— Может найдем побыстрее чертовы цветы и уберемся? Сдались тебе эти грешники? — осторожно предложил ангел.
И здесь я не выдержал. Я попросту сорвался. Зацепил хранителя за ворот, и влепил хороший удар. Потом еще и еще. Я не знаю, что на меня нашло. Сумасшествие или бешенство. А может что-то другое. Зинаида носилась вокруг нас и визжала, изредка пытаясь оторвать меня от ангела. За что ненароком и получила тоже.
Я продолжал безжалостно избивать совершенно не защищающегося Мустафу и сквозь слезы и невнятный хрип вылетели слова:
— Это души, Мустафа! Души. Грешники? Ну и пусть. Кто дал вам, там наверху, право распоряжаться человеческими душами. Рай! Ад! А как называть тех, кто допустил подобное? Вы отбираете согрешивших и отдаете в этот безобразный мир. Кто дал вам право? И как не помочь им? Кем тогда окажусь я? Самым великим грешником? Нельзя так с нами. Нельзя.
Мустафа уже хрипел. Катался по земле под моими ногами и исходился кровью. Наконец, я обессилено свалился на теплые камни, уткнулся в них носом и зашелся в диком, зверином вое.
— Нельзя!…
Красные облака пролетали над нами, красный ветер срывал с нас кожу, красные камни рассекали острыми краями лица. Весь мир сплошное пламя. Неугасимое и невыносимое. Мрачное и страшное.
— Ну вы ребята, блин, даете! — Зинаида опустилась на колени, подняла на них окровавленное лицо Мустафы и принялась приводить его в порядок, — Ты ж его чуть не убил!
Я молчал.
— Зверь! Тиран! Деспот! Узурпатор!
Ангел застонал, приподнял голову и, скривив рассеченные губы в улыбке, с трудом проговорил:
— Я всегда думал, почему люди так дорожат своими телами. Непрочными и неудобными. Да убери ты свои тряпки. Я в порядке, — это он Зинке, — Так вот. Только сегодня я понял. Только сегодня испытал, что значит быть живым. Чувствовать боль и страх перед несовершенством, и в то же время ощущать радостное чувство жизни.
— Прекрати говорить, — перебила его Зинка, старательно оттирая слюнями кровь из-под правого глаза хранителя, — Несешь всякую чушь. Тебя чуть жизни не лишили, а ты почти с благодарностями.
— А ты попробуй, — посоветовал Мустафа, — Это же настоящий кайф. Жизнь — это… Такой кайф.
Я посмотрел на озаренное счастьем лицо ангела, на эту, залитую кровью, почти ставшую родной рожу и, не знаю почему, рассеялся.
Зинаида озабоченно взглянула в мою сторону. Не хватало, что бы к изувеченному прибавился еще и умалишенный, причем с агрессивно — расстроенной психикой.
А я смеялся, не переставая. Ну не мог остановиться, и все. Мустафа долго смотрел подбитыми глазами, потом его тело стало вздрагивать, а через минуту он уже вторил моему переливистому смеху своим грубым ангельским хохотом. Зинаида покрутила пальцами сразу у двух висков, некоторое время угрюмо таращилась на двух, сотрясающихся от безудержного хохота мужиков, потом что-то там у нее щелкнуло и она, вначале несколько несмело, затем все сильнее захихикала, пока окончательно не присоединилась к нашему дружному мужскому коллективу.
— Ну ладно, Мустафа Заде, ты уж извини, что так получилось, — Вытирая слезы, я подполз к ангелу, и мы вместе постарались подняться на ноги. Нам это удалось, конечно, не без помощи Зинки.
— Ой! — вскрикнула девушка, — Послушайте.
Я навострил ужи. Чуть слышно, затем все яснее я стал различать неуловимый, еле заметный смех. Он раздавался со всех сторон. И еще, кажется, кто-то хлопал в ладоши.
-Души?— шепотом спросил хранитель.
— Кажется, мы устроили им небольшой спектакль.
Приятно делать людям добро.
Но что-то продолжало тяготить меня. Что-то внутри. Я не мог разобраться. Только через несколько минут я, наконец, понял. Посреди общего фона веселого смеха раздавался лишь один, совершенно неподходящий к общему настрою, звук. Где-то в глубине невообразимого скопища котлов плакала одинокая душа. Заунывный, дергающий за самые тонкие струны сердца. Мне почему-то показалось особенно важным отыскать источник этого плача.
Мустафа, поддерживаемый Зинаидой, плелся следом. Покряхтывая, иногда не зло поругиваясь. Чем ангелы-хранители хороши, так тем, что в отличии от любимой женщины, от верного друга, от сурового врага никогда не покинут тебя. Даже если ты в самом пекле. Будь моя воля, пожелал бы всем ангелам являться к своим подопечным хоть изредка и давать надежду.
Плач становился все отчетливей. Даже не плач, заунывный тоскливый стон человека, видящего во сне кошмары.
— Это где-то здесь.
Я подбегал то к одному, то к другому чану, прислушивался и перебегал к другому.
Вот. Здесь. Именно здесь.
В отличии от всех остальных котлов к которым были приварены скобы, к горлу этого вело целое сооружение из ярко красного, словно спекшаяся кровь, камня.
— Мне страшно, — Зинаида спряталась за спиной ангела. У того самого тряслись коленки. Да и я чувствовал себя неважно. Скользкий червячок заполз в самую глубину тела и пожирал внутренности, заменяя их ростками непонятного страха.
— Ерунда какая-то, — я встряхнул головой, пытаясь освободиться от зеленой вражины. Тщетно, — Вы поднимитесь? –спросил я у спутников.
Получив их неохотное согласие, я поставил ногу на первую ступень.
Диким криком, полным боли отозвалась душа за толстыми стенами котла.
Вторая ступень.
Еще крик. Мука и боль.
Третья.
Мука, боль и мольба о пощаде.
Я закрыл ладонями уши, чтобы не слушать этот визг. В голове все смешалось. Тело, словно привязанное, тянуло назад. Но я закрыл глаза, наклонился вперед и прыжками достиг вершины.
Крик враз затих.
Не знаю, возможно ли это объяснить, но я никогда в жизни так не боялся открывать глаза. Где-то на подсознательном уровне я знал, что увижу нечто знакомое. Душу, которую когда-то знал в человеческом обличии. Вроде ничего страшного, но все-таки.
Рука Мустафы зацепилась за мой рукав, и ангел поднялся ко мне. Сзади, в затылок дышала Зинаида.
Она первая увидела То, Что В Котле. Девушка издала негромкий крик и свалилась без чувств.
Ангел только охнул и крепче схватился за локоть.
— Не стоит тебе смотреть на это. Давай уйдем.
А я знал, что должен это сделать. Все существо мое яростно билось в теле, требуя развернуться и броситься прочь. Но я сам, сам должен решить. И я посмотрел.
Грустные глаза. Только эти грустные глаза. Все остальное пространство котла занимала извивающаяся масса бледно-розовых червей. На лице, щеках, в спутанных волосах.
Я узнал это лицо.
— Ты?
Нечто похожее на руку вынырнуло из воды и очистило ту часть лица, где должен был находиться рот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});