Открываю шкаф и задумчиво разглядываю его содержимое. Подождите-подождите…
Белозубая подружка Катя, побывав в Амстердаме, привезла мне оттуда красивые чулки. «Мужиков соблазнять, Вероник», — со смехом сказала, вручая их мне. Ага, смешно ей было. До сих пор они лежат в коробочке ненадеванными.
Вытаскиваю чулки из коробки и с бесконечными предосторожностями примеряю их, после надеваю платье.
По цвету они подходят, и всякие бантики-шмантики начинаются аккурат под надежно скрывающей их нижней частью платья. Точно, все надежно скрыто. Пускай будут они.
Прохожусь по комнате. Чуть-чуть начинающиеся бантики видно, и, если садишься, этот буржуйский разврат тоже заметен. Но Стас не увидит: буду внимательно следить за провокационными чулками, чтобы избежать неуместных шуточек, которые начнутся обязательно, если Стас узрит сие амстердамское великолепие. Грустно вздыхаю. Иногда даже скучаю по его колкостям. Скучаю по нему…
А ведь виделись только вчера. И сегодня увидимся ненадолго.
Положа руку на сердце, признаемся себе со всей возможной честностью: не так уж я мечтаю выпить с медиками субботним вечерком. Сердце кровью обливается, как представлю, что моя Жужа будет скулить один дома. Конечно, ключи и немного денег я оставила соседу, он погуляет с собакой утром, но все-таки…волнуюсь как-то. Жаль, что нельзя Жужика взять с собой. О нем даже не шла речь с Робертом, а спросить я засмущалась. Все равно скажет, что нельзя. Кто же в гостиницы таких собак, как мой Жужик, берет? Это же не комнатная, не диванная собачонка, а дворняжка среднего размера, наглая и местами невоспитанная. Быть Жужику дома.
Ладно, два часа у Стаса я посижу в подобных чулках, их удастся спрятать, но как быть с Робертом? Как он-то отнесется к ним, нравственный мормон?
Вероника, Роберт не мужик, что ли? Да брось ты. В первую очередь он мужчина. Хорошо отнесется, даже не переживай…
Подумает еще, кстати, что ты соблазнять его будешь. Ой, хлебну я много веселого с подобными чулками, тем более надела на себя их не с хитрой задумкой, а от того, что надеть больше нечего. Какая из меня сейчас соблазнительница — смех, да и только! Если примерила павлиний хвост, то это еще не значит, что ты павлин.
Иду к тому, которого мечтала бы соблазнить, и буду прятать их до последнего вздоха, но второму, сближение с которым я вовсе не планировала, обязательно покажу. Где логика?
Ой, лучше об этом вообще не думать.
Все, сумка на видном месте, в плошках у Жужика свеженькая водичка и большая, с горкой, кучка корма, которую он сейчас с радостью разоряет. Желудок у собак бездонный, я его кормила недавно, ан нет, глядите — опять налегает на еду! Ничего, вернусь и подсыплю. Не оголодает сильно за один день.
Надеваю длинную куртку, хотя планировала пофорсить в короткой. Угу, намодничаешься, когда на тебе дурацкие тоненькие чулки с бантами и ажурами, которые впору надевать — и снимать — только при слабом свете ночника в спальной. Здесь бы задницу не заморозить, на холоде…
В последний момент прихватываю подарок Стаса. Чуть его не забыла! И смотрюсь на себя в зеркало.
Пятиклашки говорят, что я очень красивая. Я не знаю, какими глазам они смотрят на меня, потому что я великой красоты за собой не вижу. Грустные голубые глаза, мышиные волосы, обычные черты лица. Да, я, может быть, симпатичная, если накрашусь, вот как сейчас, но — не больше.
И с Алисой тебе никогда не потягаться, Вероника. Так что оставь свои переживания о чулках и смело иди поздравлять Стаса. А когда часы пробьют девять, ты из Золушки превратишься в прекрасную принцессу… и покинешь своего принца.
Отче, это ты такие сказки веселые пишешь?
— Тепло ли тебе, девица? — Стас издевательски оглядывает мою длинную куртку.
«Знал бы ты, дружок, что у нас там под ней. Тогда бы злых шуточек у тебя быстренько поубавилось», — злорадствую про себя. Немножко позлорадствовать — почти единственное, что могу позволить в отношении Стаса.
— Нормально, — отвечаю я. Осторожно снимая куртку, кошусь на подол платья — оно чуть не доходит до коленок. Нет, ничего не видно, банты надежно скрыты, но расслабляться не стоит.
— Блин, какой-то подвох готовишь. Не понял еще, какой, но если бабы так загадочно улыбаются, то все, туши свет, бросай гранату.
— А я разве улыбаюсь? — ой-ой. Поаккуратнее с лицом надо, что ли. И не глядеть так открыто на подол платья.
— Улыбаешься. В чем дело?
— Рада, что у тебя День рождения. Если будешь хорошо себя вести, даже подарок вручу.
— Какой еще подарок? — недоумевает Стас, даже глаза широко распахнул.
Он выглядит сегодня…ну, как всегда. Исключая то, что Стас подстригся и надел новенькую черную майку в обтяжку. Мужчины особо не заморачиваются, чтобы шикарно выглядеть в свой праздник. Но Стасу повезло: он сам по себе здорово смотрится, и ему никакие уловки не нужны, чтобы, поглядев на него разок, женщины еще не раз бы обернулись. Настоящий герой.
— У тебя же праздник? Не хотела сразу, с порога вручать, но если…
— Не ждал вообще. Да ладно, чего заморачивалась? — рука Стаса проходится по короткому ежику волос, — Пойдем на кухню, что ли? Или, может, в гостиную?
— На кухню, конечно, — говорю сразу же.
Опасаюсь я ходить в разные гостиные. За собой не уследишь там, куда уж за Стасом. А кухня — это кухня. Родная, привычная. На ней как-то не думается о постороннем, в том числе — о сексе. Или думается меньше, чем в гостиной с диваном, или в той светлой комнате с большой кроватью. Все-таки на кухне мало мебели. э-э… горизонтального положения, а столы всегда чем-то заняты.
Стас хочет, по привычке, меня пропустить вперед, но я специально мешкаю около полки с обувью.
— Я подойду, — говорю небрежно, и Стас один уходит на кухню. Натягиваю, как могу, платье на коленки, и скорой трусцой пробегаю весь длинный коридор. На кухне Стас как раз отвернулся к барной стойке, и я ныряю за спасительную поверхность стола, присаживаясь на стул.
Подарок кладу на стол, рядышком с шахматной доской. Амбициозный Стас недавно поменял и доску, и шахматы: по искусной работы деревянной доске теперь вышагивают фигурки из камня. Я долго смеялась над такой рокировкой и позорила Стаса за пижонство. По мне, так нет особой разницы в доске и фигурках, а за последние — эксклюзивные — я даже теперь побаиваюсь (вдруг уроню нечаянно), но Стас старую доску и шахматы так и не вернул, а на насмешки отвечал такими же насмешками.
— Вероничка, поможешь поставить на стол еду? Шахматную доску убери пока, — предлагает Стас, но вставать из-за стола мне смерти подобно.
