Как будто мысль о шпионах сделала ее более восприимчивой, девушка внезапно ощутила, что за ней наблюдают невидимые глаза. В Тел’аран’риоде почти всегда возникало подобное чувство, и даже Хранительницы Мудрости не знали почему. Но хотя затаившиеся наблюдатели, чей взгляд она ощущала, присутствовали здесь всегда, это не означало, что тут не находились и вполне реальные. Однако она почему-то была уверена, что это не Романда и не Лилейн.
Ведя рукой по колонне, Эгвейн медленно обошла вокруг нее, внимательно вглядываясь в уходящие вдаль столбы из кроваво-красного камня, ряды которых тонули в глубокой тьме. Ей казалось, что она на свету, но окружающий ее свет не был реальным. И любой скрытый в тени видел тот же свет вокруг, а саму Эгвейн прятали от чужих взоров те же тени. Иногда между колоннами мелькали люди, мужчины и женщины. Мерцающие образы, редко задерживающиеся больше чем на несколько мгновений. Ее не интересовали те, кто соприкасался с Миром Снов в своем собственном сне; как правило, это происходило случайно и, к счастью для них, продолжалось совсем недолго, так что они не успевали столкнуться с серьезной опасностью. Черные Сестры тоже имели доступ в Мир Снов, владея тер’ангриалами, украденными из Башни. Хуже того. Могидин знала Тел’аран’риод как свои пять пальцев, не хуже, чем любая ходящая по снам. Возможно, даже лучше. Для нее обнаружить это место и любого находящегося здесь не сложнее, чем взмахнуть рукой.
Эгвейн пожалела, что не воспользовалась случаем и не попыталась проникнуть в сны Могидин, пока та была ее пленницей. Хоть раз, чтобы потом оказаться способной находить их. Но даже если бы Эгвейн сейчас и сумела распознать ее сон, это вряд ли позволило бы выяснить, где Могидин находится. К тому же существовала опасность оказаться втянутой в ее сон против своего желания. Чувства, которые они питали друг к другу, для этого достаточно сильны. Эгвейн презирала Могидин, а Отрекшаяся, это можно сказать с полной уверенностью, безгранично ненавидела ее. То, что происходило здесь, в Тел’аран’риоде, не было по-настоящему реальным, но в памяти сохранялось так, будто случилось на самом деле. Ночь, проведенная во власти Могидин, могла привести к тому, что кошмары преследовали бы Эгвейн всю оставшуюся жизнь. И, может быть, не только во сне, но и наяву.
Еще один оборот вокруг колонны. Что это? Смуглая, по-королевски величественная женщина в шляпке, украшенной жемчугами, и платье, отделанном кружевами. Она на мгновение выступила из тени и тут же исчезла. Сон тайренской женщины, какой-нибудь леди или даже жены простого фермера или торговца. Возможно, наяву она приземистая и некрасивая, но во сне видела себя именно такой.
Лучше бы попытаться проникнуть в сон Логайна, чем Могидин. Эгвейн, конечно, все равно не смогла бы выяснить, где он сейчас, но по крайней мере получила бы некоторое представление о его планах. Конечно, оказаться втянутой в его сон вряд ли доставит ей намного больше удовольствия, чем попасть в сон Могидин. Он ненавидел всех Айз Седай. Устроить ему побег было необходимо – есть вещи, которые иногда приходится делать, несмотря на все последствия; Эгвейн могла лишь надеяться, что цена окажется не слишком высока. Забудь о Логайне. Опасность таилась в Могидин, которая могла последовать за ней даже сюда – особенно сюда, – которая...
Внезапно Эгвейн почувствовала, что ей стало очень тяжело двигаться. Из горла вырвался раздраженный звук, больше всего похожий на стон. Прекрасное платье превратилось теперь в стальные доспехи вроде тех, которые носила тяжелая конница Гарета Брина. Голова казалась громоздкой и неуклюжей, точно на ней покоился шлем с гребнем в виде Пламени Тар Валона. Очень неприятное ощущение. Она-то считала, что способна держать себя в руках и не терять контроля над Миром Снов.
Однако, собрав волю в кулак, она изменила ставший почти свинцово тяжелым доспех на то платье, которое обычно надевала, встречаясь с Хранительницами Мудрости. Для этого нужно лишь хорошо представить себе, чего она хочет. Длинная юбка из темной шерсти, свободная белая рубашка из алгода – именно так она одевалась, пока училась у них, – шаль с бахромой настолько густого зеленого цвета, что казалась почти черной, и косынка, покрывающая волосы и завязанная сзади. Эгвейн, конечно, не стала воспроизводить их драгоценности, все эти ожерелья и браслеты. Хранительницы Мудрости обязательно стали бы подтрунивать над ней по этому поводу. Такие коллекции создавались годами, вряд ли ей удалось бы точно скопировать все эти украшения в течение нескольких мгновений сна.
– Логайн отправился в Черную Башню, – громко произнесла она, надеясь, что так и было; по крайней мере она очень рассчитывала на то, что там его смогут держать в узде. Если его схватят и укротят снова, Ранд не сможет обвинить в этом ни одну из сестер, которые присоединились к Эгвейн. – А Могидин не знает, где я сейчас, – как можно увереннее добавила она.
– С какой стати ты опасаешься этой Предавшейся Тени? – спросил голос сзади, и Эгвейн от неожиданности взвилась в воздух.
Эгвейн находилась в Тел’аран’риоде и была ходящей по снам, поэтому нечего удивляться, что, прежде чем прийти в себя, она успела подскочить до высоты, значительно превышающей ее собственный рост. Да уж, подумала она, плывя в пустоте, не очень-то далеко я ушла от начинающих. Если так будет продолжаться, скоро я начну вскакивать в постели, когда Чеза пожелает мне доброго утра.
Надеясь, что покраснела не слишком заметно, Эгвейн медленно опустилась; возможно, ей даже удалось сделать это хотя бы с некоторым достоинством. Возможно. И все же морщины на немолодом лице Бэйр проступили рельефнее, чем обычно. Она улыбалась от уха до уха. В отличие от двух других женщин, также присутствующих здесь, она не была способна направлять, но для хождения по снам это не имело значения. Бэйр была так же искусна в этом, как любая другая из них, а в чем-то даже и больше. Эмис тоже улыбалась, хотя и не так широко, а золотоволосая Мелэйн откровенно расхохоталась, откинув назад голову.
– Никогда не видела, чтобы кто-то... – только и смогла произнести Мелэйн. – Надо же! Прямо как кролик. – Она легонько подпрыгнула, взлетев вверх на целый шаг.
– Недавно я... сделала кое-что, что не доставило удовольствия Могидин, – сказала Эгвейн. Ей очень нравилась Мелэйн. С недавних пор эта женщина носила в себе ребенка – точнее, двух – и, наверно, поэтому стала гораздо менее колючей. Мысленно гордясь собственной сдержанностью, Эгвейн никак не проявила своих чувств. – Я и мои друзья... Мы задели ее гордость, чтобы не сказать больше. Уверена, что она с радостью поквиталась бы со мной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
