— Как же так? — удивилась девушка. — Почему не люди? Он же с нами даже разговаривал!
— И что? Попугаи тоже разговаривают. Не думай об этом, — мужчина обнял ее за плечи. — Завтра покатаемся на большом старом танке, развеешься. Будешь вспоминать этот день как приключение.
— Ой, здорово! А ты дашь мне порулить?
— Конечно, дам. За это мы деньги и платим.
И они, обнявшись, пошли в сторону сияющей огнями многоэтажной гостиницы.
Юрий Бурносов
РЫЧАГИ — НА СЕБЯ!
«Гочкисс», он же Гоша, развернулся на каменистом пятачке и съехал по пологому склону на равнину, поросшую разлапистыми хвощами и невысоким кустарником с мелкими желтыми ягодками, жутко ядовитыми. Роман мысленно поставил галочку: не забыть протереть корпус от брызжущего сока, иначе случайно дотронешься порезанным или поцарапанным пальцем, и распухшая рука, дикие боли плюс полная неработоспособность на неделю-две обеспечены.
Откинув крышку люка, Роман высунул голову наружу. Здесь было сравнительно безопасно: равнина почему-то отпугивала крупных хищников, а всякая мелочь боялась танка. Вот и сейчас слева по курсу огромными прыжками удирал к едва виднеющейся вдали полосе леса небольшой зубарь, изредка оглядываясь через плечо.
Над головой нависало низкое серо-стальное небо Осколка. Практически осязаемое, словно потолок в неуютной комнате… Именно поэтому «гочкисс» и тащился сейчас через равнину с маршевой скоростью в тридцать километров в час. Самолеты в небе Осколка летать не могли, даже если бы они здесь были. Построить аэроплан в принципе труда не составляло, только вот зачем? Постоянная плотная облачность, нестабильное магнитное поле, непрогнозируемые порывы ветра, турбулентные потоки, летающие хищные твари… Небо Осколка жило своей жизнью, и человеку в ней места не было.
— Эй! — Максим подергал Романа за ногу. — Давай пожрем, как вон к той рощице подъедем, а? Живот подвело…
— До леса не дотерпишь?
— До леса не меньше полутора часов ковылять. И бес его ведает, что в том лесу. Тут хоть все как на ладони, не подкрадешься.
— То-то что как на ладони, — буркнул Роман. — Ладно, давай. А ужинать, бог даст, будем уже в фактории у Моховой Бороды.
Упомянутая рощица представляла собой клочок довольно плотно стоящих деревьев, которые здесь называли березами. Они на самом деле немного напоминали привычную земную березу белесым стволом, покрытым серо-черными разводами, только листья были узкие и острые, как у ивы или ракиты. С точки зрения тактики рощица обеспечивала прикрытие хотя бы с одной стороны, плюс там имелся шанс найти немного дров и сварить похлебку.
Гоша слегка изменил направление движения и, плавно покачиваясь на неровностях, покатил к роще. Минут через десять они уже были на месте. Максим заглушил двигатель, и Роман выбрался наружу. Спрыгнул на траву, помог вылезти Максиму, который, как обычно, за что-то зацепился, и оба торопливо принялись за приготовление пищи, благо совсем рядом обнаружилась сломанная сухая березка. Разложили костерок, укрепили над ним на треноге небольшой котел, налили воды, высыпали смесь перемолотых сушеных овощей, мяса и грибов. Максим нашел несколько побегов вороньего лука, порезал и тоже бросил в похлебку, чтобы стала поострее.
Роман тем временем страховал, сидя на башне. Места здесь были спокойные, но лишняя бдительность еще никому не помешала. Да и рейдеры в последнее время забредали далековато от привычных районов их действия. Неделю назад даже возле Белого Лога видели два «Тетрарха» — видимо, разведгруппа. Засек их Леша Мазай на своем МС, пугнул разок из засады, даже попал, но не пробил. «Тетрархи» тут же смылись, но тревожный звоночек, как говорится, прозвенел.
Похлебку ели прямо из котелка, поставив его на серебристую травку. Вокруг все было тихо, где-то далеко вяло прогремел гром — достаточно далеко, чтобы на сей счет не волноваться. На дальнем краю рощицы появился безобидный коричневый зверек, трупоед-вонючка; спрятался за деревом, с любопытством наблюдая за людьми.
— Зря мы все-таки вызвались в одиночку ехать, — сказал Максим, кусочком сухаря подчищая донце котелка. — Надо было дождаться, пока Прыгунов и Моня свои таратайки починят.
— И сколько бы мы ждали? У Мони ходовая, считай, посыпалась полностью, а «дэшка» Прыгунова едва-едва двадцать кило выдает, и то по ровной местности. А остальные, сам ведь знаешь, на такое расстояние не ходоки, — заметил Роман, поливая из пластиковой бутылки водой и смывая с брони засохшие брызги ядовитого ягодного сока. — Даже Савельич.
Максим пожал плечами и промолчал, так как возразить ему было нечего. Большой с виду танковый парк Белого Лога, когда-то вполне грозный и мобильный, с годами превратился в скопище едва ползающих руин. Перебросов не происходило очень давно, и если раньше каждое утро у площадки собирались человек десять минимум, то сейчас и дежурный-то не всегда торопился. Последним поступлением была «двадцатьшестерка» Савельича, но танк оказался невезучим — то движок летел, то ролик на ходу слетал, то башню регулярно клинило… Самоходная артиллерия выглядела получше, но она для прогулок, увы, не предназначена.
А вот у рейдеров дела шли, судя по тем же свеженьким с виду «Тетрархам», куда лучше. И это настораживало. Потому экспедиция в Приморское была не только актом помощи союзникам, но и желанием узнать, как у них обстоят дела с перебросами.
Гонец из Приморского рассказать ничего не смог, потому что умер спустя минут двадцать после того, как его искореженный, испещренный пробоинами Т2 с сорванной башней появился у Западных ворот Белого Лога, развернулся и замер, неуклюже съехав кормой в ров. Командир и наводчик были мертвы давно, а механик-водитель успел лишь сказать, что в Приморском эпидемия трясучки, а запасы вакцины кончились еще зимой. В найденном в кармане куртки танкиста коротком письме тамошний комендант Крымов писал о том же и Христом-богом просил о помощи.
Слава богу, все три танкиста умерли от ран, а не от болезни.
Вакцина в Белом Логе была, и много. Трясучка по непонятным причинам обходила его стороной вот уже года четыре, и запас следовало бы обновить, так что поделиться с союзниками ничто не мешало. Кроме одного — кто-то должен был добраться до Приморского. И этими «кто-то» стали Максим с Романом, потому что их «гочкисс», более известный как Гоша, выглядел значительно приличнее остальных машин.
Если бы они отказались, никто бы не осудил. Но Рейснер, комендант Лога, предложил все блага: горючка, сотня подкалиберных снарядов из неприкосновенного запаса, кое-что из запчастей, новый ремкомплект, а главное — первый же прибывший перебросом танк.
Последняя опция в списке благ выглядела наиболее привлекательно, хотя и ничем не гарантировалась. А вдруг перебросов больше не будет? А вдруг придет ерунда (хотя новая ерунда в любом случае крыла большую часть танкового парка, словно першерон пони)? А если они не вернутся (даже не обязательно погибнут, а просто застрянут в Приморском на неопределенное время)? Однако друзья согласились, потому что просто не могли не согласиться. И не только из-за благ.
— Хватит вылизывать, — сердито буркнул Роман мехводу, который все еще возился с котелком. — У Моховой Бороды посуду помоем. Давай за рычаги.
— Есть, командир! — Максим шутливо отдал честь и полез на свое место. Снова зацепился, завозился, зачертыхался. Роман тоже забрался в танк, оставив задний люк открытым. Сильно парило, да еще и гром… Только ливня им не хватало. Ливни в этот сезон были редкостью, но уж если лило, то как из ведра. А проходимость у Гоши оставляет желать, гусеницы узкие… Застрянут в грязи — что тогда делать?
Но дождь не пошел, гром о себе тоже не напоминал. Танк деловито пер через равнину, лес медленно, но верно приближался. Из плотной пелены облаков вывалился смертокрыл, завис ненадолго, рассматривая выпуклыми фасеточными глазищами ползущую по земле машину, набрал высоту и исчез. Небесные твари в земные дела не вмешивались. А переброшенные самолеты ржавели в сараях, раскулаченные до последней мало-мальски нужной мелочи. Самолетам на Осколке места не было.
В лесу скорость передвижения упала почти вдвое. Максим маневрировал между древесных стволов, стараясь без нужды ничего не ломать и не валить. Строго говоря, «гочкисс» и сломать-то умел немногое, это не «тигр», не КВ и не М6. Ни на одной из этих машин Роман и Максим не ездили, но видеть приходилось. В детстве.
Оба родились уже здесь, на Осколке. В Белом Логу, куда оказались переброшены их родители вместе с куском поселка. По странному стечению обстоятельств в Логу оказались только русские и только земляки, то есть те, кто в поселке и проживал. В том же Приморском ситуация была куда сложнее: там перебросились не только русские из Ставропольского края, но и французы и несколько немцев. Среди рейдеров вообще мог попасться кто угодно, однажды у Реки раздербанили два «леопарда» с экипажами полностью из негров. Попадались и какие-то узкоглазые, то ли китайцы, то ли корейцы, а может, вьетнамцы или японцы — у покойников не выяснишь. А к северу, в Скандии, жили в основном финны и норвежцы. С ними наладить отношения пока не удавалось — вроде вышла какая-то заварушка еще до рождения Максима и Романа, и с тех пор между Скандией и Белым Логом царило мрачное вооруженное перемирие.
