– А я к вам с приглашением от маркграфа. Он жаждет видеть новоиспеченного имперского рыцаря, – приступил адъютант к делу после обязательных благодарностей одариваемого.
– Я так и понял. Это очень срочно?
– Желательно.
– Я готов. Только прикажу карету спустить с платформы. Вы случайно не знаете, где я мог бы разместить с комфортом полтора десятка коней? И четыре экипажа. Для меня это проблема.
– Решим этот вопрос. Не беспокойтесь, барон, – заверил меня майор.
Положение обязывает. Пришлось ехать на пустой желудок, передав Вальду все бразды правления этой деревней на колесах и наскоро чмокнув жену с сыном. С Эликой только переглянулись и она не стала задавать лишних вопросов при постороннем.
На этот раз я облачился в белую парадную форму воздухоплавателя со всеми регалиями. Все же еду представляться к вышестоящему начальнику «по случаю». К тому же я его вассал.
В дороге как я не надеялся но прояснить обстановку не удалось так как адъютант Ремидия прибыл на вокзал один и верхом. Я же, как барин рассекал в коляске на паре серых в яблоках рысаках, заставляя прохожих оглядываться и любоваться этими благородными животными. А то и завидовать…
* * *
Во дворце маркграфа меня не привели в комнату с картинной галереей боевой славы Реции, как в прошлый раз, а мариновали в предбаннике рабочего его кабинета. Долго. Так что я в этом жесте усмотрел некоторое недовольство мною правителем. Только этого мне не и хватало еще до кучи.
На крайний случай могу и отсидеться на хуторе, но куда там девать такое количество породистых лошадей.
И людей я сорвал с насиженного места… Наобещал плюшек и печенюшек… Блин, такой удар по моей репутации…
Коротал время с дежурным флигель – адъютантом в чине гвардейского лейтенанта, который сидел на телефоне в приемной и дирижировал посетителями. Вполне ко мне доброжелательного. Мне он пообещал, что обо мне доложено и как только будет «окно» в расписании его сиятельства, так сразу… Слишком мой приезд был неожиданным.
М – да… Я между прочим во Втуце уже полдня и не сам напросился на прием, а меня позвали…
Минуты текли за минутами, складывались в часы, но пока приходил все какой-то местный чиновный люд и флигелек их запускал в обе стороны через тамбур из двойных кожаных дверей пухло обитых конским волосом. Из-за них не доносилось в приемную ни звука.
Очень я пожалел, что сорвался с места по первому зову сюзерена. Надо было бы с начала с толком пообедать хотя бы. Живот судорожно искал место, где прилипнуть к позвонкам. Хорошо еще, что стомах мой никаких неприличных звуков не производил. Вот стыда бы натерпелся…
В обмен на мой рассказ о кровавой тризне. Флигелек поделился со мной видением стратегической ситуации в мире.
На западном фронте без перемен, хотя периодически народ кладут тысячами в бесплодных атаках на проволоку.
На востоке отогузы медленно, но верно теснят цугул уже с восточных склонов пограничных гор. Перевалы все наши давно.
Имперская гвардия и олюмюцкая армия зажала остатки группировки Мудыни к реке. Отбросить наши войска назад у царцев нет сил, а отступать не дает широкая река. К тому же плацдарм царцев простреливается нашей артиллерий особого могущества почти насквозь. Сдаваться же царский и. о. командующего не желает. Позиционный тупик с ограниченными ресурсами у царцев. Снаряды ему поштучно привозят по ночам на лодках. Паром сожгли с дирижаблей и теперь ему переправляться через Нысю разве только вплавь
Флигель даже показал мне газету, в которой поместили снимок пылающего железнодорожного парома посередине реки и улетающего от него дирижабля. Вот тут-то я окончательно приуныл. Меня все дальше и дальше отдаляют от моей мечты. А другие в это время в небесах совершают подвиги. Я даже просто на воздушную разведку согласен, лишь бы летать. Лишь бы снова ощутить это несравненное ощущение парения в высоте.
– Вы меня слушаете, ваша милость? – подергал флигель меня за рукав.
– Простите, лейтенант, стомах подвело – с утра маковой росинки во рту не было.
Адъютант позвонил в колокольчик и явившейся на зов вместо ожидаемого денщика в форме весьма миловидной горничной заказал чай и бутерброды с бужениной. И продолжил политинформацию, что случилось на фронтах за неделю моего пути.
На нашей стороне реки железная дорога вся забита у царцев вагонами и паровозами, по которым не стреляют потому, как все равно будет все нашим, а вот на правом берегу все железнодорожные разъезды раздолбили тяжелой артиллерий и выбомбили с дирижаблей на день пути на восток.
На севере командарм Аршфорт практически вошел в Шеттинпорт, но неожиданно уткнулся на окраинах города в упорную оборону… островитян. Оказывается, пока мы там вдоль железки бодались с полковником Куявски, островитяне высадили в порту целую дивизию генерала Клауда со всей артиллерией и прочими средствами усиления. И что было совсем неожиданно очень большим количеством новых пулеметов. И, похоже, не уйдут оттуда пока не вывезут все, что успели поставить, но не успели передать царской армии. По донесениям разведки складское хозяйство за время войны там построили огромное.
На Северном море периодически сходятся эскадры и, качаясь на волнах, избивают друг друга снарядами, но потопленных кораблей мало. Все больше в капитальном ремонте. Полностью перекрыть морское сообщения островитян с Щеттинпортом флоту не удается.
На южных морях все замечательно. Мы союзников не пускаем в Мидетерранию. Они нас в океан, где проходят второй пучок маршрутов торговли колониальными товарами.
Морские силы Винетии безвылазно сидят в своих портах. А население герцогства отчаянно занимается контрабандой по всем направлениям. Пришлось усилить таможню. Но этого пока недостаточно.
Марка активно осваивает южные склоны Рецкого хребта и заменяет там винетскую администрацию на свою. Военно – рецкая дорога на которой я начинал воевать уже не справляется с возросшим трафиком товаров. И все с нетерпением ждут Вахрумку, когда он приступит к строительству железной дороги. Понимают, что дело небыстрое, но всем не терпится.
Падеж поголовья интендантов в Ольмюце как-то прошло в реции третьеполосной новостью. Все затмила кровавая тризна по молодому графу. О ней до сих пор по сидериям и пивбарам вечерами судачат за стаканчиком.
Горничная, покачивая бедрами, принесла нам чай с бутербродами и забрала поднос с игривым подмигиванием. Именно мне. Еще в дверях обернулась и улыбнулась так призывно, что тут даже дурак поймет. Но я не дурак, я сделал вид, что ничего не заметил.
Когда я с наслаждением откусил первый кусок буженины, то маркграфу – чтоб он был здоров – именно в этот момент приспичило соизволить меня принять.
Кабинет, куда меня поспешно втолкнул флигель, неожиданно не поразил меня размерами. Где-то метров тридцать квадратных, не больше. Высокие потолки. Люстра с хрустальными подвесками на пять масляных ламп. Два высоких окна. Скромно. А то обычно высокие начальники приближают площадь таких помещений к футбольному полю. Чтобы ты до него от двери еще долго шел, осознавая свое ничтожество перед небожителем. Здесь же было все по меркам положения обитателя весьма аскетично, в отличие от парадных комнат которые я видел в этом дворце в прошлый раз.
В простенке карта Реции с заштрихованными зеленым карандашом новыми землями на юге. Линии путей сообщений. Какие-то флажки воткнуты.
На полу большой ковер. Застекленные шкафы – на окнах шелковые зеленые шторки, так что содержимого не видно. Красивый сейф в углу у письменного стола, просто произведение искусства металлического литья. Несколько стульев вдоль стены и пара перед столом.
Его светлость сидел за массивным столом, столешница которого была сработана из плиты полированного черного камня. Сразу вспомнилось как в одной из московских квартир в семье с корнями «из бывших» видел я аналогичный стол, только круглый, на одной центральной ноге. Специальный стол для профессиональной игры в карты, чтобы не было возможности мухлевать. Прадедушка той моей временной подруги держал до революции игорный дом и это было все что от него осталось потомкам. Письменный стол большой прямоугольный и лежал на двух массивных тумбах темного дерева. На столе бронзовый чернильный прибор в виде средневековой крепости. Лампа под зеленым стеклянным абажуром. Телефон. Бумаги разложеные в некотором беспорядке.
Рядом со столом на широкой вышитой золотом ленте свисала ручка сигнального колокольчика для адъютанта.
Встав посередине ковра, я по – уставному отрапортовал.
– Ваша светлость, имею честь представиться по случаю вхождения в сословие имперских рыцарей. Прибыл на родину для прохождения лечебного отпуска. Лейтенант имперского воздушного флота Савва Кобчик.
