Сильное дело завязалось на правом нашем фланге, где Наполеон вел главную атаку; мы только слышали гул орудий, который в горах раздавался. Против нас в лесу усиливались неприятельские стрелки. Для удержания их граф Орлов-Денисов приказал двинуться донской конной артиллерии. Два орудия заняли бугор, перед нами находившийся и отстоявший не более как на 60 сажен от лесу. Донцы отважно выехали на бугор под жестоким ружейным огнем, действовали своими орудиями часа три во фланг неприятелю и нанесли ему большой урон, но и сами много потерпели: почти все люди и лошади их были у них перебиты и несколько раз заменялись новыми. Баварцы покушались взять сии орудия, но при выступлении из леса увидели Белорусский гусарский полк, тронувшийся в атаку на них, и отступили.
Для удержания неприятеля привели к нам из-за гор еще прусскую артиллерийскую роту, состоявшую из семи трехфунтовых орудий. Капитан Гертиг, который ею командовал, явился к Чаликову, и Чаликов приказал мне показать ему место, откуда бы ему удобно можно было действовать. Другого места я не мог найти, кроме как несколько поодаль от правого фланга нашей дивизии; он стоял ниже неприятеля и должен был в гору стрелять, но делать было нечего, и пока Гертиг заряжал орудия свои, у него уже несколько человек было раненых. Он осыпал неприятельских стрелков картечью и нанес им большой урон. Но неприятель снова усилился и, невзирая на то, что его с двух сторон били картечью, решился взять прусские орудия и стал из леса выходить; пехота наша не могла устоять и бежала. Чаликов, видя опасность, вызвал охотников из своего полка.
Выехали Жаке и я, а за нами человек пятнадцать улан. Жаке взял у одного из них пику, обратился ко мне и сказал весьма кстати, хотя и не понимая, что говорил, обыкновенную свою поговорку:
– Ce n’est pas la naissance, c’est la seule vertu qui fait la différence.
Мы закричали «ура!» и поскакали к неприятелю; пехота наша быстро отступала и почти бежала. Баварцы приближались к прусским орудиям. Дивизия наша уже давно села на коней и готовилась к бою; но что могли мы сделать с уланами против толпы стрелков, спускающихся с покатости на расстоянии 30 или 40 сажень от нас? Некоторые из наших подбежали к ним и стреляли по ним из пистолетов; но нас осыпали таким множеством пуль, что вмиг уже около половины наших охотников не было. Видя, что мы уланов всех потеряем и ничего не сделаем, мы решились с Жаке поднять пехоту нашу и ввести в дело тех из людей, которые прятались за каменьями и за кустами. Уланы стали их выгонять оборотами пик, а я нагайкой, так что в одно мгновение собралось много народа; к этому времени пришли еще на помощь к нам весьма кстати олонецкие ополченные стрелки, люди все храбрые и ловкие. Олонцы немедленно расположили свою цепь при прусских орудиях, завели перестрелку и стали понемногу вперед в гору подаваться. Между тем мы присоединили к ним толпы пехотинцев.
Увидев одного спрятавшегося за камнем, я ударил его плетью и, соскочив с лошади, хотел вырвать у него ружье, чтобы идти вперед для примера другим; но он мне ружья не дал, сам закричал «ура!» и бросился один на штыки вперед. Стыдился ли он или опасался плети, того не решу. Пехотных офицеров ни одного тут не было. Толпа солдат присоединилась к сему пехотинцу, заревела «ура!» и побежали в гору. Баварцы нас не дождались и побежали, отстреливаясь, в лес, мы за ними и вмиг заняли опушку леса. Огонь вдруг совершенно прекратился, и неприятель исчез.
Я пустился с сей толпой, ободряя солдат, и уже был близко леса, как лошадь мою ранили пулей в ляжку вскользь. В пылу дела я не приметил, как на мне тоже прострелили бурку. Лошадь моя захромала, но рана была легкая: содрало только кожу, и сие не помешало мне на ней ехать. Только в ту минуту, как она крепко захромала, полагая, что у нее нога перешиблена, я спешился, чтобы осмотреть рану, и, дав ей отдохнуть, опять сел верхом и донес Чаликову и Орлову об очищении леса. Они были свидетелями всего и одобрили мои действия. Уланские офицеры окружили меня и превозносили мой подвиг. С тех пор они меня еще больше полюбили и называли фланкером, достойным их дивизии. Граф Орлов припомнил мне сражение под Чириковым, о котором я упомянул в записках о походе 1812 года.
– Здесь не хуже, – сказал он, – было того вечера, как мы под картечью с несколькими казаками прогнали французских фланкеров. Вы тогда со мной были; помните, как там жарко было?
По изгнании неприятеля из леса все тронулось на рысях вперед; радость сияла на всех лицах; конница подалась вправо на гору, и мы увидели перед собой Бауцен. Фланг наш много вперед подвинулся, но мы увидели в дыму, что наш правый фланг отступает и что направление линий наших совсем переменилось. Мы стали догадываться, что правый фланг наш должен быть разбит. Генералы наши не имели довольно смелости, чтобы атаковать неприятеля с тыла многочисленными своими войсками и занять Бауцен, отчего все сражение могло бы принять другой оборот. Мы не воспользовались своею победой и остановились на высотах. Лейб-гвардии Драгунский полк был послан вправо для разогнания собравшегося там неприятельского отряда. Адъютант Крещенский, который был послан с полком сим, вскоре воротился с донесением; лошадь его была тяжело ранена.
Однако же граф Орлов и Чаликов остановились на том бугре, где донская артиллерия более трех часов так славно действовала под сильнейшим ружейным огнем. Лафеты сих орудий были испещрены пулями; два или три дерева, тут росшие, остались без листьев и с поломанными сучками.
Я уже говорил, что людей и лошадей несколько раз переменили свежими. На место убывающих из последней смены едва оставалось четыре человека; при них был храбрый офицер, бойкий мальчик лет 14-ти, который выдержал все сражение, командуя этими двумя орудиями. Граф Орлов приласкал его; назывался он Андреев. Надобно было сменить сию артиллерию, но свести ее было некем; и так набрали пехотных солдат и, прикомандировав их к орудиям, отправили их назад; на смену же им велели прийти на бугор прусскому капитану Гертигу со своей ротой.
Гертиг пришел и хотел было явиться графу Орлову и рассказать ему свои подвиги, но он был так пьян, что упал у ног графа, вмиг уснул и захрапел: Гертиг нализался, стоя еще под горой, с радости, что орудия его были спасены. Он также имел много урона, и у него оставалась только половина людей при орудиях. Наша потеря в коннице не была значительна, но пехота много потерпела.
Лисаневич, командовавший в горах еще левее нас, опрокинул также сильную колонну неприятельскую, которая скрылась. После того на нашем фланге не было более ни одного выстрела.
Я поехал из любопытства в лес и нашел его устланным убитыми баварцами; потеря их была очень значительна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
