Говорил и уже знал, что так и будет. Если повезет, разумеется.
Лив усмехнулась с понимающим недоверием:
— Сделаю вид, что верю вам. Но на всякий случай… Был Орден Зорких и мы. И где теперь Орден Зорких? Ну, довольно. Вы же все равно полезете туда, не можете не полезть. По крайней мере, теперь вы понимаете, чем рискуете. Дверь там, — и ткнула пальцем в темноту. — И вам не понадобятся фонари, веревки и припасы. Там… все по-другому. Я не могу войти внутрь, но частенько стою на пороге. Впрочем, дело ваше. Если угодно, в подвале полно всякого скарба, потребного для экспедиции.
Она повернулась, чтобы уйти, и уже через плечо бросила небрежно:
— Когда соберетесь, я открою вам дверь.
Ланс ошеломленный, простотой исполнения желания, застыл на месте, и едва успел опомниться, когда дама Тенар уже уходила.
— Постойте, Лив! Подождите же, скажите, что я там должен сделать? В смысле, для вас, для эспитцев, совершить там, внизу?
— Откуда же мне знать? — развела руками Стражница: — Может быть, узнать, кем мы были раньше, там, в Калитаре. И что мы совершили тогда? Вернетесь — расскажете. Если вернетесь. А теперь извините меня, но я должна отдохнуть. С утра меня придут убивать, а к таким событиям стоит подготовиться получше.
Лив и Берт. Эспит.
Лив сказала — Лив сделала. Во всяком случае, попыталась. Потому что сколько ни готовься, сколько ни настраивайся, а оказаться полностью готовой к тому, что человек, с которым тебя связывает любовь почти столь же долгая, сколь и ненависть, придет тебя убивать… Это невозможно. Тут никакой опыт не помогает, а память о прошлых попытках, удачных или не очень, только мешает. Разум издевается, подсовывая то ли видения, то ли события, так что уже не разобрать, где правда, а где — только мечта о ней.
Сомнения. Вот та приманка, которая раз за разом заманивала Овчарку в капкан. А вдруг теперь, на этом круге, всё получится по-другому? У того же Хила случается разнообразие! И вовсе не всегда ему отрывает руку или ногу, бывают ранения и полегче! И войны не такие страшные. Так может быть, и Берт…
«А у нас с Перцем есть крылышки, на которых мы вспорхнем над Эспитом вместе с первыми лучами солнца!» — издевательски передразнила сама себя Лив.
Но сомнения… По Берту ведь не поймешь, то ли он пришел розой тебя одарить, то ли горло перерезать. А постоянное ожидание предательства хуже самой жуткой казни. Конечно, Рыжий не расплачивается жизнью любовницы без действительно веского повода, но как узнать, какой повод для него достаточно веский?
Поначалу Лив попадалась гораздо чаще. Правда. Ну, подумаешь, разок-другой подставил? Зато любит! И привязан навеки, так что уходя на новый круг, всегда можно сказать себе: «Ничего, зато в следующей жизни…» И они вновь встречаются, юные, еще ничего не вспомнившие и ничего не понимающие, и безжалостное время замыкается в кольцо, а жернова притирают их друг к другу, Берта и Лив, а потом… Наступает момент, когда приходится выбирать. Кто опередит другого на этом круге? Кто успеет столкнуть со скалы, запалить фитиль или выстрелить в спину прежде, чем это сделает другой? Берт или Лив? Лив или Берт?
У Берта получалось чаще. Внезапней. Неожиданность — это его конек, на то и Лазутчик. Но у Лив — лучше. Надежней. Весь секрет в том, что не нужно тянуть до последнего, а бить следует первой. Даже если подозрения ложны, и Рыжий действительно всего лишь несет цветы и бутылку вина без яда или змеи, припрятанной в корзинке.
— Сторожи, — приказала Лив псу, а сама полезла в потайной шкафчик за оружием. Правила правилами, но, раз такое дело, под рукой надо иметь не только нож, но и пистолет.
Ланс. Эспит
Едва за дамой Тенар закрылась дверь в крипту, как подсвеченные черепа ожили: оделись плотью и кожей, в пустующих глазницах нежными бутонами проросли очи — всех оттенков мёда, а оскаленные зубы спрятались за мягкими лепестками губ. Пугаться не имело смысла, Ланс уже знал, что это лишь игра воображения. Всё дело то ли в эспитских травах, то ли в колдовстве двух безумных ведьм, но яд уже течет в крови мурранца.
«Зачем они вообще это делали? Зачем травили?» — подумалось Лансу.
— Смешной ты. А сам что думаешь? — с очаровательной улыбкой спросила одна из прежних Стражниц. Пожалуй, слишком смуглая для уроженки севера.
— Волю сломить хотели, заморочить видениями и заманить.
Её соседка просто рассмеялась по-девчоночьи звонко.
— А зачем, если ты и так готов был лезть в пещеры?
— Может, у вас тут так принято? Инициация.
— Ты своими заумными словечками бросай кидаться, — строго приказала еще одна Стражница. — Было б кого инициировать… Пфуй!
— Лихо! — восхитился Ланс напору давным-давно мертвых дам. — Теперь вы меня допрашиваете? Вернее сказать, не «вы», а «ты». Тут и без отравы немудрено запутаться, кто есть кто.
— Ай, ученый, неужто ты, заходя в гардеробную, здороваешься с каждым своим костюмом? — усмехнулась смуглянка. — Сегодня одно платье, завтра другое. Сегодня одна жизнь, а завтра…
— Всего лишь платье?
— Разве «мельники» не повторяют то же самое слово в слово без остановки тысячу лет? Тело — временное пристанище вечной души, так?
А ведь и вправду! Такая обыденная, такая повседневная, скучная истина.
— Но уверен ли ты, о Ланс Лэйгин, что каждое новое платье обязательно отличается от предыдущего кроем? — тихо и вкрадчиво спросила Стражница.
Все равно, какая из них. Пламя жизни, озарившее однажды, было одно на всех.
— Ну же? Сложный вопрос? Или ты просто никогда не думал об этом?
Нет, не думал. А зачем? Зачем, если каждый день несет новые впечатления, радости и печали, если деревья вырастают и становятся огромными, а потом сохнут и отправляются на дрова? Если одни вещи дряхлеют, а им на смену приходят новые, более совершенные? Это же очевидно — ведь ничто не стоит на месте: время бежит, мир стремительно меняется от года в год.
— А ты мозгами-то пораскинь, рыцарь науки. Вдруг ты просто не помнишь, что в прошлом воплощении был таким же авантюристом, только, возможно, менее ученым. Точно так же отрекся от учителя, бросил невесту, шатался по миру, чуть не помер от желтой лихорадки или чумы, и однажды очутился на Эспите. Пленником, рабом, а может и просто неосторожным и любопытным дураком. И сгинул в пещере без следа. Чтобы снова родиться…
Шепот Стражниц оплетал Ланса со всех сторон, будто паутиной опутывал. Сотня паучих против одной бабочки, трепыхающейся в липких сетях.
— Так вот откуда узоры!
— Какой ты догадливый, Ланс Лэйгин! — черепа откровенно смеялись. — Бабочки такие странные создания. Помнит ли крылатое существо о том, что еще совсем недавно было гусеницей? Что снится им в живом хитиновом склепе, пока одно превращается в другое? Где заканчивается гусеница и где начинается бабочка? Я не знаю, но я ведь простая стражница, а ты такой большой ученый. Возможно, у тебя получится узнать, почему одни бабочки помнят, а другие — забывают всё и навсегда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
