Йен почувствовал, как забилось сердце. Если на самом деле под тайником скрывается еще один тайник, то золото призвано отвлекать от него внимание. Можно подумать, конечно, будто золото фальшивое, но Йен знал, что золото самое настоящее: именно из этого сейфа отец Торри и Осия взяли золотые монеты, когда бежали отсюда, те самые монеты, которые мать Торри превратила в доллары.
Раз сотни фунтов золота призваны маскировать существование второго тайника, выходит, его содержимое много дороже всего этого золота.
— Торри, это же…
— Йен, прикуси язык. Сейчас некогда объяснять. — Торри уже засунул руку обратно в тайник, аж по плечо.
Затем он выпрямился: на ладони у него лежал маленький кожаный мешочек. Дрожащими пальцами юноша растянул горлышко мешочка.
В комнате почему-то стало темнее. Неровный круглый камень, который выкатился на ладонь, не просто горел темно-алым пламенем; казалось, он впитывает в себя свет и тепло не только стоящей рядом лампы, но и всей комнаты. В его рубиновом свете лицо Торри казалось грязным от пыли и пота. Ему стоило изрядных усилий сжать пальцы, прогнав темноту и причудливо-алый отсвет. Снова вспыхнул свет лампы и свет дня.
Осия уже стоял на коленях рядом с Торри.
— Тот самый рубин, вынутый из разломанного ожерелья Брисингов, благословенного и проклятого, — произнес он, покачав головой. — Значит, герцог уже нашел один и искал остальные камни.
Сенсевер рассудительно кивнул:
— Именно это меня и тревожило. Его покойная Пылкость притворялся человеком куда лучше всех тех огненных великанов, о которых я когда-либо слышал. Все Старшие Народы — оборотни, но невозможно подумать, что огненный великан сам по себе способен так долго носить чужой облик. Изменить обличье на час, на время трапезы, на день — еще куда ни шло. Но не на годы же… Очевидно, он имел у себя некий дополнительный источник силы. — Лорд Сенсевер протянул руку. — Лучше передать его под мою опеку.
Бранден дель Бранден вскочил на ноги.
— Думаю, камень должен остаться здесь, в Доме Пламени. Это огненный самоцвет, в конце концов.
Ториан дель Орвальд тоже встал.
— Распорядитель дуэлей представляет весь Доминион, — произнес он, положив руку на эфес меча и чуть повернув голову, чтобы видеть все здоровым глазом. Двигался он совсем не как больной старик. — Именно мне следует забрать его — именем Неба.
Нет, никому из них нельзя довериться.
Торри поднялся на ноги, держа камень в левой руке, а правую положив на рукоять меча.
— Полагаете, что у вас получится отобрать у меня рубин?
Ториан дель Орвальд кивнул:
— Да, внук, думаю, что получится. И не только у меня. Тебе этот камень ни к чему, юный Ториан. Он слишком опасен.
Болван ты, Торри, подумал Йен. Втравить их в такую историю, а все почему? Потому что побежал обратно доставать камень из сейфа, вместо того чтобы обсудить с остальными возможные последствия.
Да, во всем виноваты его родители и соседи. Торри выращивали в оранжерее, его окружали люди, которым он верил. Он просто не знал, какие законы правят миром, не знал, что не всегда можно полагаться на тех, на кого ты привык полагаться.
Йен-то это прекрасно знал: уроки Бенджамина Сильверстейна не прошли даром.
Конечно, Бранден дель Бранден — друг Торри, лорд Сенсевер — друг его семьи, а Ториан дель Орвальд вообще его родной дед, но этот рубин — камень Брисингамена, и каждый из троих без труда объяснит, почему камню не следует оставаться у Торри и почему хранить камень следует именно ему. Вот черт!
Теперь им либо придется прорываться из Города с боем — а каковы шансы у них двоих? — либо…
Стараясь двигаться плавно, Йен поспешно обогнул Брандена дель Брандена и нырнул в дверь, которая вела на веранду.
— Торри! — крикнул Йен от двери. — Давай его сюда! И прикрой меня!
Торри действовал почти не колеблясь: он из-за спины кинул камень Йену, затем прыгнул к двери на веранду, чтобы загородить дорогу остальным, вытаскивая на ходу меч. И встал за спиной у Йена.
— Торопись давай, — сказал он. — Дело дерьмо.
А то я сам не вижу, подумал Йен. Ладно, со взаимными обвинениями можно и подождать.
— Минутку, — сказал Йен.
Он вышел на веранду. Рубин был теплым на ощупь; он не успел бы так нагреться от руки Торри за несколько минут. И хотя самоцвет вовсе не казался тяжелым, требовалось приложить некие усилия, чтобы сдвинуть его с места — словно тот, кто его создал, не озаботился синхронизировать вес и инерцию камня.
Йен посмотрел в голубое небо. Оно было глубже и ярче, чем дома, непорочная белизна облачков слепила глаза. И высоко над Городом кружила черная птица. Ворона, надо думать? Нет. Йен улыбнулся. Ворон.
Ничего, кроме чистой логики: камень должен хранить тот, кто знает о важности Брисингамена, кому можно доверить и рубин, и все остальные камни ожерелья — до тех пор, пока не настанет время завершить этот цикл существования Вселенной.
Еще рано, подумал Йен. Мне еще много чего надо сделать, и я не один такой.
— Хугин! — крикнул он. — Слышишь меня? Лети сюда! Мунин, дуй сюда, это я, Йен Сильверстейн!
Он и прежде видел кружащую в небе птицу, однако это не отложилось в его сознании. Но вороны сами говорили, что они еще встретятся, и вполне разумно, что Харбард послал кого-то из них следить, что произойдет в Городе.
Черная птица продолжала свой плавный полет, и сердце у Йена упало.
— Йен, — раздался сзади голос Торри. — У нас мало времени.
— Заткнись, — огрызнулся Йен, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать. Может, проглотить камень? Нет: ему просто взрежут брюхо — какие тут церемонии?
Бежать? Куда?
Ворон сделал вираж, а потом устремился вниз, сложив крылья.
Сработало!
— Отнеси ей камень от меня!
Самоцвет взлетел в воздух, сверкая в лучах солнца, разгораясь все ярче и ярче, словно крохотное солнце, на которое больно смотреть, но от которого невозможно оторвать глаз.
Когти ворона сомкнулись вокруг камня с отчетливым щелчком.
— И поблагодари ее за яблоки, — сказал Йен. — И за статуэтку, не забудь поблагодарить за статуэтку! — И шепотом добавил, уверенный, что птица этого уже не услышит: — Передай ей спасибо за ее слова, что я… тоже кое-чего стою.
— Не будь ты таким глупцом, тебе бы не понадобились уверения отставной богини плодородия, Йен Сильверстоун, — откликнулся ворон: его карканье таяло вдалеке. — Но я все ей передам. Счастливо, Йен Сильверстоун! — добавила птица.
Широкие крылья уже несли ворона высоко в небо, на юг.
Был ли это Хугин или Мунин? Станет ли Фрейя хранить обломок Брисингамена, как обещала, до конца времен? Торри глупец, если думает, будто можно доверять всем и каждому. Но Йен не станет впадать в идиотизм противоположного свойства и не будет вести себя как глупец, который не доверяет никому.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
