Тамир не пугался ни разу.
— Чего тут у тебя? — поинтересовался Лех, заглядывая в брюхо оборотню. — Ого! Сердце какое здоровое. Повезло. Хотя кобель немолодой уже. Ладно. Пойду я. А ты молодец. Опять не испугался.
— Угу, — буркнул Тамир, не оборачиваясь.
Лех не видел, но молодой колдун улыбался. Ничего, пусть этот белобрысый паясничает. Через два дня ему в мертвецкой прибираться. А у Тамира для этого случая нарочно припасен знатный подарок. Надысь он упрел, пока пер в подземелье дохлого бычка со скотного двора. Рога у бычка были — самое оно. Но туша почти разложилась, а уж воняла так, что слезы из глаз сыпались. Тамир ее обихаживал… кропил кровью, чтобы не несло зловонием, кое-где суровой ниткой стянул куски отошедших от сухожилий и мяса кожи, рога наполировал. Получилось прелесть что такое.
Но у Леха все было впереди. И уборка для него уж точно не будет скучной.
Некромант усмехнулся и принялся вырезать сердце.
* * *
Сегодняшний день выдался тоскливым и серым. Голодник стоял пасмурный и мокрый — отовсюду текло и капало, а противная влажность расцвела по углам Цитадели склизкой черной плесенью. Лесана поднялась из подземелий наверх. Тяжелое деревянное ведро поставила в кладовую, там же пристроила на гвозде выполощенную тряпку. Когда же настанет последний день ее оброка, провались он пропадом?! За всю жизнь столько полов не мыла, сколько за эти месяцы.
Дарен привлекал выученицу к занятиям ежедневно, но тряс вполсилы и чаще заставлял делать какую-нибудь бессмыслицу. С парнями ставил ратиться самыми слабыми, не наставлял, советов не давал, ухваткам не учил, отмахивался, как от мухи. Послушница про себя злилась, но наказ Клесха блюла свято, хотя и не понимала, зачем ее креффу надо было выставлять ее никчемной дурой. Из лука била мимо цели, ножи метала так, что все ржали. За то была постоянно ссылаема гневливым наставником на поденную работу. И хорошо, если не пинком прогонял, а только словом.
И вот теперь, отработав дневной оброк, Лесана шла по широкому коридору, уныло глядя под ноги. Жизнь ее была такой же серой, как сегодняшний день. Страх перед Донатосом стал привычным и как-то притупился. Словно пообвыклась она с ним. Притерпелась. А может, отступила эта боль перед другой, которая оказалась острее. Ибо по-прежнему девушка поедом себя ела за случившееся с Тамиром. Сколько раз приходила к нему, скреблась под дверью, стучалась, надеялась вымолить прощение. Ну не каменный же он, должен понять, что…
Но дверь его покоя навсегда осталась для нее закрытой. А если выученица Клесха и сталкивалась с другом случайно где-нибудь в подземельях, он проходил мимо молча, не отводя и не пряча глаз. Как мимо порожнего места.
От этого едкая горечь разливалась в груди, и чувство вины грызло, высасывало душу. Но ничего изменить уже было нельзя.
И вот пока Лесана, удрученная безрадостными мыслями, брела по пустому широкому коридору и слушала слабое эхо своих одиноких шагов, Встрешник кого-то вынес ей из-за угла поперек пути.
— Вот ты где!
Послушница вскинула испуганные глаза. Она так глубоко ушла в горестные переживания, что совсем забыла — Цитадель не то место, где можно забыть обо всем и кручиниться. Плакать плачь, да только, ежели что, защитить себя будь готова.
Девушка отшатнулась, подумав, что наставник Тамира, видимо, решил напомнить о себе, развеять ее сонное уныние, но напротив стоял… Фебр.
Лесана сделала шаг назад и сжала кулаки.
— Чего тебе? — она смотрела исподлобья, недобро, готовая кинуться.
Фебр не Донатос. Перед ним она не сробеет. Буде потребуется — хребет об колено переломит и не поморщится. Одно дело — некромант, от страха перед которым даже сердце сжималось, другое дело — выученик обычный, пусть и из старших. Не так уж она слаба, чтобы ему зубы не вышибить.
Однако парень, прочитавший обрывки этих мыслей в ее злых глазах, опешил и замер.
— Лесана, ты чего?
Он сделал попытку шагнуть к ней и даже протянул руку, удержать, но выученица отшатнулась и прошипела:
— Только тронь, руку вырву!
Молодой маг замер, пораженный. Он смотрел в отчужденное озлобленное девичье лицо и не понимал, отчего она готова сейчас ринуться на него безо всякого повода. Нет, дружбы они сроду не водили, но чтобы и так вот…
А Лесана настороженно глядела на парня и медленно пятилась.
Он изменился. Возмужал. И больше не был послушником. Он стал магом. И что-то неуловимое проскальзывало теперь в каждом движении, даже в выражении лица, которое вроде бы и осталось прежним — с тонкими чертами, светлыми голубыми глазами, но… стало как будто жестче.
— Что с тобой? — повторил парень, и девушке показалось, будто в его голосе прозвучала обида. — Ты чего шарахаешься?
— Пошел вон, — и она направилась прочь, обходя его по крутой дуге.
Фебр оторопел. Это было так непохоже на Лесану — отчаянно смелую гордячку, что парень застыл, провожая ее недоумевающим взглядом.
— Постой! — он все-таки настиг ее через пару шагов, но не решился впрочем удержать за плечо. — Что случилось, пока меня не было?
Девушка остановилась и окинула его тяжелым взглядом:
— А что случилось, пока ты тут был? — холодно спросила она. — Забыл, как рубаху с меня сдернуть хотел?
Он плюнул в сердцах, недоумевая, зачем она вспомнила то, что случилось чуть не год назад. Почему именно сейчас? С чего бы вдруг?
— Да нужна мне твоя рубаха сто лет! — раздосадованно сказал он. — Клесх приказал разозлить, чтобы кинулась.
Парень снова шагнул к Лесане, но та опять отпрянула:
— Да чего ты? — в его голосе слышалась искренняя обида.
— Что тебе надо? Дай пройти.
Маг смотрел на послушницу и не узнавал. Она всегда была колючая, как еж, но нынче особенно. И, хотя пыталась показаться опасной, на деле выглядела жалкой затравленной девкой. Поэтому он поступил так, как с такими и надо: шагнул вперед, крепко взял за плечи и встряхнул:
— Не трону я тебя! Успокойся. Не беги…
И тут же разжал пальцы и сделал шаг назад, чтобы до нее дошел смысл сказанных слов. Но все-таки он успел почувствовать, как она напряглась всем телом от его прикосновения. Была готова ударить.
— Я подарок тебе привез. Вот.
Он вытянул из-за пояса нож — с ухватистой берестяной рукоятью, тесными кожаными ножнами — и протянул девушке. Она смотрела, то на этот подарок, то на парня и не могла понять — зачем? После Мируты никто и никогда ничего ей не дарил. А тут — нож. И по всему видно денег стоит немалых.
Фебр глядел и ждал — возьмет или нет?
— Не надо мне, — сказала выученица и отвернулась.
