— Он вернулся в Рорн, ваше преосвященство. И сразу, сойдя с корабля, направился в квартал шлюх. — Гамил осторожно пригубил вино.
— Вероятно, к своей собственной шлюшке. Ну же, Гамил, пей до дна. Вино чудесное. — И Тавалиск проследил, чтобы секретарь осушил полную чашу этой кислятины.
— Он не найдет ее там, ваше преосвященство.
— И нигде не найдет, если учесть, в каком месте она находится. — Тавалиск забрал у Гамила чашу. — Я не хочу, разумеется, чтобы ей причинили какой-то вред.
— Да, ваше преосвященство.
— Я держу ее лишь потому, что когда-нибудь она может пригодиться в нашей партии с рыцарем. Он, как я понимаю, сильно к ней привязался?
— Похоже, что так, ваше преосвященство.
— Впрочем, судьба этой девки должна теперь волновать его меньше всего.
— Что ваше преосвященство имеет в виду?
— А то, Гамил, что пришла пора взяться всерьез за его собратьев. Я подумываю о том, чтобы изгнать их из города. Рыцари Вальдиса слишком долго мне докучали, и у меня руки чешутся положить этому конец. Мне не по нутру, что они торчат в наших гаванях и мешают нашей торговле. С тех пор как Тирен пришел к власти, она удвоили свое рвение. Не далее как на прошлой неделе они арестовали целый груз специй, стоящий сотню золотых, — заявили, что это пиратский товар! Так не может более продолжаться. Они скрывают за благородными побуждениями свое стремление к наживе. Они сбивают цены лишь для того, чтобы закрепиться на рынке. У них почти что монополия в соляной торговле, и нет нужды говорить, как опасно это для нашего рыбного промысла, — рыбакам необходима соль, чтобы сохранить улов. Я не прочь, если кто-то хочет заработать пару золотых, — только пусть не лицемерит при этом. — Последняя фраза пришлась архиепископу по вкусу, и он приказал Гамилу записать ее для народа. — Теперь можешь идти, — сказал Тавалиск, когда Гамил исполнил это, и велел слуге: — Нацеди моему секретарю штоф того последнего вина, мальчик. Мне кажется, оно очень ему понравилось.
— Зачем же так беспокоиться, ваше преосвященство?
— Пустяки, Гамил, мне это только приятно. Считай, что это награда за твою службу. — Мальчик вручил Гамилу большой жбан кислого вина. — И выпей его поскорее: оно может утратить свой букет, если хранить его слишком долго. — Гамил удалился, прижимая к себе громоздкий сосуд. — А теперь, мальчик, перейдем к следующему бочонку.
Через некоторое время послышались легкие шаги, и перед Тавалиском предстал высокий тощий человек.
— А, мастер ключник, всегда рад вас видеть. Я только что говорил мальчику, как ценю ваше мнение о разных винах.
* * *
Таул пробирался по уличной грязи. Вонь нечистот и гниющих отбросов стояла в горле. Жители Рорна в очистке улиц полагались на дождь, но небеса уже много недель не облегчались, и отбросы громоздились повсюду, услаждая зрение и обоняние прохожих.
Ранним утром Таул сошел с «Чудаков-рыбаков». Ему жаль было прощаться с моряками, ставшими его друзьями. Карвер заявил, что Таул оказался лучшим коком, чем тот, кого оставили на берегу. Капитан Квейн тепло пожал ему руку и предложил свою помощь, когда бы она ни понадобилась. «Приходи в гавань когда захочешь, — сказал он. — Я всегда здесь, если, конечно, не в море. Здесь ты всегда найдешь мерку рома и дружескую поддержку». Таул ничуть не сомневался в сказанном — капитан не принадлежал к тем, кто легко раздает обещания.
Таул шел к Меган, надеясь увидеть ее и, возможно, провести с ней ночь перед тем, как покинуть город. Ему нужно было поговорить с ней. С самого Ларна у него в ушах звучали ее слова: «От твоих демонов тебя избавит не достижение цели, а любовь». Откуда она могла это знать? Нет ничего важнее, чем достигнуть цели, — она и жизнь его, и проклятие. Погоня за несбыточной мечтой и стала причиной его крушения.
* * *
Таул всегда, с тех пор как себя помнил, мечтал стать рыцарем. Каждый день, пока он удил рыбу, мысли его уносились на восток, к Вальдису. Рыцари — воплощение благородства: они спасают принцесс, заточенных в башнях, и ведут долгие сражения с демонами.
Но для того чтобы пройти рыцарскую школу, требовались деньги, и Таул стал продавать излишки своего улова. Одна лишняя рыба в день означала медный грош в неделю. Однажды он подсчитал, что ему понадобится пятнадцать лет, чтобы собрать нужную сумму. Но это только укрепило его решимость.
Свои сбережения он прятал на дне бочонка с солью. Не раз, когда у них выходил хлеб или свечи, его одолевало искушение истратить их. Когда умерла мать, у него набралась уже полная чашка медяков, но дела у них пошли так плохо, что Таул спустил их все. Анна заболела гнилой горячкой, а ребенка, которому было уже больше года, требовалось окрестить. Иного выхода просто не оставалось. Таул был, конечно, в ярости и срывал свой гнев на сестрах — он бушевал, дулся и отравлял жизнь всей семье. Младшие не понимали, как много значат для него эти медяки, не понимали, что он, тратя их, расстается не только с деньгами.
Но сестры победили его своей нежностью. Сара неделю ходила рыбачить вместо него, а Анна, лежа в постели, рисовала ему красивые картинки. Не такие уж они, в конце концов, оказались непонятливые — просто он этого не замечал.
Тогда он мало в чем разбирался по-настоящему. Для него существовала только семья и больше ничего. Он отвечал за младших целиком и полностью. Он брался за любую работу: батрачил, прислуживал в таверне, резал торф — всегда находилось какое-то занятие для того, кто соглашался брать плату натурой, а не деньгами. Тянулись долгие тяжкие дни, когда он приходил домой только с наступлением ночи.
Только ранним утром мог он располагать собой. Денег он лишился, но его мечта осталась при нем. Он сызмальства был сильным и знал это за собой. Он успешно защищал свою драгоценную рыбную лунку от чужих посягательств, и теперь уже никто не смел претендовать на нее. Но деревенский дьячок сказал ему, что для рыцаря одной силы недостаточно. Поэтому Таул каждое утро клал в карман, кроме ножа, еще и книгу. Он мало что понимал из писаний старого Марода, но рыцарю полагалось быть начитанным — и он читал. Даже истратив свои сбережения, Таул продолжал таскать с собой книгу на рыбную ловлю. Он говорил себе, что это просто привычка, что на книгу удобно опирать удочку и что увесистый том может послужить хорошим оружием в случае нападения. Правда была куда глубже: сохраняя книгу, он сохранял и надежду. Если ему выпадет случай стать рыцарем — а в мечтах такой случай выпадал всегда, — он будет готов к этому.
Воспоминания о тех днях были неотделимы от дразнилок. Деревенские мальчишки, не решаясь нападать на него поодиночке, собирались ватагами, и, когда он шел на рынок с сестрами по бокам и младенцем в корзинке, они высмеивали его, называли «доброй хозяюшкой» и советовали поспешить домой, чтобы покормить малыша грудью. Сара и Анна тянули его за руку, умоляя не обращать на это внимания, и только их страх удерживал его от стычек с обидчиками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
