Чем дальше уберемся от деревни до сумерек — тем лучше.
Жрецы осыпали зерном, окурили благовониями и зашили в полотно мертвецов. Похоронили их в овраге, слегка притрусив тела землей и набросав сверху досок. На большее времени не оставалось. Мулы были готовы, телега снаряжена, и отряд спешно покинул опустевшее поселение.
Дана забрали с собой.
— Допросите мальчишку, — велел Дарующий, когда дома скрылись из виду. — Он что-то скрывает. Не может быть так, чтобы верные слуги Сеятеля стали послушными куклами в чьих-то лапах, а сопляку хоть бы хны. Нечисто дело.
— Всякое бывает, — слова про допрос Ильгару не понравились. Он солдат, а не палач. — Ребенок вряд ли в чем-то замешан…
— Поручишься? — Дарующий холодно посмотрел на него. — Поставишь звание на кон? Ребенок странный. Откуда у него эта ваза? А если он демон в человеческом обличии?
Десятник покосился на мальчишку, весело болтающего с Партлином.
— Я поставил звание и жизнь на кон, когда вышел из Сайнарии. За десяток отвечаю я. Поэтому ребенок на моей совести. Он не демон. Велю Морлину вписать его в хроники, пока не найдем, куда пристроить.
— Как знаешь. Десяток и вправду твой. Только не забывай, кто руководит походом.
Ильгар не забывал. Поэтому и решил поскорее закрепить Дана за отрядом. Малец вроде шустрый, будет ухаживать за мулами и помогать по хозяйству жрецам. Если повезет — оставят его в каком-нибудь укреплении по дороге. А ваза… ваза стоит дорого. Древняя и красивая штуковина. Если продать — вырученных денег ребенку хватит лет на восемь. А то и больше.
Поля закончились. Здесь властвовала дикая природа.
В воздухе разливалось послеобеденное марево, и если бы не многочисленные родники, коими изобиловали эти земли, отряду пришлось бы непросто. Бурдюки были полны, мулы напоены, а группки деревьев с пышными кронами встречались все чаще.
— Скоро выберемся на Глину, — сказал Ильгару Эльм-Крапивка. — Река мелкая, спокойная, но широкая. Один из оттоков Нарью.
Некоторое время они шли рядом. Эльм, в отличие от двух других следопытов — Стебелька и Ковыля — не уходил далеко вперед, чтобы разведывать путь. Но знал о местности едва ли не лучше. Десятнику так и не удалось понять, как связываются между собой следопыты. Эйтары хранили тайны рьяно. Но кое-какие интересные мелочи удавалось-таки вызнать.
— Почему у Стебля и Ковыля нет имени, а у тебя и у Колы — есть? — спросил Ильгар.
— Не заслужили еще, — ухмыльнулся Крапивка.
— В моем племени имена давали при рождении.
— И у нас дают, — Эльм на ходу поднял кем-то сорванный пучок травы с мохнатыми стебельками и принялся задумчиво разглядывать. — Только знает его один человек. Старейшина.
— Кола?
— Нет. Настоящий старейшина, а не городской. Наши земли лежат далеко отсюда… там спокойно и мирно. Кругом леса, горы, болота и сотни озер. Там живет наше сердце. И рождаются имена.
— И как вы узнаете, как нарекли человека, когда приходит время принять настоящее имя?
— Старейшина называет его, и все. К слову, Ковыль говорит, что не дурно вам взяться за топоры и луки.
— Почему? — удивился Ильгар.
— Дорога покажет.
Вначале огорошил Кальтер. Отыскал целую россыпь следов, тянувшуюся через заросшую травой и мелким кустарником почву. Сказывалась близость реки. Влажная земля с примесями глины отчетливо сохранила отпечатки каблуков, подошв и даже босых ступней. В зарослях бузины стрелок нашел грязный обрывок мешковины, из какой обычно шьют штаны бедняки.
— Шли прямо, не сворачивая, — доложил удивленный Кальтер. — Думаю, к реке.
— И то хлеб, — буркнул Барталин. — Много народу?
— Больше пяти десятков. Есть старые следы, затоптанные и сухие. Но некоторые — свежие. Ночные, наверное.
— Обряжаемся? — спросил Барталин.
Ильгар кивнул. Слажено, без лишних разговоров, вздели кирасы, приготовили оружие. Двинулись вперед.
Вскоре отряд встретил Ковыль. В его зеленых глазах плясали искорки волнения.
— Нужно искать другой путь, — сообщил эйтар, теребя кончик бороды. — Реку нам не перейти.
— Это еще почему? — удивился Альстед. — Что мешает?
— Зло.
Больше из следопыта не удалось выжать ни слова. Когда Дарующий рассвирепел и пообещал наказать упрямца, Эльм-Крапивка захохотал. Ильгар не понял, в чем дело, но что странно — Альстед успокоился. Сжал кулаки, выругался сквозь зубы и ушел к телеге. Ромар последовал за ним.
