Но она осталась сидеть неподвижно и только наблюдала за тем, как Ренье смотрит на ее брата – бережно и с легким сожалением.
Наконец Гайфье сказал громче, чем прежде:
– Вынужден расстаться с вами. Возникла настоятельная потребность полистать книгу исторических хроник. Там, знаете, много любопытных историй. Про убийство королевы, например.
Ренье вздрогнул всем телом, резко качнул головой и побежал прочь по дорожке. Мальчик смотрел ему в спину и нехорошо улыбался. Потом повернулся и уставился прямо на Эскиву.
– Ты шпионила!
– Вот еще, – возмутилась она, качая ногой прямо над его макушкой. – Мужская болтовня скучнее, чем у стряпух на кухне! Только хвастаетесь друг перед другом, и ничего больше.
– А вы, девчонки, только ноете да жалуетесь, – огрызнулся Гайфье.
– Только не я, – важно сказала королева. Она спрыгнула на землю, с вызовом глянула на брата. – Родители вернулись, знаешь?
– Да, – кивнул он хмуро. – Ну и что?
– Мать какая-то печальная.
– Она мне не мать.
– По-моему, об этом только ты один и помнишь. Она давно забыла.
– Уида ничего никогда не забывает, Эскива. Она – Эльсион Лакар. Для нее все существует только в настоящем.
– Это ты в книгах вычитал или тебе Пиндар рассказывает? – прищурилась Эскива.
– Пиндар?
Гайфье рассмеялся, как будто Эскива и впрямь сказала нечто чрезвычайно смешное. Девочка сдвинула брови.
Гайфье подтолкнул ее ладонью в плечо – жест получился вполне дружеский – и медленно побрел прочь. Эскива уселась под деревом, обхватила колени руками.
Она совершенно перестала понимать своего брата. Они и прежде иногда ссорились, даже дрались, но никогда еще Гайфье не выглядел таким отчужденным. Как будто он влюбился и скрывает это как самую великую тайну. Или задумал нечто ужасное – и опять же скрывает это.
«Любовь похожа на преступление, – подумала Эскива. – Секреты, странная тяжесть на душе – и всегда такое ощущение, будто мир был создан только вчера. Полнота и новизна жизни. Человеческий способ понять, что такое – быть Эльсион Лакар».
* * *
В то утро Эмери почему-то казалось, что Ренье непременно ввалится к нему с визитом и что произойдет это с минуты на минуту. А Эмери не хотелось его видеть. Только не сейчас. Придворный композитор вздрагивал от каждого стука, нервно выглядывал в окно, так что Фоллон, угадавший настроение своего господина, вынужден был взять на себя хлопотную миссию. Едва в доме слышался какой-нибудь непонятный звук, как Фоллон возникал в комнатах своего господина и с невозмутимым видом докладывал:
– На улице у повозки отскочило колесо, господин Эмери.
– Собаке прищемили дверью хвост, господин Эмери.
– Служанка выплеснула помои из окна в канаву, но сдуру выронила и горшок.
Эмери, подскакивавший при каждом появлении Фоллона, наконец не выдержал:
– Доложишь, если придет мой брат.
– Возможно, следует сказать господину Ренье, что вас нет дома? – осведомился Фоллон.
Эмери раскричался:
– Как ты смеешь?! Он – мой брат. Для него я всегда дома, даже если он пьян и осаждаем кредиторами.
– В таком случае я непременно доложу о его появлении, – сказал Фоллон и вышел.
Но Ренье так и не явился, и к середине дня Эмери немного расслабился.
Роговой оркестр репетировал день и ночь. Эмери снял для музыкантов целый трактир на окраине.
Софена по приглашению Эмери гостила у него в доме. Ни девушку, ни ее отца ничуть не смущало то обстоятельство, что она жила в доме холостяка, где, кроме стряпухи, не было ни одной женщины.
Эмери держался с ней очень церемонно, даже отчужденно, при встрече целовал руку. Они виделись только за обедом и на репетициях и лишь время от времени, вечерами, сходились в нижней гостиной, где Эмери часами играл на клавикордах. Обычно в таких случаях девушка усаживалась в кресло и замирала, так что Эмери даже забывал о ее присутствии.
Точнее, ему думалось, что он забывает, потому что на самом деле он ощущал близость Софены каждый миг. Та простота, с которой они поцеловались в запущенном саду Русалочьей заводи, исчезла. Они нарочно воздвигали между собой преграды и старательно изображали светских людей, связанных между собой лишь музицированием.
Эмери подкупало то спокойное достоинство, с которым держалась Софена. Она не пыталась выяснять отношения. Не провоцировала пикантные ситуации, даже не ловила его взглядов. Она просто жила в соседних комнатах, слушала его игру на клавикордах и добросовестно дула в свой рожок, когда наступала нора звучать самой тонкой ноте в оркестре.
Ренье возник в нижней гостиной Эмери только под вечер – благоухающий вином, развеселый, со свежими жирными пятнами на одежде. Эмери встретил его с более кислым видом, чем обычно, и Ренье мгновенно оценил это. Громко захохотал:
– В чем дело, брат? Уж не супруга ли нашего регента водворилась у тебя в гостях?
– Нечего шутить, – буркнул Эмери. – Я отделывал последний фрагмент.
– А что, – осведомился Ренье, бесцеремонно плюхаясь в кресло и хватаясь за кувшин с вином, – ты ведь, кажется, набрал каких-то землепашцев, и они у тебя дудят кто во что горазд? Я, брат, все выяснил. У меня там знакомая девочка живет по соседству. Говорит, трактир весь гудит, как осиное гнездо. Жу-жу-жу, каждый вечер до изумления.
– Ренье! – предостерегающе произнес Эмери.
Но на брата никакие намеки не действовали.
– Я называю эту музыку – пляска рогоносцев, – заметил Ренье скромно.
Эмери взорвался:
– Ты полагаешь, это смешно?
– Ну… да.
И тут оба поняли, что в комнате находится еще один человек. Дружно повернулись в сторону дверного проема.
Софена чуть покраснела.
– Простите, я не знала, что у вас гости, господин Эмери.
– Мой брат Ренье, – представил Эмери. И перевел строгий взгляд на Ренье: – А это – Софена.
– Софена?
Ренье даже подскочил, так неожиданно прозвучало для него это имя. Потом обмяк в кресле и с облегчением рассмеялся.
– Дочка Роола, ну конечно! – Ренье обезоруживающе улыбнулся. – Значит, вы – Софена-«маленькая»! Можно я поцелую вас? На братских правах. Точнее, на правах дядюшки. Я ведь знавал вашу тетку, стало быть, в какой-то мере ваш дядя.
Он вскочил и быстро расцеловал Софену в обе щеки.
– Ну вот, так лучше, – сообщил он, хватая ее за руку и втаскивая в комнату. – Ай, она покраснела! – закричал он, обращаясь к брату. – Провинциалка! Чудо! Ты уже влюблен? – становясь строгим, спросил Ренье у Эмери. – Если нет, влюбись немедленно, иначе я отобью ее у тебя.
– Мы говорим о молодой девушке, – сказал Эмери. – Просто не верится, что ты до сих пор сидишь в гостиной как ни в чем не бывало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
