Сохранилось несколько писем Натальи Николаевны к Фризенгофам за границу за период с 17 ноября по 16 декабря 1841 года. Таких писем, несомненно, было много, но пока они, к сожалению, не обнаружены. С Натальей Ивановной Фризенгоф Наталью Николаевну связывала теплая дружба, которой она дорожила. По этим письмам мы можем до некоторой степени судить о жизни сестер. Дни текли, похожие один на другой. Много времени приходилось уделять родственникам: обе тетушки требовали, чтобы племянницы их часто посещали, а если им случалось заболеть, то вообще каждый день. Характеры у теток были тяжелые, в особенности у Екатерины Ивановны, и Наталья Николаевна много терпела от их капризов. Описывая одну из сцен ссоры Софьи Ивановны и Екатерины Ивановны, Наталья Николаевна говорит, что с теткой Катериной «и ангел потерял бы терпение». Но милая, добрая Наталья Николаевна, зная, как любит тетушка ее и детей, и будучи в какой-то степени от нее зависима, терпела все…
Екатерина Ивановна жила недалеко, во фрейлинском флигеле дворца, и каждый день в 7 часов вечера приезжала к Наталье Николаевне, вернее – к детям. Она была очень привязана к маленьким Пушкиным, и, видимо, у нее была потребность ежедневного общения с ними. Если сестры уезжали куда-нибудь в гости или в театр, тетушка все равно неизменно являлась в положенное время и проводила вечер с детьми.
На такое дорогое удовольствие, как театр, денег не было. Иногда их приглашали Строгановы, у которых была своя ложа. Сестер довольно часто навещали Александр Карамзин, Андрей Муравьев. Изредка бывала Наталья Николаевна у Вяземских и Карамзиных. Более близкие отношения с ними поддерживала Александра Николаевна. Пока была жива тетушка Екатерина Ивановна, она всячески препятствовала общению сестер с этими семьями (о чем писала, как мы увидим далее, Екатерина Николаевна). Так, в письме к Фризенгофам от 24 ноября 1841 года Наталья Николаевна описывает небольшую сцену, очень характерную в этом отношении. В этот день праздновались именины Екатерин. Утром Наталья Николаевна отправилась к тетушке Загряжской «всей семьей», как она говорит. Интересно отметить, что там был и Сергей Львович Пушкин, также пришедший поздравить именинницу. Днем был семейный обед у Строгановых, а вечером сестры собирались к Екатерине Андреевне Карамзиной. Но в 9 часов явилась тетушка Загряжская и упорно сидела, не желая уезжать, чтобы помешать сестрам ехать к Карамзиным. Наталья Николаевна поняла это, и в 11 часов вынуждена была встать и тем дать понять Екатерине Ивановне, что больше они ждать не могут. Поневоле тетушке пришлось уехать…
Салоны Карамзиных, графа Строганова и Местров, где бывала Наталья Николаевна, посещали и ее поклонники. Как свидетельствует А. П. Арапова, за годы вдовства у Натальи Николаевны было несколько претендентов на ее руку. Она называет Н. А. Столыпина, блестящего дипломата, который, приехав в отпуск в Россию, был поражен красотою Пушкиной, без памяти влюбился, но, как говорит Арапова, «грозный призрак четырех детей», которые были бы, по его мнению, помехою в его дипломатической карьере, заставил его отказаться от «безрассудного брака».
Та же причина послужила препятствием и для второго претендента, которого Арапова зашифровывает буквой Г. – князь Г. Это, очевидно, князь Александр Сергеевич Голицын, штабс-капитан лейб-гвардии конной артиллерии, сослуживец братьев Карамзиных. Он часто упоминается в письмах Натальи Николаевны к Фризенгофам как постоянный посетитель салона Карамзиных. По-видимому, Голицын ухаживал за Пушкиной довольно настойчиво. Арапова пишет, что якобы через какое-то третье лицо Голицын пытался выяснить, как отнеслась бы Наталья Николаевна к тому, чтобы в случае брака с ним всех четверых детей отдать на воспитание в казенные учебные заведения. На что Наталья Николаевна сказала: «Кому мои дети в тягость, тот мне не муж!»
Из письма Вяземского 1842 года мы узнаем, что у Натальи Николаевны был еще один поклонник – иностранец. Вяземский не называет его, но нет сомнения, что он имеет в виду дипломата графа Гриффео, секретаря неаполитанского посольства. В одном из писем Наталья Николаевна упоминает о Гриффео: он был на вечере у Карамзиных. По поводу этого поклонника Вяземский разразился длиннейшим письмом Наталье Николаевне, на первом листке которого вверху ее рукой сделана полустершаяся теперь надпись: «Aff Grif»[163]. Конца имени нет, но, полагаем, и этих четырех букв достаточно. Приведем выдержки из этого письма, обнаруженного нами в архиве Араповой.
«…Ваше положение печально и трудно, – пишет Вяземский. – Вы еще в таком возрасте, когда сердце нуждается в привязанности, в волнении, в будущем. Только одного прошлого ему недостаточно. Возраст ваших детей таков, что, не нарушая своего долга в отношении их, вы можете вступить в новый союз. Более того, подходящий разумный союз может быть даже в их интересах. Следовательно, вы совершенно свободны располагать вашим сердцем и его склонностью. Но при условии, что чувство, которому вы отдадитесь, что выбор, который вы сделаете, будет правильным и возможным. Всякое другое движение вашего сердца, всякое другое увлечение может привести только к прискорбным последствиям, для вас более прискорбным, чем для кого-либо другого.
Вы слишком чистосердечны, слишком естественны, слишком мало рассудительны, мало предусмотрительны и расчетливы, чтобы вести такую опасную игру… То трудное положение, в котором вы находитесь, отчасти, проистекает из-за вашей красоты. Это – дар, но стоит он немного дорого. Вы – власть, сила в обществе, а вы знаете, что все стремятся нападать на всякую власть, как только она дает к тому хоть малейший повод. Я всегда вам говорил, что вы должны остерегаться иностранцев… Даже при наличии независимого состояния подобный союз всегда будет иметь серьезные затруднения. Рано или поздно вы будете вынуждены покинуть родину, отказаться от своих детей, которые должны оставаться в России… А без независимого состояния затруднения были бы еще более серьезными. Выйдя за иностранца, вы, возможно, лишитесь пенсии, которую получаете, и ваше будущее подверглось бы еще более опасным случайностям.
Все эти неблагоприятные обстоятельства проистекают из вашего особого положения, из вашего образа жизни. Вы ни принадлежите к светскому обществу, ни удалились от него. Эта полумера, полуположение имеет большой недостаток и таит в себе большую опасность. Во-первых, свет, не имея вас постоянно перед глазами и под своим контролем, видя вас очень редко, судит о вас по некоторым признакам и выносит свой приговор по малейшим намекам, которые дают ему возможность думать, что то, что он не видит, куда более серьезно, чем то, что он видит. Эти приметы, которые, может быть, прошли бы незамеченными, если бы вы были постоянно на глазах у ваших судей, носят оттенок тайны и умолчания вполне естественного, а вы знаете, что мнение большого света видит зла всюду, где оно видит что-либо скрытое. Но самая большая опасность – в вас самой. Вы не должны ей подвергаться, борьба слишком сильна. В этом ложном положении вы слишком подвержены первой же атаке. Рассеяние большого света, его соблазны и притягательность, как бы они ни были опасны, они гораздо менее опасны, чем это влияние, глухое и тайное, которое должно неизбежно вызвать в сердце женщины стремление к душевному волнению, и появление первого встречного может его разбудить. А это значило бы сдаться врагу вслепую и безоружной. Рассеяние большого света лучше, чем развлечение, которое начинается с того, что незаметно касается сердца, а кончается тем, что разрывает его. В большом свете лекарство рядом с болезнью: одно увлечение сменяет другое. А здесь болезнь предоставлена самой себе и с каждым днем распространяется все больше и больше. Мое мнение – вы должны вырваться из этого испытания и если уединение и сердечное спокойствие вам тяжелы, что вполне естественно, вернитесь смело в свет… Вы мне скажете, быть может, что я ищу там, где ничего нет, что у страха глаза велики, вы можете делать всякие предположения и дать моему поступку любое насмешливое толкование, пусть так! Но если мои слова правдивы, а они таковыми являются, если мой тревожный крик может вас предупредить об опасности, как бы далека она ни была, и заставить вас посмотреть на ваше положение серьезно и спокойно, я с удовольствием принимаю всю странность моего положения…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
