— Вы собрались туда? — Энрике Маринес кивком указал за периметр, в сторону жилых кварталов. — Решили навести порядок, наказать плохих парней?
— Так точно, капитан, сэр!
Лейтенант смотрел на старшего офицера с нескрываемым вызовом. Он не мог понять, зачем он здесь, зачем все они здесь, если им запрещено даже думать о том, чтобы вмешаться. Сидеть за периметром, делая вид, что готовятся к бою, пока дикари, спустившиеся с гор, убивают, взрывают, насилуют — разве для того их натаскивали в учебном центре в Квантико? Командир взвода протестовал против этого всем своим естеством, но точно такой же протест чувствовал и Энрике Мартинес.
— Черта с два! Дайте мне одно отделение, лейтенант! Вы должны держать оборону здесь, так оставайтесь со своими людьми! Я пойду туда!
На лицах морских пехотинцев, невольно слушавших этот напряженный разговор своих начальников, расплылись довольные улыбки — сейчас они покажут этим диким горцам, кто теперь здесь хозяин. А командир взвода уже отдавал приказания. Дюжина моряков, три огневые группы, загрузились в три «Хаммера». Это была грозная сила, ведь на вооружении каждой группы, состоящей из четырех человек — ручной пулемет М249 SAW с ленточным питанием, снайперская винтовка М14 DMR, грозное оружие на средних дистанциях, и пара штурмовых винтовок М16А2, причем одна — с сорокамиллиметровым подствольником М203. Хватит, чтобы разогнать толпу немытых дикарей.
— Вперед, — приказал Энрике Мартинс, усевшись в головной «Хеммер» рядом с водителем. — Поехали!
— Сэр, это правильное решение! Надо показать, кто здесь хозяин!
Обернувшись, капитан увидел того самого снайпера, едва не расстрелявшего из своей М14 колонну боевиков. Сейчас он довольно ухмылялся, глядя на офицера и баюкая на коленях тяжелую винтовку, на ствол которой был навинчен цилиндрический набалдашник глушителя.
— Капрал Доджсон! Не терпится повоевать?!
— Просто хочу поставить на место этих ублюдков, сэр! Пусть помнят, что мы еще здесь!
Колонна покинула территорию блок-поста, ворвавшись в город. И почти тотчас Энрике Мартинес увидел следы боя, отмечавшие маршрут движения банды. На обочине, на тротуарах, лежали тела, в основном мужчины, вооруженные — оружие с них так никто и не взял — но хватало и женщин. Боевики просто палили на ходу, разгоняя замешкавшихся горожан, и шли дальше, оставляя за собой страшный след.
— Звери! Чертовы ублюдки!
Мартинес вновь обернулся на капрала, увидев искаженное ненавистью лицо Доджсона — этот парень воспринимал происходящее слишком близко, словно вдоль обочины лежали тела не каких-то безымянных дикарей, а его самых близких людей.
Морпехи ориентировались не по GPS — лучшим маяком стали звуки боя, стрельба, перемежавшаяся со взрывами гранат. И все же, пока колонна «Хаммеров» петляла по городским улицам, там, куда они спешили, все закончилось. Почти все.
Тяжеловесный бронированный М1114 затормозил, едва не протаранив толпу бородачей в камуфляже, и выбравшемуся из тесного салона Мартинесу открылась жуткая картина. Бой только что закончился, об этом свидетельствовали тела, разбросанные во дворе роскошного особняка. Трупы заботливо оттащили под стены, причем некоторые из них аккуратно укрыли брезентом, а на другие в тот миг, когда прибыли морские пехотинцы, мочились, довольно гогоча, сразу несколько боевиков.
А рядом слышались всхлипы, жалобные стоны и звериный рык обезумевшего от страсти самца. Огромный мужик, даже не снявший «разгрузку», всей своей массой наваливался на распростертое прямо на земле слабо трепыхавшееся под яростными ударами девичье тело, а его товарищи, стоявшие рядом, в нетерпении расстегивали штаны, спеша занять очередь.
— Оружие к бою! — коротко приказал своим людям Энрике Мартинес, и сам, сняв с предохранителя карабин М4А1, двинулся навстречу боевикам.
Американцев заметили не сразу, но постепенно к ним обратились десятки пар настороженных или откровенно злых глаз. Чеченцы сомкнулись на пути капитана сплошной бородатой стеной.
— Какого черта здесь происходит?!
Энрике Мартинес спрашивал по-русски — он успел выучить язык, и, пусть избавиться от акцента не получалось, слова его все же были понятны.
— Американцы, убирайтесь, — крикнул кто-то из толпы, тоже по-русски, и тоже с акцентом. — Идите прочь! Это не ваше дело!
— Вы убиваете мирных людей на территории, контролируемой Морской пехотой США! Я капитан Энрике Мартинес, этот город находится под ответственностью моего подразделения, и пока мы здесь, я приказываю вам убираться отсюда!
Чеченцы загудели, раздались возмущенные крики. Даже тот, кто был увлечен утолением своей похоти, поднялся с земли, и, на ходу застегивая штаны, двинулся к своим товарищам.
— Это наша земля, американец! Вы здесь не хозяева! Пошли вон!
Толпа надвинулась на морских пехотинцев, сгрудившихся возле своих «Хаммеров». Те в ответ взяли оружие наизготовку, а стрелки, занявшие места у турелей, навели на боевиков стволы пулеметов и автоматических гранатометов, установленных на крышах внедорожников. Чеченцев было больше — семь десятков, или около того, против дюжины морских пехотинцев. Но по огневой мощи они были почти равны, пара тяжелых пулеметов М240 и сорокамиллиметровый гранатомет «Марк-19» изменяли соотношение сил резко.
— Без команды не стрелять! — крикнул своим бойцам не двинувшийся с места Мартинес, на которого надвигалась масса чеченцев.
Они так и замерли друг напротив друга. Никто не хотел уступать, но никто и не был готов сделать первый шаг. А тем временем за спинами боевиков зашевелилась распятая на земле девушка. Фатима Дадоева, превозмогая боль, сперва встала на колени, потом поднялась на ноги, чувствуя, как кровь струится по внутренней поверхности бедер, как разламывается все тело, как жжет огнем растерзанное нутро девушки, только что ставшей женщиной против своей воли.
Чеченских мужчин учили законам мести едва не с колыбели, объясняя, что ни один обидчик не должен оставаться безнаказанным. Но и чеченские женщины умели мстить, делая это подчас с еще большей жестокостью, чем их братья, отцы и мужья.
Фатима не запомнила лицо того, кто надругался над ней, но сейчас она узнала этого человека даже со спины. Он шел куда-то неторопливой походкой того, кто только что получил море удовольствия и был не против все повторить. Ей никогда не быть любимой женой хорошего человека — опозоренную женщину никто не приведет в свой дом. раз так, нет смысла цепляться за жизнь. Но ее жизнь оборвется не в одиночестве.
Тело убитого кем-то, отцом, или, возможно, старшим братом, боевика лежало прямо на пути девушки. Автомат покойника уже кто-то забрал, да с автоматом Фатима могла и не справиться — слишком тяжелый. Но из открытой набедренной кобуры торчала рифленая рукоятка пистолета, и его-то девушка вытащила, ощутив в ладони шероховатый пластик рукоятки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
