Элен уже довольно долго молчала, что было абсолютно несвойственно ей, тем более что речь шла о бале в Стафорд-Хаус. Майлс посмотрел на нее, надеясь, что она забыла уже о глупом замечании относительно Рима. Ох уж эти женщины со своими чертовыми вопросами и любопытством!
Прервав грустные мысли своего дяди, леди Элен задала матери праздный вопрос, чтобы показать всем, что ее совершенно не интересует предстоящий бал:
— Мама, ты знаешь эту даму в карете, которая только что остановилась неподалеку? Кажется, она знакома со всеми.
Леди Айрис повернула голову и, улыбнувшись, грациозно поклонилась даме, о которой ей только что говорила дочь. Она объяснила, что это леди Марджери. Она никогда не могла запомнить имени ее мужа, который буквально похитил ее, если верить сплетням, хотя ее муж — младший сын какого-то провинциального баронета.
— Но сама она дочь графа Веймаутского, поэтому ее до сих пор везде принимают, хотя последние пять-шесть лет она редко выезжает.
— Такая симпатичная женщина… Правда, ее платье вряд ли можно назвать элегантным, — без интереса ответила Элен и добавила сладким голосом: — Я вижу, мои дорогие дядюшки узнали даму, которая сопровождает леди Марджери. Но я не могу рассмотреть ее. Может, мы знакомы с ней?
От ее острого взгляда не ускользнул тот факт, что ее дяди обменялись предостерегающими взглядами, а потом стали старательно прочищать горло. Может быть, эта модно одетая молодая женщина одна из тех искательниц приключений, которые больше известны молодым людям, чем их матерям? Но неужели леди Марджери водит такие знакомства?
Леди Элен внимательно наблюдала за своими дядюшками, которые чувствовали себя явно не в своей тарелке.
— Ты права, дорогая, хотя карета и близко, я не могу рассмотреть лица этой дамы. Оно закрыто шляпой. Но я, к своему ужасу, могу не узнать кого-то из своих друзей. — Леди Айрис повернулась к близнецам: — Вы знаете эту даму, которая сидит у леди Марджери в карете?
— Э-э… понимаешь, мы не были официально представлены! За границей такие вещи часто случаются… Там не все придерживаются наших традиций… Гм! — Виконту Селби стало душно.
— За границей, ты сказал? Какое совпадение, правда, мама? Это, должно быть, случилось в Риме? А Эмбри тоже знаком с этой вашей дальней знакомой, а, дядя?
Покраснев, виконт Ровель выпалил:
— Не думаю. Он не был там, где были мы. В любом случае мне не стоит делать из мухи слона, а?
— Но если уж она вращается в одном обществе с нами, может быть, вы все-таки скажете, кто она? — настаивала Элен. — Или, может, она иностранка?
— Ради Бога, скажите, кто она, пока мои девочки не сгорели от любопытства! — нетерпеливо сказала леди Айрис и требовательно посмотрела на братьев, которые обменялись красноречивыми взглядами.
Наконец Селби сказал:
— Мне кажется, ее зовут Трэйверс. Так, Майлс? Они друзья нашего приятеля Дамиано. Ее муж: — баронет или что-то в этом роде, он друг отца Дамиано. Это все, что мы знаем. Мы понятия не имели о том, что они собирались приехать в Лондон.
— О, так она замужем? Я думаю, нам вряд ли придется где-нибудь встречаться с ней, правда, мама?
Внезапно потеряв к этой даме всякий интерес, Элен откинулась на подушки и огляделась по сторонам, не пришел ли кто-нибудь еще из ее друзей. Даже если бы она знала, что кто-то внимательно наблюдает за ней из кареты, которая недавно привлекла ее внимание, она бы отнесла это на счет своей красоты, к восторгам по поводу которой она уже в последнее время привыкла.
ЧАСТЬ IV
Глава 29
За прошедшие два месяца Алекса чрезвычайно привязалась и к своему адвокату, мистеру Эдвину Джарвису, и к его жене, урожденной леди Марджери Давениш, которая до сих пор полагала, что бежав со своим мужем и от многого отказавшись, сделала это во имя любви.
— Мы с ним как пара гнедых, дорогая! — говорила она с усмешкой. — Это было словно какой-то волшебный удар грома, причем, видишь ли, для каждого из нас. Все, что я сделала, — это увидела его первый раз в комнате, где находилось много людей, и почувствовала, как у меня задрожали колени. Все остальное уже пошло само собой, и теперь я так счастлива!
Леди Марджери (так ее все называли) сопровождала своего мужа в его поспешном путешествии в Рим и немедленно взялась позаботиться об Алексе и о том, чтобы она была представлена лондонскому высшему свету. И это именно она, а не бедная Пердита, которая была слишком опечалена для того, чтобы оказать какую-нибудь помощь, почти насильно вырвала Алексу из ее состояния тоски и угрызений совести, твердо напомнив ей, что сэр Джон не захотел бы видеть ее такой, а потому, предаваясь своему горю, она не оправдывает доверия, которое он ей оказал.
— Но я чувствую, что могла бы проводить с ним больше времени, — прошептала Алекса, с трудом сдерживая рыдания, — а вместо этого я занималась собой, даже когда он умирал и нуждался во мне…
— Что за дикая чушь! — с чувством произнесла леди Марджери. — Вам прекрасно известно, что он так страдал от боли, что не в состоянии был воспринимать ваше присутствие. И даже мой муж, который знал сэра Джона на протяжении тридцати лет, говорил, что он бы предпочел иную смерть. Что хорошего умирать в окружении вопящих от горя друзей и близких, которые лишают вас возможности умереть спокойно и с достоинством? Пойми, дитя мое, в конце концов, ты сейчас не одинока. Мой муж Эдвин — один из умнейших и воспитаннейших людей, которых я когда-либо знала, а ведь я имею отношение почти ко всем знатным фамилиям, упоминаемым в книгах пэров. Дебретта или Бурка. Я уверена, что втроем мы устроим все наши дела в наилучшем виде.
После этого Алекса, наконец, огляделась вокруг и с трудом уверила себя, что она теперь оказалась в Англии. В Лондоне было немало домов, куда она и не мечтала попасть всего год назад, — это общество было от нее едва ли не дальше тех звезд, на которые она привыкла любоваться ясными ночами. И даже в самом смелом полете своей фантазии она не могла представить себя хозяйкой и владелицей одного из самых импозантных таких домов — на площади Белгрейв, не говоря уже о загородном поместье в самом сердце охотничьих угодий Йоркшира, а также лошадях, экипажах и Бог знает о чем еще. Ее разум все еще отказывался вообразить огромные размеры свалившегося на нее богатства, которым она одна теперь могла полностью распоряжаться. Ей даже думать об этом было страшно, пока она не вспомнила одну строчку из письма, которое сэр Джон оставил для нее. Он писал, что богатство представляет собой большую власть, когда правильно используется.
Алекса продолжала расхаживать по блестящему, исключительно дорогому паркетному полу своей библиотеки, даже после того как они с леди Марджери вернулись из своей неожиданной поездки к Гюнтеру, чтобы попробовать его знаменитое мороженое. И надо было так случиться, что в первый же момент она столкнулась там со второй женой своего отца и двумя сводными сестрами, хотя и знала, что рано или поздно это произойдет, а потому такая встреча лишь вопрос времени. А вскоре ей, вероятно, предстоит встретиться и со своим отцом, которого она не видела с тех самых времен, когда была ребенком, и своей безнравственной бабушкой. Теперь она, по крайней мере, уже будет готова к этому, а потому получит перед ними определенное преимущество.
