Стоявший рядом солдат оцепления склонил голову, прислушавшись к рации, и негромко что-то ответил. Потом вытянул руку и поманил репортера пальцем.
– Можешь пройти, – сказал он. – Внутри тебя встретят.
Дважды повторять Ваю не пришлось. Он махнул рукой второму оператору и бросился к стеклянным дверям корпуса.
Внутри царил полумрак. Свет то ли притушили, то ли вообще не включили, предоставив освещать холл пробивающемуся снаружи сквозь листву солнцу. Неважно. Компенсирующая электроника камеры осветлит обстановку по необходимости. Давешний орк уже ожидал его, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
– Сейчас я проведу тебя на подземные уровни корпуса, – сказал он репортеру. – Ты сможешь показать людям, в каких условиях содержались дети и что с ними делали. У нас есть пятнадцать минут, потом к работе приступят судмедэксперты.
Мимо быстрым шагом прошла группа людей – по большей части люди и тролли в военной форме с офицерскими знаками различия. Но в середине мелькнул невысокий человек в гражданской одежде, и рядом – девочка? Да, девочка лет десяти. Или двенадцати, не разберешь. Откуда здесь ребенок? Она тоже содержалась здесь? Но почему ее не эвакуировали вместе с остальными – свободные фургоны еще оставались! Репортер заколебался, но группа уже прошла сквозь наружные двери.
– Вы идете? – нетерпеливо спросил орк.
– Да, – кивнул Вай. В конце концов, камера наверняка зацепила группу если не основным объективом, то уж боковым – точно. Потом он просмотрит запись, дотошно и медленно, чтобы не упустить никаких деталей. Еще одна ниточка для разматывания – сколько их уже накопилось сегодня? Хватит, чтобы расследовать в течение года или двух. Не гоняйся за всеми воробьями сразу, дружок, сосредоточься на вороне.
Он быстрым шагом двинулся к лифту за пресс-секретарем. Оператор следовал за ними по пятам.
Коридор подземного уровня поразил его воображение. Низкие бетонные потолки, змеящиеся по стенам толстые черные и синие кабели и коммуникационные короба, пол, выложенный широкими квадратами грубого кафеля, мертвенно-белое освещение… Как здесь можно хотя бы просто работать? Бр-р… Клаустрофобией Вай не страдал, но таких вот бункеров в военном духе на дух не переносил. Впрочем, у тебя только пятнадцать минут, напомнил он себе. Потом тебя отсюда вышвырнут. Потерпишь… Вот синий карачун, а сигнал из подвала вообще пробьется?
– Вот одна из камер, в которых содержались дети, – орк ткнул пальцем в распахнутую настежь дверь, над которой мигала красная лампочка. Из дверного проема тянуло резким медицинским запахом, смешанным с вонью человеческих выделений. – Сейчас в ней включен свет. Однако, как правило, свет не горел, чтобы затруднить детям ориентировку и снизить вероятность внезапной агрессии против персонала. С той же целью практиковались глухие повязки на глазах. Пройдем внутрь.
Белые глянцевые стены, местами забрызганные чем-то темным. Посреди камеры – обтянутое непонятным коричневым материалом ложе с отходящими под углом широкими полосами для рук с разомкнутыми сейчас автоматическими медицинскими блоками. Ложе усеивали большие и малые фиксирующие обручи, в нижней его трети – неприятно выглядящая трубчатая конструкция: блок ликвидации выделений. Если не считать змеящихся по полу трубок и кабелей, а также большого глухого ящика на роликах, больше в комнате ничего не имелось.
– Фиксирующее ложе – основное место, где дети проводили большую часть времени, – орк ткнул пальцем в кушетку. – На нем можно видеть захваты для рук, ног и тела, фиксирующие туловище в практически неподвижном состоянии. Впрочем, почти все время в камерах дети, накачанные лекарствами, проводили без сознания. Кормление осуществлялось жидкой пищей по вводимой через нос трубке, отходы жизнедеятельности из тела отводились санитарным блоком. Вон там, – он показал на ящик, – так называемый "саркофаг", в котором детей возили из камеры в лаборатории и обратно. И камера, и "саркофаг" оборудованы блокираторами, действующими в непрерывном режиме и не позволяющими подопытным проявить свои особые способности за пределами лабораторий. В целом оснащение камер соответствует тюрьме строгого режима для особо опасных преступников с психическими отклонениями. Напоминаю, что международная Конвенция о защите прав детей строго запрещает применять подобные меры содержания к лицам моложе шестнадцати лет из-за высокого риска нанесения непоправимого ущерба психике и здоровью развивающегося организма.
– То есть детей содержали как особо опасных преступников? – встрял Вай. – А могли применять какие-то другие меры?
– Разумеется, – сухо сказал орк. – Они всего лишь малолетние дети, а не кровожадные бандиты. В специальных детских домах вполне обходятся стандартными нашейными блокираторами, да и те используются только в экстренных случаях. В остальном девиантов содержат, как обычных детей. Но то, что произошло здесь, выходит за всяческие рамки. А теперь пройдемте в лаборатории – я продемонстрирую пыточные аппараты, которые здесь почему-то считались исследовательскими стендами…
Торрик Ваба бросил озабоченный взгляд на окно, выводившее картинку с главного объектива. Из-за тряски фургона контроль-панель мелко дрожала, так что разобрать, с каким качеством идет картинка с главного объектива, было почти невозможно. Наверняка оптоэлектронный стабилизатор компенсирует тряску, но все же лучше, когда можно проверить самостоятельно. Ладно, все равно картинка в прямой эфир не идет, так что в студии монтажный компьютер поправит.
Он сделал щиток прозрачным и повернул голову, всматриваясь в окрестности. Странно. Преследуемый медицинский фургон, блистая оранжевыми боками в двух десятках саженей впереди, несся по крутой улочке, петляющей между двух– и трехэтажными домами в старой части города. Торрик не считал себя великим знатоком окрестностей, но, как ему помнилось, очень скоро они должны оказаться на глухой окраине в окрестностях обрывистых склонов Глиняной горы. Там нет никаких госпиталей, там нет загородного шоссе. Там нет вообще ничего, кроме древних домов, половина которых давно заброшена хозяевами. Куда этот шарабан летит на всех парах? Надеюсь, мы сели на хвост фургону с эвакуируемым, а не пустому. А то окажется сейчас, что его водила просто решил воспользоваться отсутствием работы и сгонять домой пообедать… Во имя Назины, почему фургоны разделились? Почему не отправились в свою больницу – или куда там еще? – все вместе? Так от преследования уходят, а не больных доставляют!
Улица впереди в очередной раз вильнула. Взвизгнув тормозами, но не снизив скорость, оранжевый фургон вписался в поворот, тут же скрывшись за деревьями, окружающими потрепанный трехэтажный дом с высокой крышей. Торрик ругнулся. Чтоб этому Ваю ногу сломать на ровном месте! Он, Торрик, оператор, а не частный детектив и не полицейский, чтобы в автогонках участвовать!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
