От шлагбаума навстречу шагнул часовой, подняв руку.
— Кирзач, остановишь, не доезжая метров двадцать до будки! — скомандовал Старый. — У меня уже первый «Хетцер» в прицеле. Дальше — сам знаешь.
— Знаю, не дурак… — отозвался мехвод.
Танк остановился.
— Улыбнитесь, сейчас вылетит птичка! — пробормотал Старый и навел прицел прямо в лоб самоходки, спрятавшейся под навесом из маскировочной сетки.
«Тигр» вздрогнул, выбрасывая в струе огня семикилограммовый подкалиберный снаряд. Вражескую самоходку окутал огненный всполох, затем все затянулось дымом.
Кирзач, не теряя ни секунды, бросил танк вперед, давая Клаусу перезарядить орудие и отсекая врагам возможность прицелиться. Услышав, как лязгнул затвор, тут же без команды остановился.
«Двадцать два… двадцать два… двадцать два», — посчитал про себя Старый, переводя прицел на следующий «Хетцер». Выстрел — и еще одна самоходка превратилась в груду почерневшего железа. А Кирзач уже менял позицию, выжимая из бензинового движка «Майбах» всю его 12-цилиндровую мощь.
— Засуетились! — злорадно сообщил радист.
В самом деле, покою во вражеском лагере пришел конец. Забегали людишки, завыла сирена, поднялись в воздух сигнальные ракеты.
Старый продолжал долбить по беззащитному лагерю, теперь уже фугасами. Перво-наперво снес полосатую будку часовых, которая закрывала обзор на правый фланг. Затем просто начал класть снаряды на ярко расцвеченные дорожки и домики. Где-то уже занялся пожар.
На мосту уже скребли траками по бетону первые ИС-ы, «тридцатьчетверки» и «кавэшки», изредка постреливая по праздничным огням. Ожил радиоэфир — теперь не было смысла прятаться.
— У нас минут двадцать, пока они не выгонят свои танки из ангаров! — отрывисто сообщил радист. — Не увлекайся командир, не забывай, нам еще уйти надо.
— Успеем, — мрачно буркнул Старый. — Все успеем. Кирзач, жми газ, ломай шлагбаум — едем веселиться!
«Тигр» выехал на гравийную дорожку, свалив мимоходом несколько фонарей. Развернулся и попер прямо через газоны и живую изгородь, ломая какие-то скамейки, беседки, обрывая провода и гирлянды.
— Командир, ты только глянь! — воскликнул радист. — У них там ресторан!
— Вижу, — Старый как раз разглядывал в прицел необычную круглую постройку, стилизованную под хижину с соломенной крышей и барной стойкой по кругу. — Кто не спрятался — я не виноват!
В следующую секунду на месте ресторана-хижины вспухло облако дыма, во все стороны полетели горящие щепки.
— Не увлекайся, командир! — снова напомнил новичок. — Сейчас они очухаются, станет жарко! Разворачивай колонну, мы уже глубоко зашли!
— Еще пять минут тут попляшем — и домой, — процедил Старый и запустил фугас в увешанную гирляндами дозорную вышку. — Бьем врага в самое сердце!
Танки шли широким фронтом, гусеницами перемалывая ухоженную вражескую базу в щепки и разнося выстрелами хрупкие домики и заборчики. Впрочем, назвать это место базой никто бы уже не осмелился. Гораздо больше оно походило на «райский уголок» для туристов.
Оставалось понять, где они хранят танки, где снаряжают их, заправляют и ремонтируют. Ни одного ангара или мастерской до сих пор не встретилось.
— Ну, все, командуй отбой! — заговорил радист. — И снаряды не бесконечные.
— Да, все! Возвращаемся, парни! — согласился Старый.
Но тут «Тигр» сломал очередной забор и неожиданно выкатился на какой-то плац или площадь.
Здесь было полно народу — у Старого аж в глазах зарябило. Казалось, вся база собралась в одном месте, ища спасения.
Мехвод остановил машину, ожидая команд. Показалось еще несколько танков, все они так же остановились и ждали, что прикажет Старый.
— «Кукушка», какой план? — зазвучали голоса в рации. — Наделаем фарша из этих чертей? Или фугасами размесим?
— Всем стоять, ждать приказа! — ответил Старый.
Он приподнял крышку люка и осторожно выглянул, ощупывая взглядом толпу. В голове его творилось что-то странное — какой-то гул, словно все эти чужаки одновременно кричали ему прямо в мозг.
Они все были разные. И никто из них не походил ни на солдат, ни на убийц, ни на зверей-садистов. Старый видел какие-то несерьезные маечки, шорты, глянцевые сумочки, кепочки, а главное — глаза! Тысяча испуганных, затравленных глаз. Словно дети, на которых лает злая собака.
Только что Старый готов был без жалости давить всех этих людей гусеницами, но вдруг понял — он больше не сделает ни единого выстрела.
— Отходим, — сказал он в эфир. — Все отходим.
— Командир! — голос радиста звучал тревожно. — Глянь, на той стороне огни скачут, за территорией.
— Вижу. Что это?
— Колонна идет. Видать, по нашу душу.
— Проснулись, вашу-то мать… — Старый со злостью сплюнул. — Делать нечего, парни, у нас тут самая толстая пушка — остаемся прикрывать отход. Клаус, бронебойные остались?
— Полтора десятка есть. Маловато…
— Ничего, пошумим пару минут, а потом сами слиняем. Длинный, передай, чтоб нашу «тэшку» сюда подогнали и не глушили. Она быстрая, на ней ускачем, только пыль столбом!
— Командир, они близко!
— Вижу, что близко. — Старый прильнул к прицелу. В темноте он ничего не мог разглядеть, кроме прыгающих пятен света. В то же время сам он стоял на освещенной площадке и являл собой прекрасную мишень.
— Гасим огни, парни. Размолотим пару головных машин, а сами уйдем, пока они будут ковыряться.
Наконец удалось кое-как разглядеть силуэты ползущих танков. Старый тщательно навел прицел, даже задержал дыхание, приготовился стрелять…
Он ничего не успел сделать. Внезапно шарахнуло так, что показалось, — сама земля треснула пополам.
Старый, оглохший и ослепший, почувствовал, что не может дышать. Воздух словно загустел и застрял в легких.
Собравшись с силами, он толкнул люк — благо не стал закрывать на замки. Высунулся, с усилием втолкнул в себя немного воздуха. Потом скатился с брони и свалился на землю.
Он чувствовал, что вокруг накаляется жар — видимо, танк уже вовсю горел. Все еще ничего не видя, он рванулся наугад, упал, пополз на четвереньках…
Через секунду почувствовал себя лучше, в глазах прорезался свет. Старый огляделся — оказалось, он выскочил на площадь. Его комбинезон дымился, все тело жгла странная, непривычная боль.
Вокруг, на приличном удалении, стояли люди. Они смотрели на него с изумлением и даже с ужасом. Старого вдруг охватила злость. Он сделал шаг — и толпа попятилась.
— Ну что?! — крикнул Старый, и горло больно продрало воздухом. — Ни разу не видели? Не знали, в кого стреляете? А я вот он, перед вами — добейте, чего уж там! Не жалко, да?
Вдруг навалилась слабость. Старый припал на одно колено, потом снова свалился на четвереньки. Силы стремительно покидали его, он лег на спину. Перед глазами было звездное небо. Он не видел, что через ворота на плац въезжают один за другим «панцеры» и расползаются по территории.
Кто-то коснулся плеча.
— Командир…
— Длинный, ты? Слышь, помоги. Оттащи меня в «тэшку», драпать надо.
— Сожгли «тэшку», лейтенант.
— А ребята?
— Ребята уйдут своим ходом, не волнуйся. Тебя придется здесь оставить, извини.
— Бросаете?
— Не говори ерунды. Ты не сможешь уйти. Тебя не убьют, тебя здесь вылечат. И на место вернут. Ты им в танке нужней, чем в гробу.
— Натворили делов, да, радист?
— Ты не понимаешь. Мы большое дело сделали. Мы себя показали. Это очень важно, правда. Все поменяется, вот увидишь.
— Кто же ты такой, радист? Кто ты, черт тебя задери?!
— Просто человек, который хочет для тебя лучшей судьбы. Я такой не один. Мы еще увидимся, еще поговорим — тебе многое предстоит узнать. Прости, пора и мне уходить. Я буду искать тебя.
— Иди, Длинный. Аккуратнее там. Ребятам скажи, что я в порядке.
Звезды протягивали к земле холодные тонкие лучики. Старый закрыл глаза. Ему представлялось, что где-то там, на небе летят навстречу звездам стремительные танковые отряды, ревут моторы, лязгают пушки, рвутся снаряды, свистят осколки, гудит пламя.
И сотни, тысячи танков единым строем рвутся вперед, заставляя дрожать Вселенную. Они были все дальше, звуки небесной битвы становились все тише и тише, свет звезд мерк…
— Умер, — сказал высокий мужчина с ухоженным интеллигентным лицом, тронув тело ботинком. — И неудивительно. С такими-то ожогами.
— Жалко, — вздохнула стройная длинноволосая девушка в больших красивых очках.
— Не жалей, они же не люди. Им неведомы наши чувства, они не умеют ни бояться, ни грустить, ни любить. Их выращивают только для одного дела — водить танки.
— Как же так? — удивилась девушка. — Почему не люди? Он же с нами даже разговаривал!
— И что? Попугаи тоже разговаривают. Не думай об этом, — мужчина обнял ее за плечи. — Завтра покатаемся на большом старом танке, развеешься. Будешь вспоминать этот день как приключение.
