Я стал спрашивать себя, какова была действительная роль Сталина в период болезни Ленина и не принял ли ученик каких-либо мер для ускорения смерти учителя? Для Сталина вопрос был о его собственной судьбе… Либо ему сегодня удастся стать хозяином аппарата, следовательно, партии и страны, либо он будет на всю жизнь отброшен. Цель была близка, но опасность со стороны Ленина — еще ближе… Надо было действовать безотлагательно. У него везде были сообщники… Передал ли Сталин Ленину яд или прибегнул к более прямым мерам, — этого я не знаю… Но я твердо знаю, что Сталин не мог пассивно выжидать, когда судьба его висела на волоске" у. (Троцкий, "Портреты", стр.84, 104).
Почему Сталин сообщил об этом Политбюро? Может быть, Сталин действительно дал просимый яд, чтобы избавить Ленина — от мучений, а себя — от него? -
Трудно найти в истории преступников, которые, планируя преступление, умели бы создавать себе наперед столь абсолютное алиби, как это умел делать Сталин. Можно поверить, что лично он никакого яда Ленину не дал, но Сталин откровенно предупредил Политбюро: смотрите в оба, я, конечно, Ленину яда не дам, а вот сам Ленин ищет яда, а кто ищет, тот и находит! В семье ли, среди ли друзей-посетителей (несмотря на "медицинский карантин", Ленина посещали многие, за исключением Троцкого) может найтись человек, который даст ему яд из сострадания. Если же при вскрытии тела Ленина установят отравление, Сталин скажет: "Вот видите? Что я вам говорил!" Сталин был не мелкотравчатым ловкачем и жуликом, а тем, кем его называли при жизни — корифеем. Но корифеем одной только науки — науки великих преступлений и искусства их виртуозной маскировки. К тому же Сталин жил все-таки не в эпоху Римской империи, когда его духовный предтеча Нерон, почти не скрывал, что убил собственную мать. И не в средневековье, когда тираны прибегали к ядам довольно по-дилетантски. Сталин жил в эпоху, когда яды были усовершенствованы, а их применение так скрупулезно дозировано, что человек мог умирать неделями, месяцами, а если нужно — то и годами.
Болезнь Ленина не считалась неизлечимой. Первый раз Ленин пожаловался на недомогание на XI съезде партии в апреле 1922 г. Официально приглашенные для осмотра Ленина из Германии профессора Ф.Клемперер и О.Ферстер не нашли у Ленина ничего серьезного. В их интервью в "Таймсе" от 5 апреля 1922 г. было сказано: "Ленин — человек крепкого физического сложения, большой рабочей энергии. За последнее время его работоспособность уменьшилась, и он и его друзья решили расследовать, не является ли это следствием какой-либо болезни… Мы осмотрели Ленина и нашли лишь небольшую неврастению, следствие переутомления… Никаких медицинских советов не потребовалось. Мы рекомендовали, чтобы Ленин некоторое время берегся и отдохнул" (Луис Фишер, Жизнь Ленина, Лондон, 1970, стр.867).
Ленин начал думать об отдыхе на Кавказе и даже переписывался на этот счет с кавказским партийным руководителем — Орджоникидзе. Ленин ему писал: "Нервы у меня все еще болят, и головные боли не проходят. Чтобы испробовать лечение всерьез, надо сделать отдых отдыхом" ("Ленинский сборник", т.35, стр.344–345). Все, что Ленину требовалось — это полное спокойствие. Заключением всех медицинских светил было: максимально щадить нервы Ленина. Сталин сделал все от него зависяшае, чтобы максимально вредить нервам Ленина и создать вокруг Ленина условия повышенной нервозности и умственного напряжения. У Ленина было три удара — 25 мая, 22 декабря 1922 г. и 8 марта 1923 г. Четвертый удар, 19 января 1924 г., оказался смертельным. Каждому удару предшествовало невероятное волнение Ленина в связи с очередным подвохом Сталина.
Масштаб, характер и политическая цель этих подвохов поддаются точной реконструкции на основании документов.
Никто не может упрекнуть Сталина в том, что ему физическая смерть Ленина милее, чем собственная политическая смерть; а что Ленин готовит ему такую смерть, — об этом не просто говорят, а кричат названные документы.
Сталин хочет предупредить такой ход событий — в полном согласии со своей философией уголовника, которая впоследствии стала девизом урок его империи: "Умри ты сегодня, а я — завтра!". Для этого ему вовсе не обязательно было прибегать к такому грубому методу, как отравление. Сталин хорошо знает, что существуют легальные методы для устранения нежелательных друзей, методы, которые потом станут его "второй профессией": 1) "медицинское убийство" (впоследствии этот метод даже получит у Сталина специальное название — "вредительское лечение"), 2) "психологическое убийство" — когда людей доводят до смертельного удара или до самоубийства психическими атаками. Насколько первый метод был действенным и безопасным, гарантирующим неразоблачение, рассказывал на своем процессе в 1938 г. шеф НКВД Ягода, который заявил, что он этим методом умертвил Максима Горького, его сына, своего предшественника Менжинского, члена Политбюро Куйбышева (он, конечно, умолчал о том, что действовал по поручению Сталина и что он, старый фармацевт по профессии, по поручению того же Сталина создал при НКВД даже специальную аптеку для "лечения" ядами. Заметим кстати, что комиссия Политбюро по бухаринскому процессу реабилитировала всех, кроме Ягоды). Эффективность второго метода — психических атак — Сталин как раз и доказал на Ленине, на человеке, который был исключительно благодарным объектом для них ввиду своей прямо-таки патологической чувствительности и раздражительности в делах политики вообще, текущей политики — в особенности.
Сталин довел Ленина до того, что тот хотел покончить жизнь самоубийством, но Сталину было выгоднее, чтобы Ленин кончил жизнь без эксцессов. Другим он охотно разрешал эти "эксцессы”. Именно из-за непрекращающихся психических атак Сталина покончили жизнь самоубийством члены Политбюро Томский, Орджоникидзе, члены ЦК — Гамарник, Иоффе, Лашевич, Ломинадзе, Любченко, Скрыпник. Поскольку все специалисты, да и все медицинские учебники единодушны в утверждении, что между болезнью такого рода, как у Ленина, и влиянием окружающего мира на эту болезнь существует функциональная связь, Ленину было запрещено общаться с внешним миром. Это запрещение касалось всего — чтения, переписки, телефонных разговоров, приема посетителей. Полный информационный карантин должен был освободить Ленина не только от волнения, но и от необходимости думать о политике (когда в 1923 г. в Берлине умер его старый соратник, а потом враг Мартов, то даже этот факт семья скрыла от него).
Вот этот детальный и всеохватывающий порядок психотерапии, предложенный врачами для лечения Ленина, по всей вероятности, подал Сталину идею разработать свою собственную психокриминальную науку — "психоразрушение". В эту науку, как и в "специальную аптеку" НКВД, должно было войти все, что было запрещено медициной, и все, что могло повредить психологическим комплексам больного. Поэтому "психоразрушение" Сталина было системой психологических воздействий, направленных на подрыв здоровья, а затем и гибель человека. Позже система "психоразрушения" была положена в основу подготовки больших политических процессов 30-х годов. Она никогда не применялась сама по себе, но в сочетании с двумя другими системами — "лекарствами" из аптеки Ягоды ("волеослабляющие" или "волеразрушающие" вещества, как их тогда называли) и "методами Курского” (методы физического воздействия, впервые примененные во время "Шахтинского дела” будущим заместителем Ежова — Курским и его помощником Федотовым из Северокавказского Краевого управления ГПУ). Только такая комбинация психологических и физических пыток на беспрерывных допросах приводила к желательному для следствия результату.
Ленин был, в сущности, больше года под домашним арестом (недаром у него в беседе со своей секретаршей вырвалось выражение: "Если бы я был на свободе…" Сначала оговорился, а потом повторил, смеясь: "Если бы я был на свободе…" — Ленин, ПСС, т.45, стр.477). Все три секретарши Ленина в Горках — Воло диче ва, Глезер и Фотиева оказались агентами Сталина, потому он их и оставил в живых, а верховным и легальным надзирателем был сам Сталин. Мы не знаем, давали ли помощники Сталина из его агентуры среди лечащих врачей какие-нибудь противопоказанные лекарства, но зато мы в состоянии рассказать, как Сталин впервые применил именно к Ленину свою систему "психоразрушения".
До первого удара Ленина в мае 1922 г. — это значит через неполных два месяца после назначения Сталина генсеком, — каких-либо внешних проявлений борьбы за власть между Сталиным и Лениным не замечено. Зато Сталин пользуется периодом болезни Ленина (май-октябрь), чтобы подготовить переход власти к "тройке". Троцкий сообщает, что когда 10 октября Ленин вернулся к работе, то "Ленин чуял, что в связи с его болезнью за его и за моей спиной плетутся пока что почти неуловимые нити заговора. Он готовился дать "тройке" отпор" (Троцкий, Моя жизнь, ч. И, стр.212).
