После кошмара, пережитого в Лувре и Тюильри, как будто раздавившего ее, Анжелика с некоторым удивлением осознала и оценила спокойствие и порядок, царившие в доме сестры. Она была признательна ей и мэтру Фалло за то, что они предоставили ей кров, поэтому будет лучше, чтобы они не догадывались, какие таинственные, но грозные опасности исходили от блистательного королевского двора, на который они взирали с таким восхищением, обожанием и поклонением. Семья сестры служила ей защитой, и не стоило рассеивать питавшие их иллюзии по поводу собственного существования.
В следующие дни Анжелика старалась набраться терпения.
Как-то утром пришел ее бывший кучер с предложением о продаже повозки и лошадей от владельца конюшен, в которых Анжелика их оставила. Молодая женщина поспешила заключить сделку.
— Так ты здесь прочно обосновалась?! — набросилась Ортанс, следившая за разговором.
— Ортанс, я должна дождаться, когда король въедет в Париж, — спокойно ответила Анжелика. — Тогда я пойду в Лувр и, возможно, на аудиенции у Его Величества все прояснится.
Ортанс передернуло. Она не скрывала своего недоверия.
— Король! Король! Вечно ты со своим сумасбродством! Права была Пюльшери, когда говорила, что ты — само легкомыслие! Ты отдаешь себе отчет в том, что ты сама в опасности и, оставаясь здесь, подвергаешь опасности мою семью?
Слова Ортанс произвели на Анжелику большее впечатление, чем она того хотела. Сестра со свойственной ей проницательностью угадала истинное положение дел, которое Анжелика изо всех сил пыталась скрыть. Однако это ничего не меняло, оставалось лишь ждать прибытия короля в столицу.
— Почему ты решила, что я в опасности? — с твердостью в голосе возразила она. — Потерпи! Как только король и двор окажутся в городе, все изменится. А пока я продам карету, и вырученных денег хватит, чтобы оплатить тебе расходы на наше содержание. Я тем временем присмотрю другое жилье и перееду, как только маркиз д’Андижос и Куасси-Ба вернутся из Лангедока с необходимой суммой.
Ортанс закатила глаза, с недоверием отнесясь к известию о деньгах из Лангедока, но настаивать не стала.
Анжелика считала на пальцах, за сколько дней Бернар д’Андижос и Куасси-Ба смогут галопом доскакать до Тулузы и привезти ей оттуда деньги и известия. Каждое утро она надеялась, что именно сегодня настанет тот самый день, когда они вернутся. Ведь теперь мирное время, поездка из Парижа в Лангедок уже безопасна: нет разбойников, нет разрушенных мостов и дорог, разбитых во время сражения. Двор много путешествовал, дворяне из всех концов страны съехались на свадьбу короля, поэтому во всех провинциях должны были поправить дороги.
Те самые дороги, что когда-то утвердили незыблемость римского мироустройства[221].
Анжелика все еще находилась в доме мэтра Фалло, расположенного в глубине квартала Сен-Ландри. Адвокат посоветовал ей ждать. Ждать прибытия короля в Париж. Как ни тягостно ей было ожидание, торжественность события требовала тщательной подготовки. Въезд монархов в Париж стал поводом для горожан выразить любовь к своему монарху, устроить празднество и незабываемые увеселения.
Ее успокаивало то, что Сен-Ландри казался островом на острове.
Вечером она вслушивалась в шум большого города. За Сите, где она чувствовала себя в безопасности, по обеим берегам Сены жил многоликий беспокойный город, имя которому Париж. За стенами одного из его зданий, в одной из его крепостей, томился Жоффрей.
Теперь — спасибо адвокату Дегре! — Анжелика была уверена в этом. Жоффрей жив, пусть даже в лишенной удобств тюремной камере. Она посылала ему мысленное «Я люблю тебя», и в глубине души «ты» произносилось легче, чем раньше, когда она цепенела в его присутствии. Анжелика закрывала глаза и воскрешала в памяти то время, когда он постепенно завоевывал ее, когда она наконец оказалась побеждена и обезоружена собственным желанием полностью принадлежать ему.
И когда Анжелика слышала измышления Ортанс о репутации «этого человека», которые та цедила сквозь зубы, она с трудом сдерживала слабую улыбку — столь бездонной казалась ей пропасть между пугающими обвинениями и правдой о том, кто правил в далеком Лангедоке.
Жоффрей де Пейрак, ее муж, ее любовь. Анжелика с все возрастающим беспокойством думала как бесконечно далеки лживые сплетни от истинных выдающихся качеств того человека, которого она обожала, человека, который умел как никто другой окружить ее любовью, и она понимала, что никогда не перестанет открывать его заново. Он был необъятным. Он столько всего знал. Он знал все. И она только изумлялась, что сумела внушить «этому человеку» любовь.
Она сгорала от нетерпения броситься ему на помощь.
Упасть к ногам короля!
Но когда же он, в конце концов, вступит в Париж!
* * *
Июль подходил к концу.
За ним пришел август, и старый дядя Фалло заметил, что в этом году, в разгаре лета, никто не отдавал себе отчета, что оно проходит.
Дело было не в том, что август принес удушающую жару, худшую даже, чем в июле, когда гремели грозы, приносящие на некоторое время прохладу.
Но по обычаю, в августе высшая знать, дворяне и мещане покидали Париж со всеми домочадцами и слугами, чтобы устроиться в более или менее просторных загородных домах, дворцах и поместьях: одни — чтобы подышать свежим воздухом, другие — чтобы проследить за тем, как проходит жатва в их имениях, и все — чтобы насладиться вечерами на берегу реки под звездным небом.
Однако этим летом Париж жил ожиданием торжественного въезда короля и новой королевы, и в город стекались толпы людей. Никто не знал точно, когда же состоится торжество, и все боялись пропустить захватывающее зрелище, слишком редкое, чтобы увидеть его дважды в жизни: въезд короля и королевы в столицу и пышные празднества.
Несмотря на нетерпение, все прекрасно понимали, что въезд короля Людовика XIV и новой королевы Франции, Марии-Терезии Австрийской[222], непременно состоится и что заключенный союз означает, что граница между Францией и Испанией теперь будет определяться Пиренейским договором, обеспечивающим вечный мир между двумя державами.
Все смирялись с тем, что приготовления к празднеству будут длительными и кропотливыми.
Адвокат Дегре больше не приходил.
Анжелика понимала, что до торжественной церемонии въезда короля в Париж предпринимать что либо бессмысленно, ей не получить ни новостей, ни помощи. Но томительное бездеятельное ожидание в квартале Сен-Ландри обернулось для нее настоящим испытанием.