Кстати, два человека из свиты "всего лишь коллежского асессора" тоже носили вицмундиры "простых" кабинетских регистраторов — вот только не каждый статский советник мог позволить себе такую дорогую ткань, и такой мастерский пошив. Господа Сонин и Долгин могли, причем с легкостью неимоверной — судя по тому, как они не боялись испачкаться во время полного осмотра завода.
— Георгий Иванович.
Сокерин сморгнул, возвращаясь из своих мыслей в суровую (к нему) реальность, и поглядел на генерал-майора Патруса. Который как раз отодвинул от себя рапорт полковника, снял пенсне и аккуратно мял переносицу тонкими длинными пальцами.
— Вы и в самом деле хотите дать ЭТОМУ официальный ход?
— Так точно.
— Что же, ваше право. Вот только перед тем, как я наложу свою визу, позвольте задать несколько вопросов? На которые, замечу, вам все равно придется ответить, в случае…
Генерал-майор выразительно потряс листом, намекая на вполне возможное служебное расследование.
— Итак, первый вопрос. С какой целью вы хотели попасть на стрельбище во время заводских испытаний новейшего пистолета-пулемета конструкции Мосина-Агренева? Существующего, как мне сказали, всего лишь в единственном экземпляре.
— Я не знал ни о каких испытаниях! Впрочем, это абсолютно неважно, так как стрельбище заводское. А значит, я имел, и имею несомненное право его посещать!
— Второе. Князь беседовал с некоторыми мастеровыми и начальниками цехов, и они показали, что вы постоянно мешаете их работе. Тем самым существенно задерживая начало выделки новой винтовки. Это правда?
— Что за вздор! Конечно же, нет!
Патрус вернул пенсне на место, и взглянул через него на разволновавшегося офицера.
— Вот видите, Георгий Иванович. Всего два вопроса, а вы уже нервничаете. А ведь генеральный подрядчик модернизации нашего завода озвучивал и другие, очень даже неприятные вопросы — как для вас, так и, гм, для меня.
Например о том, почему аристократ-изобретатель не может пообщаться со своим соавтором в спокойной обстановке. Хотя и просил предоставить для этих целей стрельбище, причем всего на каких-то там полчаса. Не будешь же говорить в ответ, что попросту забыл предупредить одного чересчур ретивого полковника?
— Но ведь это полнейший вздор, Иван Иванович? Я, как представитель Военного ведомства, не мог…
— Гхм!
Начальник завода мягко перебил своего давнего (уже почти два года как) знакомого.
— Совсем забыл вам сказать. Приказом по военному ведомству, надзирать за работой по переустройству казенных оружейных заводов назначен князь Гагарин, Андрей Григорьевич.
— Но он же служит в Петербуржском арсенале? А как же?..
— Вот!.. А вы мне тут рапорт подаете. Подумайте, добрый мой вам совет — хорошенько подумайте! Надо ли вам в преддверии нового назначения затевать всю эту чехарду с официальными бумагами и проверяющими. Тем паче, что князь уже извинился, и готов повторить свои слова на публике.
— Но…
Генерал-майор опять снял пенсне, только на этот раз его пальцы легли на виски — его определенно начинал тяготить этот разговор. Вернее, столь откровенное непонимание его визави сложившейся ситуации. Ведь если не дай бог пришлют проверяющих — плохо будет всем!
— Хорошо, я подпишу ваш рапорт. Однако, напоследок, замечу: неприятности, которые вы доставите князю Агреневу, будут крайне незначительны. Если вообще, они у него хотя бы будут. А вот он вам в качестве ответной любезности, сильно затруднит дальнейшее продвижение по службе.
Иван Иванович откинул крышечку своей чернильницы, не глядя, ткнул в нее пером, скребанув по донышку, и поставил размашистую визу.
— Если оно у вас вообще будет — это самое дальнейшее продвижение. Всего хорошего, Георгий Иванович!..
День, начавшийся просто дурно, затем пошедший просто отвратительно, закончился для полковника и вовсе ужасно — его обидчик устроил в Офицерском собрании большой открытый прием. За свой счет, разумеется, и счет немалый — дорогое шампанское, вина, шоколад и цветы для дам, небольшие сувениры всем присутствующим… Те самые проклятые пистолеты-зажигалки! Не пойти на прием было просто невозможно (князь прислал именное приглашение, на обороте которого еще раз подтвердил свою готовность к извинениям), пойти — да проще было застрелиться, чем терпеть неизбежные косые взгляды и насмешки. Откуда все только и узнали?!.. Впрочем, наверняка младший из Мосиных постарался — низкий человечишко, подлая порода …
— Проклятая провинция!!!
На прием он так и не пришел. Но было бы настоящим преувеличением сказать, что все остальные от этого сильно огорчились — нежданное развлечение и отменное угощение (вкупе с обилием танцев) оказались для них куда важнее. Хотя его определенно вспоминали — уж очень некстати на бывшего представителя военного ведомства напала икота. А вот то, что уже он в свою очередь вспоминал про Митрофана Ивановича тихим незлобивым словом, на последнем никак не сказалось — новый председатель приемной комиссии был слишком увлечен наблюдением. Не за дамами (понаблюдаешь тут, когда супруга под боком бдит, почище иной львицы) — за самим виновником торжества. Его сиятельство и в самом деле сиял, очаровывая незамужних девиц и дам, и в две-три фразы располагая к себе господ офицеров, и без того немало возбужденных открывающимися перспективами — Александр Яковлевич "проговорился", что желает одновременно с модернизацией собственно завода, немного украсить и сам город оружейников. Немного новых доходных домов для проживания мастеровщины и приличной публики — старые в основной своей массе были слишком уж неприглядны на вид; большой пассаж с товарами производства его компаний — это непременно придаст оживление торговле (и безмерно разнообразит досуг присутствующих дам); кинотеатр по образцу тех, что недавно открылись в столицах…
— Этот прием запомнят надолго.
— Надеюсь, Сергей Иванович, надеюсь.
Возникший, словно бы из ниоткуда, князь поводил рукой, выбирая себе бокал на подносе. Определился, подхватил хрусталь за коротенькую толстую ножку, и присел напротив братьев, что расположились на диванчике в небольшой комнатке-нише.
— Спрашивайте, господа.
Митрофан и Сергей покосились друг на друга. И тот, и другой прекрасно знали, что хотят спросить, однако вот — немножечко стеснялись. Больно уж вопрос был неудобный.
— Скажите, Александр Яковлевич. А зачем вы так — с полковником?
Глядя в округлившиеся в притворном удивлении глаза аристократа высшей пробы, старший брат упрямо сжал губы и продолжил:
— Признаю, у меня с ним были определенные трения, но — в этот раз он был в своем праве. Ваши же люди его оскорбили самым грубейшим образом, и офицерская честь вынуждает меня поинтересоваться причинами, по которым!..
Прежний председатель приемной комиссии завода почувствовал, что начинает горячиться, и мысленно проклял свой дурной характер. Проклял, и гордо вскинул голову — предавать свои принципы он не собирался, ни за какие блага мира.
— Я не верю, что эти двое вот так взяли, и ссамовольничали — другие, кто не бывал на Сестрорецкой фабрике, в это может быть и поверили, но не я.
— Разве?
— Да! Они фанатично преданны вам, и поступить так могли только по вашему прямому указанию. Самим бы им такое и в голову не пришло — так вас подвести.
— Господи! Фанатично!.. Самовольно!.. Слова-то какие — я бы сказал, излишне громкие. Неужели вас, Сергей Иванович и вправду занимает подобная мелочь?
— Оскорбление нижним чином вышестоящего, это отнюдь не мелочь. Это покушение на основы!..
В желтых глазах промелькнул короткий всполох-смешинка.
— Начнем с того, что никаких нижних чинов на стрельбище не было, и быть не могло. Мои служащие БЫЛИ когда-то ими, но уже давно не являются. Далее — оскорбил полковника я. Мои люди, мой приказ, моя ответственность.
Оружейный магнат качнул бокалом, слегка вращая и наблюдая за игрой вина, и продолжил, предвосхищая уже готовый прозвучать вопрос:
— А может, я просто хотел сделать вам приятное?
— ?!?
— Шучу, конечно же, шучу.
В единый миг доброжелательный собеседник исчез, и перед братьями сидел совсем другой Агренев.
— Сокерин мне мешал, и я его убрал с завода.
— Таким образом?! Ваши возможности… Ведь вам достаточно было всего лишь поговорить с его высокопревосходительством, и полковника куда-нибудь тихо перевели.
— Мог. И говорил — в частности, касательно вас. И вашего брата. И еще десятка специалистов на других заводах. Если человек способен принести по настоящему ощутимую пользу империи, я обязательно поддержу его всеми доступными мне средствами. Даже если лично мне он глубоко противен. А вот если от человека вреда больше, чем пользы — то зачем он тогда вообще нужен? И уж тем более я не буду упоминать его в беседе с военным министром, для этого имеется превеликое множество иных, более достойных личностей.
