нашла младенца, чтобы выдать за своего, и поначалу отношения стали теплее. Но потом из заложников вернулся его настоящий сын, и про нас с Гаудентом забыли. Так что я овдовела задолго до смерти мужа и не вижу причины для траура.
Откровения Пелагеи сразили Аэция наповал. Вот о каких обстоятельствах говорил ему карлик. Никто не ждет его воскрешения. Никто не обрадуется, если увидит живым…
— Эй, сюда, помогите, — послышался голос Зеркона. — Крышка у сундука тяжелая. Не могу открыть.
— Сейчас подойду, — отозвался Майориан.
— Пойдем к нему вместе, — нежно произнесла Пелагея. — Теперь нам незачем разлучаться.
И они ушли. Аэций не видел как. Не смотрел в их сторону. Не прислушивался к шагам. Отныне он в мире мертвых. Там и останется навсегда, как и положено мертвецу.
* * *
Зеркон вернулся один. Отдернул полог. В руке у него был кубок с вином. Не для себя. Для Аэция.
— Испейте, вам полегчает, — проговорил он кротко, но Аэций не шевельнулся.
— Почему ты мне не сказал?
— Про то, что они любовники? Я намекал, но вы не хотели слушать.
— Про Гаудента, — перебил Аэций. — Про то, что мальчика взяли на стороне.
— Что значит «взяли»? — Зеркон отхлебнул из кубка. — Нашего крошку?
Несмотря на крайнее удивление, у него был какой-то… чересчур испуганный вид.
— Ты что-то об этом знаешь? — спросил Аэций.
— Ничего такого, — отнекался было карлик. — Только то, что мальчика отвезли к вандалам сразу после того, как вас объявили мертвым. У Пелагеи родичи из вандальской знати. Так, может, они и подсунули ей мальчишку, чтобы выдать за вашего сына, а потом женить на дочери императора?
Ковыряться в этом было противно.
— Наплевать, пусть делают, что хотят. — Аэций забрал у Зеркона кубок и отправил его содержимое в горло.
— Принести еще? — спросил услужливый карлик.
Возможно, в другое время Аэций ответил бы — хватит, но сейчас напиться было бы в самый раз.
— Принеси, — сказал он, кивнув. — И себе, если хочешь.
— С большим удовольствием, — живо ответил Зеркон.
* * *
Дружеская попойка затянулась на несколько дней. Спешить было некуда. Аэций не выходил из дома, на всякий случай, чтобы не встретить знакомых. Зеркон приносил еду и вино, а заодно пересказывал новости, которые удалось подслушать.
Возле реки Недао армия короля Ардариха разбила очередного разбойника, объявившего себя сыном аттилы. В это время вдова императора Лициния Евдоксия отправилась в Африку под крыло короля вандалов, войска которого беспрепятственно заняли Рим. Аэций подозревал, что она столковалась с вандалами еще до того, как убили Петрония Максимуса, но они не станут оспаривать право Авита на трон и вслед за торингами признают его новым правителем Рима.
У Зеркона было иное мнение.
— Не знаю, кого они там признают. Мы живем в ужасное время, когда законных наследников не осталось, а на трон взбираются самозванцы.
— Законный наследник едва меня не убил, — напомнил Аэций. — На троне — место достойному.
— И где такого найти? — заспорил Зеркон. — Судя по слухам, в Риме творится кошмар, беззаконие и грабеж. Там даже вина не достать.
— Ничего. Авит наведет порядок, — обнадежил его Аэций. — Лишь бы ему не мешали тыловые крысы.
— Такие, как Рицимер и его любимчик Майориан? С ними он точно не сладит. Уж лучше бы императором стали вы. Другим я не больно-то доверяю. Может, вы все же вернетесь? При вас, я уверен, Империя заживет как прежде — в покое, мире, довольствии.
— Не вернусь. Карпилион был прав. Я не давал Империи развалиться, но она уже развалилась. Прямо у меня в ладонях. На обломках рождается что-то новое, и я не хочу быть камнем, который лежит на дороге. Уж лучше полежу на обочине.
— Как это «полежите»? Вы что собираетесь сделать? — перепугался Зеркон.
— Да ничего такого, о чем ты подумал. Уеду отсюда подальше. Вот только верну старейшинам Норика их кладовую.
— Какое совпадение. В Норик и я собираюсь. Навестить родные могилки.
— Разве у норков бывают могилки?
— А то как же. На этом месте сажают дерево.
— У Сигун его не было… Или было? — Аэций пристально взглянул на Зеркона.
— Ну, было, было, — ответил тот через силу. — Старейшины запретили вам говорить. Думали, вы оскверните могилу. Сру́бите дерево. Перенесете в другое место то, что осталось от погребения. Но вы ведь так не поступите? Я могу на вас положиться?
Аэций качнул головой. У него было чувство, что Сигун где-то рядом, но спьяну и не такое покажется.
— Отведешь меня на её могилу?
— Отведу, — ответил Зеркон. — Она на утесе. На этом месте выросла махонькая сосна. Такая же нежная и вечно юная как Сигун.
По щеке у него покатилась слеза. Аэций дружески стиснул его плечо. Старикам другого не остается, как только оплакивать тех, кого потеряли. Но для того, чтобы плакать, у Аэция давно уже не было слез.
Осень 455 г. Норик
Сосна на утесе, и правда, была невысокой и чем-то напоминала Сигун. Аэций почувствовал это сразу. Подошел к ней, коснулся иголок дрожащей ладонью. А те были мягкими, словно травинки, и к сердцу прихлынуло что-то нежное, что-то давно забытое.
— Ты простила меня? Простила? — прошептал Аэций.
Тяжелые дождевые капли упали на ветки, заставили их качнуться. Аэций поднял глаза и поглядел на небо. Над утесом висели серые хмурые облака. Сигун подавала знак. Ничего уже нельзя искупить. Ничего…
Аэций пошел обратно, не разбирая дороги.
У подножья утеса его дожидался Зеркон. Однако теперь он был не один, возле него стояла сгорбленная старуха. Увидев их вместе, Аэций поневоле отвлекся от тягостных мыслей. Откуда здесь эта горбунья?
— Сын у неё хворает, — кивнул на старуху Зеркон. — Пришла, говорит, к сосне. У той иголки лечебные. Помогают от разных недугов.
От разных, но не от всех.
— Пускай лучше сходит за лекарем, — мрачно сказал Аэций.
— Да откуда здесь лекарь. В селении — пять домов, да и в тех
