– Настенька, выходи! Мы победили! Слава Руси и особой сотне!
И рухнула на кровать, потеряв сознание.
Очнулась Катька оттого, что ей кто-то брызгал в лицо то ли квасом, то ли брагой. Она открыла глаза и увидела склонившуюся над ней княжну с золоченым кувшином в руках, взятым с пиршественного стола. Настенька радостно улыбнулась и произнесла на удивление твердым и даже деловым тоном:
– Слава богу, Катенька! – И добавила скороговоркой: – У тебя только на ноге порез глубокий, но крови потеряла не очень много, даже совсем почти не бледная! А других ран нету, хотя вся одежда в крови! А эти… Они хоть и не двигаются, да боюсь я их. Когда к столу за кувшином с питьем ходила, то остерегалась, твой кинжал брала!
С этими словами Настенька вложила в руку Катьки теплую надежную рукоятку абордажного кортика.
Катька окинула взглядом горницу, заполненную телами опричников, и успокоила княжну:
– Не бойся, Настенька! Разила я их надежно, насмерть! Разве что вон тот толстый мешок с дерьмом возле двери, коему я в спину пулю всадила, может, и жив еще, хотя и лежит замертво. Да я проверю, добью гада, ежели чего. – Она попыталась подняться, но, почувствовав противную слабость, смогла только сесть и, чтобы перевести дух и не показать перед княжной свою немощь, продолжила разговор: – А ты молодец, что спряталась, не мешалась в схватке. И что потом мне на помощь подоспела, в сознание привела да раны мои осмотрела. Стало быть, ты есть не размазня кисельная, не котеночек теремной, а наш человек, смелый да надежный!
– Что ты, Катенька! – возразила княжна, впрочем, слегка зардевшись от ее похвалы. – Я ведь с неожиданности да со страху, когда меня прямо во дворе батюшкиного дома схватили невесть кто и в карету поволокли, чувств лишилась. В горнице этой только чуть опомнилась, да и тут же сердце едва не остановилось, когда разговоры их похабные услыхала. Лишь тебя рядом увидев, ожила, на этот свет возвернулась… А уход за немощными да ран врачевание у нас в доме, как и в других многих домах боярских, от матери к дочери из поколение в поколение передается. Так что не впервой мне кровь видеть да помощь больным подавать.
– Это хорошо, – немного невпопад задумчиво проговорила Катька.
Фраза княжны о пленении во дворе родительского дома заставила ее вздрогнуть. Будучи временно приписанной к особой сотне, девушка хорошо знала, что именно во дворе городской усадьбы князя Юрия постоянно дежурила боевая тройка леших в полном вооружении и с сигнальной ракетой. Как бойцы могли лопухнуться и, судя по словам княжны, допустить внезапный захват своих подопечных? Но она вынуждена была отложить обдумывание этого вопроса до более благоприятного момента, а сейчас еще предстояло продолжение насущных дел.
– Раз ты у нас опытный врачеватель, то выбери-ка на столе среди хмельных напитков тот, который покрепче, дай мне глоток и сама глотни в меру для бодрости!
Княжна, полностью доверявшая Катьке и успокоенная ее словами относительно поверженных врагов, уже без опаски обходя трупы, подошла к столу, перебрала кувшины да ендовы, принюхиваясь к содержимому, выбрала один с крепкой медовухой, налила понемногу в две чистые серебряные чарки, вернулась, присела на постель. Катька взяла из ее рук чарку, улыбнулась:
– Ну, давай, Настенька, за то, чтоб мы всегда прорвались, где бы наша не пропадала!
Она чокнулась с княжной и выпила чуть обжигающий глотку мед единым духом.
Княжна, подражая Катьке, также сделала большой глоток, но с непривычки поперхнулась, закашлялась.
– Я ведь только других поила, сама-то первый раз лечусь, – сдавленным голосом сквозь набежавшие от кашля слезы попыталась оправдаться она.
– Ерунда, не обращай внимания, – покровительственным тоном успокоила ее Катька. – Вот выйдешь замуж за Дымка, поедешь к нам в Лесной Стан, там настоящим искусством врачевания овладеешь, так еще и не то попробовать придется. Есть, например, такая вещь, как коньяк французский, или еще виски шотландский. Но против нашего доморощенного спиритуса и они слабы.
Катька сама ни разу не пробовала вышеперечисленные напитки, но разговоры о них слышала многократно.
– Как это «замуж»? – зарделась княжна, пропустив мимо ушей все остальное.
– Как положено: в церкви православной, через священное таинство венчания, – будто не поняв сути ее вопроса, авторитетно ответствовала Катька.
Боец вспомогательного состава особой сотни была далека от того, чтобы праздно молоть языком. Несмотря на мужественное поведение княжны, Катька все же всерьез опасалась, что та может не выдержать перенесенных испытаний и психологически сломается в самый неподходящий момент. Поэтому она намеренно разгружала Настеньку, уводя ее мысли в сторону от страшных событий, настраивала на светлую перспективу.
– Теперь давай-ка снимем жгут да перевяжем рану, – специально резко сменив тему, скомандовала она княжне.
Девушки вдвоем быстро справились с задачей, успешно использовав в качестве бинтов тонкую льняную простыню, которую они, ничтоже сумняшеся, сняли с постели и располосовали кортиком на ленты нужной ширины. Предварительно рану сверху слегка промыли тем же крепким медом. После перевязки Катька осторожно встала и с радостью почувствовала, что теперь может двигаться более-менее свободно.
Первым делом она, чуть прихрамывая, подошла к телу Хряка, с предосторожностью нагнулась над ним, держа кортик на изготовку. Опричник был мертв: пуля попала в сердце. Этому жестокому и подлому негодяю повезло последний раз в его мерзкой жизни, и он принял легкую смерть, не корчась на дыбе или в пламени костра, как его многочисленные невинные жертвы.
«Ну надо же! – подумала девушка. – Два выстрела, и оба в яблочко: одна пуля в лоб, другая – в сердце. Однако ж я не хуже, чем любимый братец, в бою отстрелялась-то!»
Подбадривая себя и ощущая законную гордость от победы в неравном поединке, Катька, конечно же, напрочь забыла, что при первом выстреле она целилась не в голову, а в грудь, а второй раз палила навскидку, по силуэту, особенно не выбирая, куда, собственно, попасть.
Отойдя от двери, Катька вновь присела на постель, чтобы немного отдохнуть, и принялась заряжать пистоль. Открыв крышечки в рукоятке, она извлекла из специальных углублений два запасных заряда, представлявших собой, как и саму пистоль, редкую по тем временам техническую новинку: бумажную колбаску с закрученными концами, в которую был насыпан порох в точно отмеренном количестве и вложена пуля, отделявшая к тому же в колбаске основной заряд от затравки. Сама обертка использовалась в качестве пыжа. Вынув из подствольного желобка шомполок, девушка прочистила стволы, засыпала порох, подсыпала затравку на полки, вложила пыжи и забила пули. Проделывала она все эти манипуляции автоматически, при этом то ли беседуя с княжной, то ли просто рассуждая вслух.
