— Ваша лаборатория мигом определит, что это морфий, — нетерпеливо сказала Труди. — Коробочку я нашла в нише за деревянной обшивкой под правым окном четвертого номера. Там лежат еще сорок девять точно таких же, но их я не трогала. Целлер, как всегда, оказался прав, и Фрюкберг является амстердамским звеном контрабандной цепочки.
— Здорово! — Ван Хаутем с восхищением взглянул на швейцарку. Он долго с интересом смотрел на женщину‑детектива, точно ожидал от нее продолжения рассказа, но та, похоже, уже выговорилась, во всяком случае, она не спеша закурила сигарету, молча глядя прямо перед собой. Всем своим видом Труди ясно показывала: ей стоит большого труда подавить досаду — ведь результатами ее блестящего расследования воспользуется конкурирующая сыскная служба. Хитрый комиссар состроил сочувственную гримасу и слегка развел руками: жаль, мол, что дело обернулось для вас так неприятно, но, будем надеяться, в следующий раз вам повезет!
— Эти тайники вы покажете нам попозже. Я распоряжусь прибрать все, что там есть. А теперь расскажите‑ка подробно, что произошло ночью.
То, что разговор переключился с щекотливого предмета на сухие, деловые факты, по его наблюдению, принесло молодой даме явное облегчение.
— Найдя тайник, я сразу поняла, что он вернется сюда за своими коробками, и решила, что, покидая пансион, он еще не знал точно, где будет жить, и временно оставил свой опасный товар в месте, которое считал совершенно безопасным. Поэтому я весь день наблюдала за входной дверью. Вот так и получилось, что мне стало известно о вашем визите к Фидлеру. Громадная старомодная вешалка в коридоре бельэтажа — прекрасное укрытие для человека моего роста; можно расслышать каждое слово, произнесенное в вестибюле. Вечером в полдесятого я ушла к себе. Чувствовалось, что в доме что‑то происходит, поэтому я не собиралась ложиться спать. После вашего визита Фидлер казался расстроенным… Я выключила свет в своей комнате, откинула шторы и стояла, задумавшись, у окна. Вдруг где‑то внизу послышался шум. Я подумала, что это в саду, осторожно открыла окно и глянула вниз. К своему изумлению, я увидела четырехугольный колодец, освещенный изнутри карманным фонарем: кто‑то вылезал из подвала дома Фидлера. Сначала мне пришло в голову, что Фрюкберг уже сделал свое дело и уходит, но потом я узнала Рулофса, скульптора из пятого номера. Он закрыл люк и пошел по проходу между садами. Теперь вопрос о том, каким образом Фрюкберг мог незаметно проникнуть в дом, был решен окончательно. Ясно, что, прожив много лет у Фидлера, он прекрасно знал о входе в подвал и что, скорей всего, этим ходом регулярно пользовались и другие постояльцы для своих ночных прогулок. Прежде всего надо было удостовериться, что Рулофс действительно ушел. Я подошла к его номеру и постучала. Мне не ответили. Дверь оказалась не заперта, и я нахально вошла, чтобы посмотреть, не спит ли он. На случай если меня вдруг обнаружат, я заготовила хороший предлог. Рулофс обещал мне книгу по истории искусства — такое оправдание не вызвало бы подозрений. Когда я еще была в комнате, у наружной двери позвонили. Я вспомнила, как мне рассказывали, что в этот вечер у Фидлера будет спиритический сеанс, и решила, что это его участники. Однако оказалось, что пришли к Терборгу. Приложив ухо к двери, разделявшей эти номера, я услышала мужские голоса. Голос Терборга и приятный бас, который, как я тотчас установила, принадлежал комиссару уголовной полиции! Разобрать, что именно говорили, я не могла. Говорили по‑нидерландски. Подождав в пятом номере, пока все успокоилось и спиритические друзья Фидлера перестали звонить, я спустилась в подвал поискать люк. Рассуждала я так. Фрюкберг был ближайшим соседом Рулофса. Уверенность, с какой Рулофс столь необычным путем выбрался наружу, позволяла допустить, что он проделывал это неоднократно, может быть по определенным дням недели. Если Фрюкберг знал, что сегодня именно такой день, он мог бы воспользоваться отсутствием Рулофса, чтобы незаметно проникнуть в дом, ведь люк на это время оставался незапертым. Попав в дом, он мог уйти, когда ему удобно, потому что открыть изнутри люк, запертый только на задвижку, не составило бы никакого труда. Таким образом, я была совершенно уверена, что подкараулить Фрюкберга легче всего, следя за люком, и рядом с котельной, в кладовой для продуктов, я нашла хорошее местечко, чтобы наблюдать за тайным входом. Если бы Рулофс пришел раньше Фрюкберга, я всегда могла занять свой наблюдательный пост около четвертого номера.
Ровно в двенадцать часов двадцать восемь минут я услышала, что люк открывают. Несколько минут человек стоял в темноте и только на миг включил свет в подвале, вероятно чтобы сориентироваться в темном помещении. Сперва я хотела задержать его в подвале, но отказалась от этого намерения, так как была совершенно уверена, что сумею сцапать его потом. Может быть, когда он начнет действовать в четвертом номере, появятся еще какие‑нибудь сюрпризы. Меня удивило, что при нем не было даже маленького чемоданчика, ведь пятьдесят коробочек просто так, в руках, не унесешь.
Труди зажгла потухшую сигарету и на время прервала свое драматическое повествование.
— Я позволила ему подняться по лестнице из подвала и стала ждать. Спешить было некуда, все равно он будет в четвертом номере. Пробираясь наверх, я услышала в кухне какой‑то шум. Прислуги там быть не могло, а Фидлер был занят своими духами. Поэтому я решила, что в кухне Фрюкберг. Шум утих, я с минуту подождала, а потом тихонько открыла дверь в коридор цокольного этажа. Мимо комнаты Фидлеров, откуда слышались тихие голоса, я прошла в вестибюль. Я уже давно отметила, что в доме совершенно темно, но приписала это требованиям спиритического сеанса. Войдя в вестибюль, я увидела, что дверь четвертого номера полуоткрыта. Только я обрадовалась, что легко смогу увидать, чем Фрюкберг там занимается, как он быстро вышел из комнаты. Левой рукой он совал что‑то в карман своего плаща, в правой держал молоток. По коридору бельэтажа он направился в заднюю часть дома. Прежде чем идти за ним, мне захотелось заглянуть в комнату. Терборг свисал с постели, касаясь плечом пола. Я приподняла его и положила головой на подушку; оказалось, что он ранен, но не серьезно. Пульс был ровный. На полу возле кровати лежал лист белой оберточной бумаги, и я подняла его.
Все это заняло не более нескольких секунд. Пора было в погоню за Фрюкбергом, но вначале нужно было надеть пальто и берет. Я бросилась в свою комнату и, надевая пальто, выглянула в окно: не выбрался ли он наружу. Так и было. Я увидела, как его неясная тень быстро удалялась по проходу между заборами. С трудом я вылезла через люк и, должно быть, при этом потеряла пуговицу от пальто. А вдобавок больно ударилась коленом о верхний край люка. Я готова была кричать от боли, к тому же и передвигалась я теперь прихрамывая. Когда я выбралась на Кейзерсграхт, Фрюкберга уже, конечно, и след простыл. Я знала только одно место, куда он мог пойти, а именно его контору на Ниувезейдс‑Форбюрхвал, и поспешила туда. Хромая и спотыкаясь, доковыляла до Вейзелстраат и, к счастью, поймала там такси. Немного не доезжая до его конторы, я отпустила машину и спряталась в подъезде. Простояла я там около получаса и уже совсем было потеряла надежду дождаться, как вдруг кто‑то быстро вошел, на ходу вынимал из кармана ключи. В тот же миг он оказался лицом к лицу со мной, но у меня в руке был пистолет, и я скомандовала: «Hände hoch!»[22] Очевидно, голос мой прозвучал внушительно, по крайней мере он повиновался. Я стала позади него, приставила дуло пистолета к его спине, вынудила открыть дверь и войти вместе со мной в контору. Там я его обыскала, но оружия в карманах не нашла. Я приказала ему стать спиной к стене, а сама села за письменный стол. Затем я стала его допрашивать, но он не хотел отвечать. Наоборот, насмехался надо мной и нагло сомневался, что я пущу в ход оружие. Оставалось только устроить ему очную ставку с раненым Терборгом. Спиритический сеанс у хозяев, очевидно, уже кончился, дверь откроет сам Фидлер, и я рассчитывала, конечно предъявив ему свое удостоверение, уговорить его помочь мне и таким образом избежать огласки, вредной для пансиона. И вот, приставив пистолет к спине Фрюкберга, я вывела его на улицу, и нам посчастливилось найти такси. Остальное вы знаете!
— Послушайте, — сказал Ван Хаутем, облокотясь на стол. — Из вашего рассказа я вынес самое высокое мнение о вашем профессиональном мастерстве, но притащить Фрюкберга на Регюлирсграхт — это можно расценивать только как грубейшую ошибку. Чего вы хотели достигнуть, устроив шведу очную ставку с Терборгом? Вы знали всю эту историю, знали, где находится морфий. Таксист гораздо скорей доставил бы вас в полицейский участок, там Фрюкберга задержали бы, а полицейские тем временем вместе с вами произвели бы здесь обыск. Амстердамская полиция так неряшливо не работает, иначе у нас не было бы успехов в борьбе с торговлей наркотиками!
