– Он приветствует вас в нашем доме как гостью и подругу Пабло, но хочет кое-что узнать. Теперь, когда Пабло стал таким знаменитым, собираетесь ли вы завладеть его деньгами или же только его сердцем?
Откровенность вопроса изумила Еву. На какое-то мгновение она потеряла почву под ногами и не знала, что ответить. В конце концов она призвала на помощь всю силу убеждения, глубоко вдохнула и выдохнула. Она не может позволить себе все испортить. Дело зашло уже слишком далеко. Ее дух ярко вспыхнул.
– Por favor[66], я не собираюсь красть ни того ни другого. И мне не нужно ничего, кроме того, что отдают бесплатно. Я всем сердцем люблю вашего сына.
– Мой отец спрашивает, подарите ли вы ему сыновей.
– Когда мы поженимся, я собираюсь родить ему много сыновей. И дочерей тоже.
На лице старика появилась широкая улыбка еще до того, как Лола закончила перевод, но он по-прежнему даже не пошевелил головой и не посмотрел в ее сторону.
– Мой отец говорит, что предыдущая подруга его сына не могла подарить нашей семье настоящих наследников, потому что уже имела мужа. Он не уважал ее за то, что она лишила Пабло возможности иметь семью и наследников – такие вещи важны и естественны для честного испанского мужчины. Он говорит, что Пабло заслуживал лучшего.
– Я хочу надеяться, что заслуживаю его доверия, – сказала Ева. – Знаю, что буду стараться до конца моих дней.
– Отец доволен, что вы с Пабло собираетесь пожениться. Он говорит, что будет рад присутствовать на вашей свадьбе. И я тоже, – добавила Лола. – Еще он хочет, чтобы я сказала, как вы похожи на его жену.
Облегчение теплой волной нахлынуло на Еву, и она позволила себе улыбнуться. Еще десять минут назад она не надеялась на благословение старика, и, судя по выражению ее лица, Лола тоже не ожидала этого. Сейчас Ева гордилась собой больше, чем когда-либо раньше.
Почти сразу же после разговора дон Хосе отправился в постель, а остальные сели ужинать и проговорили до позднего вечера под тихие звуки испанской гитары, доносившиеся с улицы.
Позже, в ту ночь, Ева проснулась от звуков тихого плача Пикассо – он расположился в спальне напротив по коридору. Ева понимала, что он оплакивает своего отца – человека, которого когда-то уважал и боялся и который сделал его художником.
Они оставались в Барселоне еще почти две недели. Рождество показалось Еве волшебным, и они вместе отпраздновали Крещение в пышном испанском стиле. Более того, Пикассо без возражений отправился на мессу, и Ева подумала, что, возможно, он делает первые шаги к примирению с Богом, которого боялся и проклинал все последние годы.
Перед отъездом из Барселоны он, наконец, попросил у матери дедовское серебряное кольцо. Пока Ева была в гостиной и прощалась с доном Хосе, она слышала разговор в прихожей. Минуту спустя Ева присоединилась к ним у двери, почти не в силах сдерживать радость, но старалась не показывать этого, потому что не хотела испортить сюрприз.
– Спасибо вам за все, – сказала Ева, подавив кашель, когда мать Пикассо заключила ее в теплые объятия.
– Грустно видеть, что наш Пабло снова уезжает, но хорошо знать, что он будет рядом с вами. Думаю, он наконец готов стать хорошим мужем.
– Madre, por favor[67], – укорил ее Пикассо с таким видом, будто она раскрыла какой-то секрет. Потом он отвел мать в сторону и нежно расцеловал ее в щеки.
– Будь добр к ней, Паблито.
– Я буду стараться делать это каждый день, – заверил он. И ты права: теперь я, наконец, готов.
Когда Ева проснулась утром после возвращения в Париж, то разочаровалась, не увидев рядом с собой Пикассо. Сначала она испугалась, что могла потревожить его ночью приступом кашля, потому что у нее наступило очередное обострение бронхита. Она была уверена, что сможет убедить его в том, что речь идет лишь о незначительной простуде, подхваченной во время поездки.
В квартире было тихо. На подушке Пикассо лежала единственная алая роза на длинном стебле рядом со шкатулкой из зеленой кожи. Ева сразу же поняла, что происходит. С сильно бьющимся сердцем она надела кимоно, лежавшее в ногах кровати, и опустилась на колени. Она была очарована тем, как тщательно Пикассо все подготовил, но сомневалась, что должна открыть шкатулку без него.
В квартире по-прежнему было тихо. Она встала, завязала пояс кимоно и босиком вышла в обшитую деревянными панелями гостиную с задернутыми портьерами. Пикассо стоял у камина в официальном черном костюме с галстуком: его волосы были тщательно причесаны. Он был окружен свечами, делавшими сумрачную комнату похожими на неф церкви, а на каминной полке стояла его картина Ma jolie. Он вставил ее в раму, так что теперь она занимала самое почетное место в гостиной.
Глаза Евы затуманились от слез.
– Ты не мог бы подождать, чтобы я оделась так же красиво, как и ты?
– Напротив, я хотел, чтобы ты выглядела именно так, как сейчас. Это я должен произвести впечатление. – Пикассо шагнул вперед и взял ее за руки. Она чувствовала, что он дрожит. – Я посвящаю этот момент тебе. Ты так много вложила в любовь ко мне; ты всегда была рядом со мной и поддерживала меня. Ты очаровала мою семью, была терпеливой с моими друзьями и совершенно покорила мое сердце. Ты для меня все, Ева.
– О, Пабло…
– Ты окажешь мне честь и примешь мое официальное предложение руки и сердца?
– Ну конечно! – когда она заплакала, он вытер ее слезы и обхватил ладонями ее подбородок. – Но кольцо почему-то лежит в другой комнате.
– Это лишь способ завлечь тебя обратно в постель, любимая, – ласково поддразнил Пикассо.
– Меня не нужно завлекать. Я и так твоя.
Они прошли в спальню, где он взял шкатулку с подушки и вложил ей в руки.
– Надеюсь, тебе не захочется чего-то другого, – сказал Пикассо, когда Ева открыла шкатулку и обнаружила изящно гравированное серебряное кольцо с большим рубином в центре.
– О, Пабло, какая изысканная вещь!
– Как и ты, ma jolie. Моя мать была очень довольна, что именно ты получишь его, – он надел кольцо на палец Евы и страстно поцеловал ее. – Сегодня вечером мы встретимся с Гертрудой и Алисой и официально отметим нашу помолвку. Им не терпится увидеть твое кольцо.
– Они знают? – удивленно спросила Ева.
– Ну, я же должен был кому-то рассказать. Кроме того, они обе сильно переживали за нас.
– Я рада, что понравилась им.
– Они обожают тебя, – заверил Пикассо. – Как сделают все мои друзья, когда узнают, какая ты замечательная женщина и какое счастье ты мне подарила.
Ева подумала, что она находилась на верном пути. Несмотря на неотвязный бронхит и жуткое подозрение доктора Руссо, она любила мужчину своей мечты, он любил ее, и скоро они поженятся. Она должна сосредоточиться на хорошем, только это имело значение.
