Все началось с того, что Селина пошла искать кота. Собрата-Маршала Лионель помнил — черно-белый, дворовый, боевой, он просто не мог не удрать. Во время поисков девушка столкнулась со вторым дворецким Фарнэби, и тот повел себя невежливо и даже пошло. Девица Арамона ссориться, по своему обыкновению, не захотела и, не сказав грубияну ни слова, двинулась дальше. За конюшнями ей помогли-таки отыскать пропажу, и с котом на руках Селина отправилась назад.
О том, что было дальше, рассказывали трое, не считая надо и не надо встревавшего хозяина, но хватило бы и одной Селины, которая умела и рассказывать, и отвечать. Савиньяк почти видел пустой двор и девушку с черно-белым котом, который внезапно дернулся и напрягся; хозяйке пришлось обхватить буяна поперек туловища обеими руками, и тут из ближайшей приоткрытой двери вывалился давешний пошляк. Еще не известно, как бы все обернулось, сдержи дворецкий свой язык хотя бы полминуты, но словесная гнусь полезла из него, когда он был еще шагах в десяти. Что происходит, Селина не понимала, но угрозу почувствовала, а Маршал уже рычал на приближающегося человека, рычал низко, страшно, куда свирепей, чем на Зою.
Не останавливаясь, мужчина нагнулся и подхватил приличных размеров палку. Селина прижалась к стене сарая, а потом, не соображая, что делает, резко выбросила руки вперед, и растопырившийся кот полетел прямиком в перекошенную морду.
Рычание сменилось пронзительным воем, переполошившим, казалось, все поместье. К вою примешалась яростная брань — дворецкий пытался, прикрывая одной рукой глаза, отодрать от себя зверя. Маршал же старался запустить когти поглубже. Потом сразу с двух сторон на двор выскочили люди — старший конюх и несколько его помощников, выскочили и замерли в недоумении.
Объяснил все сам «котодранец»: он сумел наконец отшвырнуть зверя и, подхватывая с земли оброненную палку, выдал тираду предельной гнусности. Тут ему вновь пришлось отвлечься на Маршала, ненадолго, но этого хватило. Селина успела только начать: «Он на меня…», как молодой парень в кузнечном фартуке со всего маху врезался в обидчика девушки сбоку. Следом налетели остальные. Пара увесистых ударов по голове, и урод уже не мог подняться, тогда его принялись бить ногами.
Старший конюх к веселью не присоединился, у него были дела поважнее. Ловко накинув на все еще топорщившего шерсть кота куртку и крепко прижав зверя к груди, он повернулся к Селине: мол, я вас провожу и киску вашу поднесу, нечего тут делать, без нас справятся.
Девушка молча пошла вперед, конюх задержался, обернувшись на своих ребят, а те старались, лупили с душой, крепкий с виду мужчина уже не брыкался и не ругался, только хрипло охал, и тут вмешалась Селина, потребовав прекратить избиение.
— Монсеньор, — объяснила она, — понимаете… Он совсем такой, как вы говорили. Я подумала, вы захотите посмотреть.
6
Вот и познакомились с графиней… Хорошо так познакомились! Луиза не рыдала и не ржала в голос лишь потому, что не шала, что ее душит — слезы или смех.
Савиньяк вытрясал из свидетелей душу, мать ему помогала, Селина, морща от усердия лобик, вспоминала выплеснутые на нее пакости, словно урок. Непонятные слова дочка заменяла теми, что были ей известны; получалось нелепо до чудовищности и чудовищно до нелепости, особенно когда невинная дева объясняла, что ее посылали в Ноху…
— Или в Нуху? — Сэль не была уверена до конца. — Там продают талигойских невольников. Этот человек мог хотеть, чтобы меня продали холтийцам…
— Я не думаю, что нам важны его желания. — Графиня говорила ровным голосом, но в черных глазах Луизе почудилась смешинка. — Мне кажется, Фарнэби, мы получили полное представление о душе вашего дворецкого.
- Мерзавец отправится на каторгу, — отрезал маркиз. — Завтра же. К сожалению, я не могу его повесить. Увы, не все поправки к кодексу Франциска полезны… Да-да, я знаю, что вы скажете. Я не могу повесить мерзавца, но и мерзавец с титулом не может повесить приличного человека. Все так, но в данном случае жаль.
— В данном случае идет война, а во время войны мерзавцев вешают, когда они попадаются. — Сын на мать не походил совершенно, и при этом родство просто било в глаза. — Поправки Диомида требуют лишь наличия свидетелей. Они есть.
— Так в чем же дело? — возрадовался любезный хозяин. — Правда, я не уверен в сноровке моих людей… Может быть, ваши «фульгаты»?
— Может быть. — Савиньяк поднялся. — Сперва я хочу увидеть этого…
— Кнуда, — с отвращением напомнил Фарнэби.
— Имеет смысл взглянуть нам всем. — Графиня взяла со стола что-то завернутое в шаль и встала.
— Но стоит ли дамам? — выразил сомнение маркиз.
— Мне — безусловно, госпожу Арамона я просила бы присоединиться к нам, а Селине идти не стоит, с нее впечатлений хватит.
Дочь, видимо, считала так же; поставив в известность Савиньяка, она успокоилась. Луиза вздохнула, вспомнив, как трепетное создание, вместо того чтобы лишиться чувств или хотя бы заплакать, тихо и упрямо толкало всех к Проэмперадору и добилось-таки своего. Не внял только Маршал: зловредный котяра умудрился извернуться, выпутался из куртки, плюхнулся наземь и тотчас исчез под домом.
— Сэль, — предложила Луиза, — поищи Маршала еще раз, только, пожалуйста, не одна.
— Я прослежу за этим, — заверил Фарнэби. — Мечтал бы лично, но ведь я должен присутствовать при допросе?
— Да, — подтвердил бесхвостый маршал. — Селине помогут «фульгаты». Маркус, вы были довольны этим Кнудом?
— Пожалуй… Дело свое знает, услужлив, понятлив. Будь иначе, я б его не держал.
— Семья у него есть?
— Ко мне он поступил вдовцом, но года три назад женился на дочери помощника нотариуса из Новой Фарны. Девица была старовата, однако с недурным приданым.
— Родню супруги навещают?
— Конечно, ведь они ждут наследства. Третьего дня Кнуд ездил с поручением в город, наверняка был у тестя.
— Третьего дня… — задумчиво повторила графиня. — Есть ли в Новой Фарне беженцы из Олларии, вы, само собой, не таете.
— Увы… Но ведь можно узнать.
— Если потребуется.
Напавшего на Сэль ублюдка отделали отменно. Луиза с трудом скрыла ликованье при виде заплывших глазенок и разбитой хари. «Услужливый и понятливый» был стянут конскими путами, в небитом и несвязанном виде он наверняка был осанист и вальяжен, но теперь напоминал толстую кровяную колбасу, брошенную у задней стены конюшни. Рядом стоял парень с вилами и блаженно улыбался.
— Гошподин мафкиз, — взвыла «колбаса», и Луиза с радостью обнаружила, что зубов у поганца поубавилось, — гофпова ггафиня! Умоляю… высфуфайте!.. Это заговов… Ставффый конюх меня ненавидит… Я газобвачив его пьянство…
Виноваты были все. Старший конюх с подручными, беспробудно пьянствующие и обкрадывающие доверчивого маркиза. Управляющий, состоящий в доле с конюшенными ворами и только и думающий, как бы выжить честнейшего дворецкого. Глупая девица, которая в ответ на предложение помощи спустила в доброго человека страшным зверем и подняла крик. Зверь, вне всякого сомнения, бешеный…
Оклеветанный страдалец усердно кашлял кровью, всхлипывал, взывал к маркизу, Савиньяку и Создателю и тщился осенить себя знаком. Выглядело сие тошнотворно, лживо и… неопасно.
— Мэтр Шабли вел себя иначе, — тихо сказала графиня, и се сын в тон откликнулся:
— Мэтра Шабли не били конюхи.
— Главаря мародеров били «фульгаты»…
— Просто насильник?
— Средь бела дня? Вряд ли, но мне непонятна эта плаксивость. Мэтр не защищался бы, а нападал, главным образом на хозяина. Мол, как ты, старый дурак, не оценил его, такого прекрасного…
— Маловато выпил?
— Я квянусь, квянусь Совдателе… Это офыбка… Девуфка не понява… Фто… Фто мовет быть нувно бваговоспитанной девице на конюфне? А мофет… мофет… она думава, фто я видев, фто она там девава с конюхами…
Загрызть ублюдка Луиза не успела: из-за угла конюшни показалась Селина в сопровождении стройного сухощавого офицера. Кошачья корзинка придавала «закатному коту» удивительно мирный вид. Казалось, он собрался на рынок.
— Фьюха! Ах ты ф! Подвая………Я тебя… твою……тебя… на…
Хрясь! Страж с вилами пустил свое орудие в ход, не дожидаясь приказа. Правда, пока лишь черенок. Не помогло: «безвинно оклеветанный» корчился, но продолжал сыпать словесами, которых избегал даже пьяный Арнольд, и Луиза почувствовала благодарность к покойному мужу, правда, не столь сильную, как к молодому конюху.
— Теперь это он, — сказала графиня, и в ее голосе чувствовалось… удовлетворение. — Значит, два или три дня…
— Похоже. — Савиньяк обернулся к Фарнэби: — Маркус, я забираю вашего котодранца, а взамен оставлю десяток солдат, дня на три. Это нужно ради вашей же безопасности.
