Уладив абстрактное грядущее, Билли вернулся к реальности. Он нажал на спуск, кремень щелкнул, пламя охватило бумагу, и костер вспыхнул, Бонс чуть выждал, убедился, что пламя не погаснет, и подался вон, оставив люк открытым для тяги.
Он оглянулся, и в лицо ему пахнуло жаром. Кают-компания — лучшее место, чтобы такое устроить. Тонкие сухие доски переборок, тряпки, парусина… Ему ли не знать! Это, однако, спокойствия Бонсу не принесло. Наоборот. Билли — моряк от венца сальных волос на голове и до грязи под ногтями рук и ног. Он знал, что вытворил такое, за что бог моряков пошлет его душу в ад моряков, и даже Христос ему не заступник.
Преданность Флинту не спасала от когтей вины. Уж Бонсу ли не знать, что такое пожар на судне… Сухопутные крысы по глупости не понимают, как может судно сгореть в такой бездне воды, но моряки знают правду. Корпус сухой, просмоленный, паруса да фалы — все горит адским пламенем, особливо в тропическую жару.
Однако дело сделано, «Лев» обречен, пора и шкуру спасать. Билли Бонс занялся своим пробковым снаряжением. Остальному содержимому сундука подарил тяжкий вздох. Здесь все его имущество… Потом Бонс ощупью направился вперед по темному трюму, проломил пару люков, спрятался возле порохового склада, где работал кто-то из команды и куда поминутно юнги вбегали за пороховыми картузами.
Билли узнал одного из мелких мерзавцев, поливавших его неаппетитной смесью из экскрементов, и с трудом сдержался. Не время обращать на себя внимание. Он глянул назад, и ему показалось, что он увидел отблеск пламени. Но нет, вряд ли, ведь до кормовой «кают-компании» столько переборок… Понюхал — пока пожаром не пахнет.
Юнга унесся прочь, а Бонс пополз дальше, пробираясь вплотную к носу, чтобы покинуть борт, когда наступит наилучший для этого момент.
— Тебе надо дождаться, Билли, цыпленочек мой, — учил Флинт. — Пожар пойдет с кормы, и, когда все головы повернутся в ту сторону, ты плюхнешься в водичку.
Как всегда Флинт оказался прав.
— Пожар на борту! — донесся до ушей Бонса рык Сильвера. Все его услышали. Даже Израэль Хендс и его пушечная команда прекратили возню вокруг своей испанки. Все сознавали, какая опасность им угрожает..
Билли выполз из укрытия как раз перед фок-мачтой, один-одинешенек и, с трудом передвигая негнущиеся ноги, путаясь в пробковой сбруе, направился к борту. Обернувшись, Бонс окинул взглядом палубу, матросов, боровшихся с огнем, заметил и испанскую девятифунтовку, и видневшегося в далекой дымке «Моржа», посмотрел на изгиб берегового пляжа и зелень джунглей, голубое небо и горячее солнце… и наконец… наконец заставил себя взглянуть вниз, в мокрый соленый кошмар под ногами. Всю жизнь он провел вблизи от этой жижи, в лодке или на палубе, но никогда не пытался в нее погрузиться, не желал учиться плавать. Бывалый мореход Билли Бонс боялся воды.
На корме команда напрягала все силы в борьбе с огнем, работали насосы, мелькали ведра и шланги. Никто не смотрел в сторону Билли, скрючившегося на носу, дрожавшего, как юная дева в первую брачную ночь.
Если храбрость и преданность — добродетели (а как же может быть иначе?), то Билли Бонс проявил добродетель. Храбро боролся он с одолевшим его ужасом, беззаветную преданность делу выказал он. Может быть, бог моряков все же скостит ему часть вины за сотворенную в этот день добродетель…
Билли всхлипнул, зажал нос и… прыгнул.
Глава 49
9 сентября 1752 года. Южняя якорная стоянка. Предполуденная вахта (около десяти утра берегового времени)
Селена вышла на палубу и огляделась. На «Морже» творилось нечто невообразимое. На палубе валялись изуродованные трупы, извивались умирающие, вопили раненые, а Флинт, вооруженный окровавленной саблей, был очень занят тем, что добивал еще двоих членов экипажа, пытающихся от него удрать.
Внизу ее удерживал страх, и наверх она выбежала тоже со страху. Взломанная дверь не запиралась, но Селена так боялась команды, что не отваживалась показываться на палубе, не надеясь даже на защиту Флинта. Уплыть снова? Но она чувствовала себя обессиленной. Когда бабахнули пушки «Моржа», Селена забилась в уголок и сидела там, дрожа от страха. Но этот страх показался ей детским по сравнению с тем, что она испытала, когда вдруг одну стену ее убежища проломило ядро испанской пушки и исчезло сквозь дыру в противоположном борту, пропахав в полу солидную борозду. Селена взвизгнула и выбежала вон.
— Черная метка? — орал Флинт. — Я вам поставлю красные метки.
С этими словами он полоснул одного из преследуемых саблей по затылку и проткнул грудную клетку второго.
На разбитой палубе «Моржа» валялись остатки пушек, громоздились обломки. О дисциплине забыли, и Флинт, только что убивший двоих, оказался в кольце оставшихся. Человек двадцать столпились вокруг него с топорами, пиками и саблями. Нельзя сказать, что они Флинту угрожали. Напротив, можно утверждать, что они его опасались… даже, пожалуй, отчаянно трусили. Они ерзали, стараясь не оказаться лицом к лицу с Флинтом, ускользнуть в сторону, спрятаться за кучу обломков или забраться на нее, чтобы получить преимущество в высоте.
Обычно когда боятся драться, вспоминают о законе.
— Капитан, ты не имел права их убивать! — крикнул Аллардайс, указав на свежих покойников — Это не по Артикулам!
— Не по Артикулам! — подтвердил: нестройный хор.
— Ты совсем свихнулся, капитан!
— Да, да, да… — прожужжали остальные.
— В попугаев палишь!
— Да, да, да…
— На хрена нам такая забава! Мы джентльмены удачи, а не птицеловы, да!
— Да, да, да…
— Ты должен принять черную метку и не имеешь права трогать тех, кто ее тебе принес!
— Да, да, да…
— Чушь собачья! — гаркнул Флинт, не обращая внимания на стекающую по физиономии кровь. — В Артикулах ни слова о черной метке.
Истинная правда. Флинту это было известно, Аллардайс этого не знал, но читать не умел и возразить не отважился.
— Ну… Ну… Тогда… Это обычай такой! Обычай! Славная традиция! — вспомнил Аллардайс терминологию военного флота, в котором начинал морскую карьеру.
— Традиция? Салага! Козел вонючий! — Терпение Флинта лопнуло. Он бросился на Аллардайса. У того хватило ума отскочить, но трое стоявших рядом решили встретить Флинта оружием. Зря. Во мгновение ока один лишился кисти руки, другой свалился подыхать с перерубленным горлом, третий упал уже мертвым.
И все, мятеж подавлен. Самых храбрых; способных поднять на него оружие, Флинт вывел из строя, убил или искалечил. Более никаких возражений он не услышал. Лишь стоны недобитых и невнятное бормотание оставшихся невредимыми. Все так же бормоча, они отошли и сгруппировались кучками. Флинт стер с физиономии кровь и пот, заметил Селену и насмешливо поклонился.
