– Думаю, что факты смогут убедить ее.
Я с сожалением улыбнулась этой иллюзии.
– Что ты собираешься сделать? – с вызовом спросила я.
Эмилиано снова удивил меня.
– Тебе самой придется доказать истину, – сказал он. – Это твоя обязанность. С понедельника бери след и раскопай прошлое и настоящее этого типа. А кстати, как его зовут?
– Луиджи Саворелли, – ответила я.
Мне казалось, что я вернулась в те прекрасные дни, когда лишь начинала свою карьеру, когда мне впервые поручили ответственное и трудное расследование.
– Я помогу тебе получить доступ в те круги, где ты захочешь собирать материал, – сказал Эмилиано. – И буду помогать тебе всеми средствами. А ты делай свое дело. Я убежден, что ты напишешь одну из своих лучших статей. Самую яркую и неопровержимую.
Идея была заманчивая, но здоровый скептицизм заставлял меня держаться недоверчиво.
– В конце концов, мое расследование окажется в корзине рядом со столом главного редактора «Опиньони», который никогда не опубликует подобный материал, – закончила я.
– Но «Оридзонти» опубликует. Его редактор не знает, что Лола Монтальдо выставила тебя за дверь в связи с этим делом. Я гарантирую тебе успех. Твой материал опубликуют, не изменив ни одной запятой. Так Лола узнает, что представляет собой этот мерзавец, ради которого она пожертвовала тобой!
Это была заманчивая перспектива, самая заманчивая за всю мою журналистскую карьеру.
– А она вернет меня на прежнюю работу? – поколебавшись, спросила я.
Эмилиано заключил меня в объятия и посмотрел прямо в глаза.
– Обещаю тебе полную реабилитацию, – сказал он. – Я уверен, что Лола вернет тебе твое место в редакции. В глубине души у нее есть понятие о чести, и она умеет признавать свои ошибки.
– Почему ты делаешь все это для меня? – взволнованно спросила я.
Он нежно погладил меня по голове.
– Потому что на твоей стороне истина. К тому же я люблю тебя и хочу, чтобы у нас с тобой завязались отношения прочные и длительные. Мне пятьдесят лет, и я не могу долго ждать. Я единственный мужчина, который может по-настоящему понять и полюбить тебя. Ты гордая, честная и красивая, но ты еще не знаешь себе цену.
Он был удивительно мягок и нежен, когда это говорил, и его слова послужили бальзамом для тех ран, которые наносила мне в последнее время жизнь. Я чувствовала, что нашла наконец того сильного и нежного мужчину, которого каждая женщина хотела бы иметь и которого не надеялась уже встретить в своей жизни. Но я не могла еще поверить в это.
– Ты просто хочешь затащить меня в постель, – с усмешкой ответила я.
Его красивое лицо затуманилось. Он не обиделся и не утратил спокойствия, хоть я и дала ему повод для этого.
– Да, – сказал он, – я хочу заниматься с тобой любовью. Но если ты не готова к этому, я не стану тебя торопить.
Я улыбнулась. Он и впрямь был неотразим. Я не могла больше сдерживаться и обвила руками его шею.
– Ты знаешь подходящее место для этого? – спросила я с вызовом.
– А ты дашь мне пару часов? – не смутился Эмилиано.
– Надеюсь, что не передумаю за это время.
Я вернулась домой и приготовила свою дорожную сумку. Мать уже легла, но еще не спала. Когда я бывала в Милане, она никак не могла уснуть, не дождавшись моего возвращения. Из спальни она позвала меня.
– Сейчас у меня нет времени, мама! – крикнула я из другой комнаты. – Завтра все расскажу тебе.
У меня не было желания ни объяснять ей мою историю, ни отвечать на ее вопросы. Со своей стороны, она тоже умела чувствовать ситуацию и обычно не вмешивалась в мои дела, не докучала советами.
Мне кажется, она часто сожалела о том, что ее дочь слишком рано осталась без отца, который мог бы крепче держать меня в руках, и приписывала некоторые мои недостатки этому обстоятельству. Она боялась, что я так и останусь на всю жизнь одинокой женщиной, и не разделяла, по сути, моей любви к свободе. Она бы предпочла, чтобы я скорее следовала по пути добропорядочной заурядности, чем подражала героиням ее романов, женщинам импульсивным и довольно свободным в поведении, которые не слишком-то считались с привычными нормами морали.
Для меня, своей дочери, она хотела мужа, подобного тому, которого случай подарил ей, и мечтала о свадьбе с белым платьем и флердоранжем. Анна Гризи принадлежала к тому поколению женщин, которые застряли между сороковыми и пятидесятыми годами. Они были более свободны и независимы в сравнении со своими матерями, но еще не в состоянии были смотреть на жизненные проблемы с такой же прямотой, как их дочери.
Лично мною с юных лет руководило желание жить полнокровной жизнью, найти в ней свое место и утвердиться на нем. Я полагала, что имею право и на то, и на другое.
Несколько часов спустя мы с Эмилиано остановились перед знаменитым «Гранд-Отелем» в Римини. Гостиница была заполнена постояльцами. Свободным оставался только номер сто четыре, самый шикарный и самый дорогой.
– Согласен. Беру, – сказал Эмилиано портье.
Стояла глубокая ночь, и в холле гостиницы, кроме нас, никого больше не было.
Вместе с документами Эмилиано протянул портье банкноту в сто тысяч лир.
– Я заказываю номер на весь год, – бесстрастным тоном сказал Эмилиано.
Он знал, что это произведет впечатление, и не только на женщину.
Портье быстро взглянул на фамилию столь необычного клиента в удостоверении личности и сразу понял, что это не блеф. Издатель Мошгальдо, о котором он, конечно же, слышал, хотя и видел его в первый раз, был клиентом, заслуживающим доверия.
– Я думаю, что наш директор найдет способ оформить все формальности, связанные с этим, – сказал портье.
– Я тоже так полагаю, – кивнул Эмилиано, наблюдая за моей реакцией.
Я была буквально ошеломлена, но не подавала вида, словно давно уже привыкла к подобным сценическим Эффектам.
– Это финальный салют в твоей программе фейерверков или у тебя в запасе есть еще какой-нибудь сюрприз? – спросила я, оставаясь внешне бесстрастной.
Эмилиано взял меня под руку и повел к лифту. Молодой портье почтительно шел впереди с ключами в руке.
– Я неистощимый источник сюрпризов. Ты это увидишь, малышка, – ответил он, нарочито подражая Хэмфри Богарту, пропуская меня в номер.
Я тут же прошла в гардеробную и принялась раскладывать вещи из своей дорожной сумки, уже доставленной сюда рассыльным.
Теперь, через десять лет, я повторяла те же движения, что и тогда. Только Эмилиано больше не было. Была наша дочь, там, в гостиной, которая смотрела мультфильмы по телевизору. Как мне хотелось, чтобы он был сейчас здесь, рядом, и мог видеть нас.
Я вернулась в гостиную. Эми заснула на диване, вся перемазанная шоколадом, сжимая в руках плюшевого мишку. Я подняла ее и отнесла в свою комнату. Положила на постель и сама прилегла рядом. Долго сдерживаемые слезы хлынули, горячие и обильные, в тихом, но неудержимом плаче.
