и настойчиво преследовать Третью «Проклятьем Исильдура» — Кольцом Всевластья.
Судьба обрекла нуменорцев на бесконечные раздоры Первой эпохи, в конце которой Мелькор, известный как Моргот, «Темный Враг», был низвергнут через Дверь Ночи из пределов Средиземья в Безвременную Пустоту. Но зло, которое он посеял, не исчезло и пустило корни, подпитываемое самым могущественным его прислужником, Сауроном. После изгнания Моргота он, казалось, раскаялся, начал сотрудничать с эльфами и предложил помощь нуменорцам. Однако прибытие в Нуменор оказалось расчетливой стратегией. В отличие от бессмертных эльфов, люди были введены в Средиземье с «даром» смерти: они покидают мир и отправляются в место, которого «не знают эльфы». Смерть определяет человеческий удел. Поэтому у основания Нуменора была гора, посвященная верховному богу Эру Илуватару, а у основания этой горы — Столпа Небес — лежали могилы нуменорских королей. Смерть и увековечивание памяти были сердцем нуменорской идентичности.
Саурон очень быстро разложил людей Нуменора, подпитывая в них жажду бессмертной жизни. Три нуменорских короля стали привязанными к нему призраками Кольца, а последний монарх, Ар-Фаразон, захвативший престол Морских королей, сменил веру и стал поклоняться Мелькору. Ему было приказано выстроить огромный собор с куполом и огненным алтарем, на котором приносили в жертву не только животных, но и людей.
Получается, что единственный случай организованной религии в Средиземье — этот дьявольский культ. Саурон наполнил Нуменор святилищами и могилами, крепостями и механическими «двигателями». Он подтолкнул нуменорцев стать капиталистами, империалистами и рабовладельцами. С острова был виден Валинор, Бессмертные земли, на которые нуменорцам было запрещено даже просто ступать. Саурон убедил островитян отправиться на эти берега в тщетной надежде избавиться от смерти, завладеть бессмертием, дарованным эльфам. Но как только флот Ар-Фаразона совершил этот непростительный грех, Нуменор смела гигантская волна, и корабли вместе с моряками и воинами навсегда остались погребены в подземных сводах. Спастись от потопа удалось лишь горсти бунтарей — Элендилю с сыном Исильдуром и их последователям. Выжил и Саурон, хотя после катастрофы он уже никогда не сможет принять приятное глазу человеческое обличье.
В тексте «Акаллабета» господствуют силы смертных и прогресс, страх гибели, лишения, память. Саурон и Саруман испорчены технологиями, и индустриализация Нуменора представлена не как развитие, а как триумф тоталитарного зла, ставший в результате губительным. В неоконченном романе «Утраченный путь» эта современность Нуменора подытожена Кристофером Толкином так: «Уход одержимого, стареющего короля из поля зрения общества, необъяснимые исчезновения неприятных власти людей, доносы, тюрьмы, скрытность, страх ночи, пропаганда в форме переписывания истории <…> [а также] массовое производство оружия для ведения войны», в том числе металлических кораблей, которые ходят без парусов, укреплений и ракет. Хотя «Утраченный путь» так и остался в виде отрывков и был опубликован лишь спустя десятилетия, описанный в нем расцвет государственного терроризма — запугивание, аресты, идеологический пересмотр истории — был для Толкина таким же ужасающе актуальным, каким он был для Джорджа Оруэлла, представившего современную ему тиранию в виде аллегорической антиутопии недалекого будущего. Толкин отреагировал иначе и отправился назад во времени, изобразив фашизм как первобытное, апокалиптическое зло, которое резонирует по всей истории человечества и искажает ее.
История Нуменора является, таким образом, размышлением о смерти и о том, как человечество попыталось победить ее с помощью технологического прогресса, политической идеологии и агрессивного империализма.
Толкин пережил две мировые войны, именно поэтому Нуменор был для него так важен — и становился еще важнее по мере того, как он приближался к завершению своей долгой жизни. В 1956 году, рассуждая по поводу «Властелина колец», он заявил, что это книга о власти, однако в письме два с половиной года спустя он уже рассматривал власть как «относительно несущественную» тему и считал, что «темой главным образом является Смерть и Бессмертие, а еще „лазейки“: долголетие и накопление воспоминаний». В интервью, записанном за пять лет до кончины, Толкин утверждал, что «истории — откровенно говоря, все наши человеческие истории — всегда повествуют об одном: о смерти. О неизбежности смерти». Сразу после этого он неожиданно цитирует заключительные слова книги Симоны де Бовуар «Очень легкая смерть» (1964), где рассказывается о последних днях жизни тяжелобольной матери писательницы: «Естественной смерти не существует: ни одно несчастье, обрушивающееся на человека, не может быть естественным, ибо мир существует постольку, поскольку существует человек. Все люди смертны, но для каждого человека смерть — это бедствие, которое настигает его как ничем не оправданное насилие, даже если человек покорно принимает ее». Затем Толкин обращается к интервьюеру: «Можно соглашаться с этими словами или не соглашаться, но они [слова де Бовуар] — ключевая пружина „Властелина колец“».
Проигрывать качественнее
Средиземье пронизано смертью, а жизнь и творчество Толкина во многих отношениях дышат поражением — роком «северной отваги», пусть и вперемежку со странной, неожиданной удачей, похожей даже на эвкатастрофу. Писателю не удалось завершить многие произведения: прежде всего это «Сильмариллион», переработанный «Хоббит» (он потом открещивался от этой книги) и «Возвращение Тени» — едва начатый сиквел к «Властелину колец». Некоторые работы, например «Фермер Джайлс из Хэма», «Приключения Тома Бомбадила» (1961) и «Кузнец из Большого Вуттона» (1963), можно считать признанным успехом — до середины 1970-х годов они выдержали соответственно одиннадцать, девять и семь переизданий.
Однако значительное число его художественных произведений вышло посмертно на фоне популярности «Властелина колец». Этот роман — как и «Хоббит» — оказался невероятно успешен, хотя издатели мало в него верили. Не особенно верил в удачу и сам Толкин, на каком-то этапе попытавшийся бросить «Аллен энд Анвин» и уйти в «Коллинз». Ему не удалось удержать контроль над собственным детищем: вынужденно, за довольно пустяковую сумму были проданы многие черновики «Хоббита» и «Властелина колец» (кипа бумаг высотой два с лишним метра), а потом и права на киноэкранизацию.
Толкин так и не смог довести до конца — и просто забросил — целый ряд научных проектов, наиболее значительным из которых был, наверное, сборник поэзии и прозы Чосера для издательства «Кларендон». Он не облек свои исследования и идеи в области англосаксонской и среднеанглийской филологии и литературы в одну книгу, определившую бы его карьеру. Колоссальный багаж знаний оказался рассеян по преподавательским заметкам и лекциям, коротким статьям и книжным обзорам, а также по работам друзей-ученых, которым Толкин оказывал чрезвычайно щедрую интеллектуальную помощь. Многие его труды, например исследование этимологии отдельных слов, малодоступны для понимания: они увлекут специалиста, но будут слишком сложны для неподготовленного читателя. Если не брать горсть сравнительно длинных трудов, Толкин в научной работе был почти миниатюристом начиная с первых дней на посту лексикографа «Оксфордского словаря английского языка» и заканчивая поздними редакторскими проектами.
Есть некая ирония в том, что он написал один из самых длинных и успешных романов XX века. И
