что в противостоянии с заговорщиками явный перевес находится на стороне государя, поскольку:
– несопоставимы исходные позиции двух сторон – государь сильнее по всем параметрам;
– если к мощи государя добавить еще народную любовь, то преимущество правителя становится несоизмеримо большим;
– сталкиваясь с подавляющим превосходством действующего государя, потенциальные заговорщики едва ли осмелятся готовить выступление против него;
– если правителя поддерживает народ, то шансы на заговор становятся крайне малыми, ибо его участники будут опасаться не только разоблачения своего предприятия, но и гнева масс в случае успешной его реализации.
Следует также обратить внимание на то обстоятельство, что Макиавелли ни здесь, ни в другом месте не упоминает местные органы самоуправления, на которые мог бы опереться государь. Причина этого состоит, возможно, в том, что, по мнению автора, итальянская система правления через магистратуры была неспособна сохранить себя в тогдашних условиях страны. В Италии была очевидна сравнительно большая эффективность абсолютного правления[524].
По этому поводу я мог бы привести немало примеров, но ограничусь одним, который еще памятен нашим отцам. Мессер Аннибале Бентивольи[525], правитель Болоньи, дед нынешнего мессера Аннибале, был убит заговорщиками Каннески*, и после него не осталось других наследников, кроме мессера Джованни, который был еще в колыбели. Тотчас после убийства разгневанный народ перебил всех Каннески, ибо дом Бентивольи пользовался в то время народной любовью. И так она была сильна, что когда в Болонье не осталось никого из Бентивольи, кто мог бы управлять государством, горожане, прослышав о некоем человеке крови Бентивольи[526], считавшемся ранее сыном кузнеца, явились к нему во Флоренцию и вверили ему власть, так что он управлял городом до тех самых пор, пока мессер Джованни не вошел в подобающий правителю возраст.
Как видно, Макиавелли здесь продолжает осторожную подмену, избрав все-таки в конечном счете пример с любовью населения к своему государю, а не нейтралитетом в его отношении. Наверняка это было сделано сознательно. Дело, видимо, в том, что данный случай впечатляет и убеждает читателя гораздо больше, нежели более сложные варианты, когда народ просто приемлет своего правителя, но не готов на поступки, столь драматически описанные флорентийцем. Еще один из специфических приемов убеждения, на которые он был мастер.
И вернемся еще раз к использованному здесь понятию государство. Уже в первом предложении знаменитой книги мы можем видеть, что Макиавелли употребляет его в современном для нас виде, так, чтобы не было разницы между терминами республика и монархия[527]. В этом случае он продолжает прежнюю линию.
В заключение повторю, что государь может не опасаться заговоров, если пользуется благоволением народа, и наоборот, должен бояться всех и каждого, если народ питает к нему вражду и ненависть. Благоустроенные государства и мудрые государи принимали все меры к тому, чтобы не ожесточать знать и быть угодными народу, ибо это принадлежит к числу важнейших забот тех, кто правит.
В переводе Юсима: «Итак, я заключаю, что государь не должен беспокоиться о заговорах, пока народ к нему расположен, но если народ враждебен и ненавидит государя, последнему приходится бояться всех и каждого. Правильно устроенное государство и мудрые правители прилагали все усилия к тому, чтобы не доводить до крайности грандов и жить с народом в мире и согласии, ибо в этом состоит одна из важнейших забот государя».
Макиавелли по-прежнему считает, что периодические повторы являются хорошим примером убеждения, а потому еще раз обращается к своей прежней максиме. Впрочем, она все равно показалась бы неубедительной Ивану IV, который третировал и преследовал русскую знать, не опасаясь доводить ее до ожесточения. Он считал, что на его стороне было благоволение Господа, и ему было этого достаточно[528]. Особенности политической культуры Московской Руси привели к тому, что даже истребляемая царем знать не ожесточилась, и реальных заговоров против царя не последовало.
В наши дни хорошо устроенным и хорошо управляемым государством является Франция. В ней имеется множество полезных учреждений, обеспечивающих свободу и безопасность короля, из которых первейшее – парламент с его полномочиями. Устроитель этой монархии, зная властолюбие и наглость знати, считал, что ее необходимо держать в узде; с другой стороны, зная ненависть народа к знати, основанную на страхе, желал оградить знать. Однако он не стал вменять это в обязанность королю, чтобы знать не могла обвинить его в потворстве народу, а народ – в покровительстве знати, и создал третейское учреждение, которое, не вмешивая короля, обуздывает сильных и поощряет слабых. Трудно вообразить лучший и более разумный порядок, как и более верный залог безопасности короля и королевства.
Уделять анализу специфики восприятия флорентийцем государственных порядков соседнего государства много внимания здесь, пожалуй, не стоит. Достаточно сказать, что это уже сделано многочисленными исследователями. В рамках нашего комментария выделим в данном отрывке следующие моменты:
– Макиавелли обращается к французскому государственному устройству с целью выделения в нем позитивной черты, несмотря на то, что полагал французское военное присутствие в Италии губительным для своей страны;
– в качестве основного государственного достижения Франции выделяется парламент, который должен был казаться институтом, ограничивающим власть государя;
– далее автор совершает привычный для себя поворот в анализе, заявив, что парламент на деле предназначен для того, чтобы добиться баланса между знатью и народом;
– следует обратить внимание на негативную характеристику знати (в переводе Юсима она звучит куда мягче: «памятуя о честолюбии и неукротимости знати»), что у Макиавелли вообще встречается редко. Правда, это положение отчасти следует из предыдущих посылок автора «Государя», когда акцентируется необходимость поддержки правителя именно народом (упоминание о знати также встречается, но только один раз);
– очень интересен прием, с помощью которого флорентиец объявил французский парламент важнейшей гарантией свободы и безопасности короля.
В отношении Макиавелли к знати обратим внимание, что в принципе он относился к ней очень осторожно, неоднократно указывая на опасность с ее стороны любому правящему режиму[529]. Вместе с тем, автор считал, что свобода возможна как при аристократических, так и при смешанных республиканских правительственных структурах[530]
Отсюда можно извлечь еще одно полезное правило, а именно: что дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами.
Еще одно вроде бы циничное замечание Макиавелли, на котором, однако, строится основная часть популистской (и не только) политики во все времена и у всех народов. Так что на деле иронии в словах автора «Государя» здесь нет.
В заключение же повторю, что государю надлежит выказывать почтение к знати, но не вызывать ненависти в народе.