Встали мы из-за стола тихо, скромно, как будто из-за обыкновенного обеда, помолились богу, и Туман, взявши свою смушевую шапку, взглянул на жену и стал прощаться с хозяином. Туман вообще неговорливый, но на этот раз он был совершенно немой за столом. Я думал было завести разговор о Блюхере или о Бонапарте, но, взглянувши на него, мне мысль моя показалася просто тривиальною. Одно-единственное слово, что я от него услышал, и то уже на дворе; когда он посадил свою фамилию в чумацкий воз и волы тронулися с места, то хозяин, стоя на пороге, спросил его:
— Так на фоминой, батьку?
— Эге! — ответил Туман и пошел за возом.
Ввечеру, за чаем, приятель мой, вопреки своей натуре, был задумчив. Я сделал ему каких-то два-три вопроса, да потом и себе начал барабанить по столу пальцами. Уже бабуся и свечи подала, уже убрала и самовар с принадлежностями, а мы все сидим, не двигаясь, да барабаним по столу, и не знаю, долго ли бы продолжалось это барабанное упражнение, если бы я не вздохнул, так себе, от нечего делать. Приятель мой поднял голову, взглянул на меня и засмеялся. Насмеявшись досыта, сказал он:
— Послушай! Мое дело хозяйское, мне есть о чем задуматься и вздохнуть, ну а ты какого черта вздыхаешь?
— Хозяин невольно передает свои впечатления гостям, — отвечал я.
— Правда, правда твоя! А знаешь ли что?.. — проговорил он и замолчал.
— Буду знать, коли скажешь.
— У меня к тебе великая просьба есть. Дай слово, что исполнишь, — скажу.
— Дам слово, если скажешь, какая просьба.
— Погости у меня до фоминой недели!
— Не могу.
— Вот то-то и есть! Заставил меня открыть секрет, а теперь и назад. Это не похоже на порядочного человека.
— Какой же тут секрет? — спросил я.
— А такой секрет, — отвечал он подумавши, — что на фоминой неделе я думаю венчаться, а тебя прошу быть у меня шафером, или, по-нашему, боярином. Ну что, согласен?
Я как был в то блаженное время человек совершенно независимый, то, не долго думаючи, и сказал ему:
— Согласен!
— Вот это по-дружески! — говорил он, пожавши мою руку так по-дружески, что я чуть не закричал. — Теперь же ходимо вечерять, — прибавил он, вставая.
Тучная вечеря и нелицемерное возлияние развязали язык моему приятелю и открыли его сердечный тайник. Он сначала высказал мне свои самые естественные понятия о семейной и политической жизни человека, о его назначении вообще, как создания прекрасного и разумного, и как он может быть независим, а следовательно, и счастлив в своей кратковременной жизни, ни малейше не нарушая гармонии общества себе подобных. Он так увлек меня своими суждениями, что я в нем начал видеть самого натурального, самого естественного мудреца, чуть ли не выше самого Сократа. Но как мудрецу и вообще человеку трудно и, кажется, вовсе невозможно указать самому точку, через которую не должно переступать, то и приятель мой незаметно перешел к утопии и начал мне доказывать, что грамотность, особенно в женщинах, особенно вредит благополучию человечества. Я думал было, что источник такой идеи был — вино, обильный источник сливянки, пока он не заключил своих доказательств такими словами:
— Я надеюся, и не без основания, что я буду совершенно счастлив с моей женою, и именно потому, что она неграмотная!
— Ты — может быть, но этого нельзя сказать про многих, и я первый не скажу про себя.
— Потому что многие, в том числе и ты, ничего больше, как нравственные уроды.
«Вот тебе и на!» — подумал я и, помолчавши, спросил:
— Как твой старший боярин, имею ли я право спросить у своего князя, кто же это такая будущая счастливая княгиня?
— Секрет, до последнего дня секрет! А то ты, пожалуй, станешь меня разочаровывать.
Долго мы сидели за столом молча, изредка поглядывая друг на друга и на бутылку со сливянкой, и, когда увидели, что на сухом дне бутылки ничего достойного внимания не оказалось, встали из-за стола и, выразительно пожавши друг другу руки, пошли спать.
В продолжение недели мы с приятелем закусывали, завтракали, обедали, вечеряли и спали. Много и много переговорили мы о разных совершенно посторонних предметах, в том числе и о современной литературе, за которой он, как и всякий порядочный человек, следил довольно внимательно, что меня немало удивило, потому что я, кроме варварского перевода басен Федра, ни одной книжки не видел в его доме. Кроме современной литературы, у нас часто заходила речь о тонкой современной политике Меттерниха{269}, но о предстоящей свадьбе ни полслова. Я раз было, вопреки вежливости, заикнулся о сем щекотливом предмете, но приятель мой был нем, аки рыба, приказал заложить бричку и, не сказавши мне «до свидания», сел и уехал, бог его знает куда. Прошла, наконец, бесконечная для меня святая неделя, прошла и половина фоминой. Приятель мой уехал в середу поутру и пропадал до самого вечера. Возвратясь к вечеру домой, он молча надел фрак, причесался, посмотрел в зеркало и сказал, обращаясь ко мне:
— Я готов! Одевайся скорее, поедем!
Я тоже оделся. Сели в бричку и поехали в город, прямо в Николаевскую церковь. Церковь была освещена: священник в облачении, посередине церкви налой, а дьячок, разглаживая усы, чуть-чуть не возглашал Исайя, ликуй! Не успел я осмотреться, как дверя растворились, и вошла Еленочка, сопровождаемая Туманом и матерью. Войдя в церковь, она перекрестилась, смело подошла к налою и стала на свое место. Я, когда увидел ее поближе и ярко освещенною, так только ахнул, так она была торжественно прекрасна. Обряд кончился, и я не без зависти поздравил моего счастливого приятеля с новой жизнью, с новой радостью. А на другой день, поблагодаривши за хлеб-соль моего приятеля, я уехал в Киев.
[Начато] 15 марта [1855]
Украинские слова и выражения, встречающиеся в 3 томе и требующие объяснения
Або — или.
Авжеж — конечно, разумеется.
А щоб ты ему спряглось — а чтоб ему пусто было.
Ба ни — да нет.
Багато — много.
Байдуже — безразлично, все равно.
Байстрюк, байстря — внебрачный ребенок.
Банкет — пирушка.
Банкетувати — пировать.
Барило, барильце — бочонок.
Батиг — кнут.
Бачити — видеть. Бань — вишь.
Безголовье — беда, погибель.
Бесталанье — несчастье.
Блазень (в повести «Капитан-ша») — молокосос.
Бс — же.
Бодай его! — чтоб ему!
Бодня — кадка с крышкой и замком.
1 Приводим слова в том кач*и, в каком они даются в тексте.
Бсжевильный — сумасшедший.
Брати — взять.
Верить на Прилуки — возьмите на Прилуки.
Броварь — пивоварня.
Врыль — соломенная шляпа.
Будынок — дом.
Вый лыхом об землю, як швець мокрою халявою об лаву — ударь горем о землю, как сапожник мокрым голенищем о лавку.
Валка — обоз.
Великдень, велыкдень — пасха.
Велыкодная неделя — пасхальное воскресенье.
Велыкодные святки — пасхальные праздники.
Вечеря — ужин. Вечерять — ужинать.
Вигодувати — вскормить.
Винньщя — винокуренный завод.
Вихоть — мочалка.
Вишник — вишневый сад.
Вкупочщ — вместе.
Возивня — сарай для телег и сельскохозяйственного инвентаря.
Волити — хотеть, желать
Волоцюга — бродяга.
Выкохати — воспитать.
Выробляти — выделызать.
Выстоялка — настойка.
Бысунутися — медленно выйти, выехать, выбраться.
Гаман — кошелек. Г арбуз — тыква. Глечик — кувшинчик. Годуватися — кормиться. Годуйся — кушай, ешь. Город — огород. Горыще — чердак. Господа —; дом. Господарство — хозяйство. Господыня — хозяйка. Граматка — 1) поминальная
книжка, 2) азбука, букварь. Гребля — плотина. Гусла— 1) гусли, 2) скрипка.
Дай лышень — дай-ка.
Де — где.
Дещо, дечого — кое-что, кое-чего.
Дзиндзюрыстый — бойкий.
Дзусь — нельзя. А дзусь вам знать — вас это не касается.
Дидивщина — поместье.
Добродий — сударь, благодетель. Добродейка — сударыня, благодетельница.
Довбня — большой деревянный молот.
Докупи — вместе.
Доладу — как следует, кстати.
Доли — на пол.
Домовына — гроб, могила.
Др1 т, дроту — проволока.
Дротянка — нагайка, сделанная из проволоки.
Дыбати — неуверенно идти.
Дымарь — печная труба.
Жалкувати — сожалеть, жалеть. Жарт — шутка. Жартувати —
шутить. Журитися — печалиться.
3. зо — с.
Завгорити — причинить горе.
Загарбати — захватить, схватить.
Загорода — некрытый загон скота.
Занивечить — испортить, погубить.
Заноза — палка, продеваемая в концы ярма и запирающая его на шее вола.
Запаска — «два куска шерстяной домотканины, обычно синей и черной, заместо юбки» (В. Даль).
Заполоч — цветные бумажные нитки.
Зарница — утренняя звезда.
