Князь Петр Андреевич Вяземский (1792-1878) – русский поэт, литературный критик, историк, переводчик, публицист, мемуарист, государственный деятель. Художник П. Ф. Соколов. 1824 г.
Как мы видим, и тогда не зарастала народная тропа к Пушкину – простые люди посещали его могилу и чтили его память…
Возвращаясь из Михайловского, Вяземский провел день в Пскове и так писал об этом Наталье Николаевне 7 октября 1841 года из Царского Села:
«Как я вас уже предуведомлял, я для успокоения совести провел день в Пскове, то есть чтобы придать историческую окраску моему сентиментальному путешествию. Поэтому я предстану перед вашей Тетушкой не иначе как верхом на коне на псковских стенах и не слезу с них. Она мне будет говорить о вас, а я буду говорить о стенных зубцах, руинах, башнях и крепостных валах».
Как это будет видно и в дальнейшем, Вяземский был сильно увлечен Натальей Николаевной.
Приведем еще одно письмо, свидетельствующее о тяжелом материальном положении семьи Пушкина.
«1 октября 1841 г. (Михайловское)
Дорогой Дмитрий. Получу ли я ответ хотя бы на это письмо. Я совершенно не знаю, что делать, ты меня оставляешь в жестокой неизвестности. Я нахожусь здесь в обветшалом доме, далеко от всякой помощи, с многочисленным семейством и буквально без гроша, чтобы существовать. Дошло до того, что сегодня у нас не было ни чаю, ни свечей, и нам не на что было их купить. Чтобы скрыть мою бедность перед князем Вяземским, который приехал погостить к нам на несколько дней, я была вынуждена идти просить милостыню у дверей моей соседки, г-жи Осиповой. Ей спасибо, она по крайней мере не отказала чайку и несколько свечей. Время идет, уже наступил октябрь, а я не вижу еще момента, когда смогу покинуть нашу лачугу. Что делать, если ты затянешь присылку мне денег дольше этого месяца? У меня только экипажи на колесах, нет ни шуб, ничего теплого, чтобы защитить нас от холода. Поистине можно с ума сойти, ума не приложу как из етого положения выйти. Менее двух тысячь я не могу двинуться ибо мне нужно здесь долги заплотить, чтоб жить, я занимала со всех сторон и никому из людей с мая месяца жалованья ни гроша не плотила. Если это письмо будет иметь более счастливую судьбу, чем предыдущие, и ты пожелаешь на него ответить, или, что было бы очень хорошо с твоей стороны, сжалишься над моей нуждой, то есть пришлешь мне денежную помощь, о которой я умоляла столько времени, то адресуй то или другое Булгакову Александру Яковлевичу – московскому почт-директору, он мне перешлет, так как иначе я останусь неопределенное время без твоего ответа.
Сашинька также тебя умоляет снабдить ее письмом к Носову в отношении трех месяцев, за которые ты ей должен – август, сентябрь, октябрь, но чтобы, ради бога, оно было действительным. Князь нам сказал, что он получил сумму, которую мы просили его получить в уплату долга Саши. Отнесись внимательно к нашим двум просьбам, обещаю тебе, что бог тебя вознаградит[162]. Прощай, дорогой брат, целую тебя, а также жену и всех ваших детей. Моя детвора делает то же. Таша заставила меня серьезно поволноваться, она вдруг заболела, но сейчас ей лучше. Сестра вас также всех целует. Извини меня за каракули и зачеркивания, я торопилась, так как должна занимать князя, который завтра покидает нас. Это он отправит письмо петербургской почтой, я надеюсь, что таким образом ты получишь его скорее».
Наталья Николаевна прожила в деревне до конца октября. Она писала, что осталась бы там и зимовать, если бы дом был пригоден для жилья в зимнее время и если бы михайловское хозяйство давало возможность как-то существовать. Отговаривал ее от этого и Вяземский. Еще в письме от 6 июня, приведенном выше, он писал:
«…О зиме и думать нечего, это героический подвиг, а в геройство пускаться не к чему… Хотя вы человек прехрабрый… Но на зимний штурм лазить вам не советую. На первый раз довольно и летней кампании».
Задержалась Наталья Николаевна до поздней осени из-за отсутствия денег: ей не на что было выехать. Выручил ее Строганов.
«Последние дни, что мы провели в деревне, – писала Наталья Николаевна брату 2 ноября уже из Петербурга, – были что-то ужасное, мы буквально замерзали. Граф Строганов, узнав о моем печальном положении, великодушно пришел мне на помощь и прислал необходимые деньги на дорогу».
Таким образом, семья Пушкина прожила в 1841 году в Михайловском около полугода. Приезжала Наталья Николаевна туда на лето и в следующем году.
Трудные годы
Наталья Николаевна с семьей вернулась в Петербург из Михайловского 26 октября 1841 года. Но, видимо, еще весною было решено, что она поселится отдельно от Местров, и летом тетушка Загряжская подыскивала ей квартиру. Почему было принято такое решение, мы не знаем. Но можно предположить, что сменили квартиру Местры, и Наталья Николаевна воспользовалась этим, чтобы поселиться отдельно. Надо думать, ей было тяжело «верховное правление» и каждодневное вмешательство Местров в ее жизнь. Кроме того, и Екатерина Ивановна хотела, чтобы она жила к ней поближе, недалеко от дворца. Александра Николаевна сообщает брату их новый адрес: «…У Конюшенного моста, дом Китнера».
Еще в сентябре Наталья Николаевна подала прошение в Опеку о выдаче ей пособия на образование детей. На заседании 1 октября 1841 года Опека вынесла решение:
«Слушали письмо вдовы Натальи Николаевны Пушкиной от 10-го минувшего сентября, которым она изъясняет, что для приготовления детей ее к помещению в казенные учебные заведения требуется нанять учителей и необходимую прислугу, а также на наем и содержание квартиры ныне требуется денежных сумм более, нежели сколько прежде оных употреблялось и что на все это всемилостивейше пожалованных на воспитание детей ее 6000 р. ассигнациями в год она находит недостаточным, а потому и просит Опекунство оказать ей в сем случае законное пособие. Вследствие сего опекуны граф Григорий Александрович Строганов и граф Михайло Юрьевич Виельгорский, за отсутствием прочих г. г. опекунов, рассуждая о просьбе вдовы Пушкиной и находя оную вполне заслуживающую уважения, положили: На наем учителей, квартиры и прислуги для детей покойного А. С. Пушкина выдавать сверхь всемилостивейше пожалованных 6000 руб. ассигнац., по 4000 рублей… в год…»
«Всемилостивейше пожалованных» денег на воспитание детей Наталье Николаевне все время не хватало, и выделенные Опекой четыре тысячи, конечно, были некоторым подспорьем. Дети начинали учиться. Маше в это время было уже девять лет, Саше – восемь. И если до сих пор они могли довольствоваться занятиями с матерью и теткой – а из писем мы узнаем, что день неизменно начинался с уроков, которые давали детям Наталья Николаевна и тетя Азя, – то теперь уже необходимо было приступить к серьезным занятиям с учителями. Стоило это дорого, за урок брали 3-5 рублей, и каждый учитель вел только свой предмет, значит, учителей было несколько. Вот почему в доме постоянно чувствовалась нехватка денег.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
