Нотариус кивнул:
– Совершенно верно.
– О, вы всегда отличались особой преданностью нашему делу, – восхитилась маркиза. – Истинно, вы могли бы сказать вслед за императором Иосифом: «По профессии я роялист». Оставить молодую жену одну в таком состоянии?
– Она не одна, – усмехнулся де Мон. – С нею ее кузен.
– Ах, кузен? – произнесла маркиза с некоторой заминкою.
– Да, – кивнул нотариус с безмятежным выражением лица. – Человек весьма достойный.
Маркиза вежливо улыбнулась.
– Слава богу, что вы им довольны, – подпустила она ехидства, такого, впрочем, изящного, что почувствовать это могла только женщина… или обманутый супруг.
– Да, о да! – развел руками де Мон. – Он оказался очень полезен в путешествии. Не напрасно говорится, что comes facundum in via pro vechicuto est [95]. Вернее, лошадь… или всадника? Уж не знаю, как у них там сейчас обстоят дела… – И нотариус, казалось, серьезно задумался над чем-то, непостижимым маркизе, которая была раздражена до крайности, ибо опять ничего не поняла.
«Да он просто выжил из ума!» – решила маркиза, однако глаза ее хранили прежнее приветливое выражение.
– Никогда не замечала у вас такого пристрастия к этим… замшелым высказываниям, сударь!
– Нужно не только овладеть мудростью, но и пользоваться ею, – провозгласил де Мон, однако, заметив, как досадливо нахмурилась маркиза, воздел руки: – Все, довольно! Довольно на сегодня и латыни, и мудрости. Поговорим о нашем деле.
– Поговорим, – согласилась графиня. – Знаете ли вы последние новости?
– Насколько мне известно, русская «партия мира», полагавшая, что настал благоприятный момент для заключения мира с Наполеоном и прекращения войны, непосильной для России, потерпела полное поражение после того, как 16 февраля последовало заключение союзного договора русских с пруссаками. Согласно договору, если я ничего не путаю, Россия выставляет армию в 150 тысяч человек и не слагает оружия до восстановления Пруссии в границах 1806 года. Пруссия же обязалась выставить до 80 тысяч человек, увеличивая это число по мере возможности. Главнокомандующим союзными войсками назначен Кутузов, однако он пока не предпринимает решительных действий. Во всяком случае, не намеревался делать этого до конца февраля.
– А сегодня какое число?
– 1 марта, насколько я помню. Не хотите же вы сказать… – де Мон осекся.
– Вот именно, – кивнула маркиза. – Именно это я и хочу сказать! 27 февраля северная группа русских под командованием Витгенштейна вошла в Берлин! Вице-король отступил на Эльбу, а потом и к Магдебургу!
Какое-то время нотариус смотрел на нее будто пораженный громом.
– Откуда вы знаете? – прошептал он наконец.
– Как откуда?! – пожала плечами маркиза. – Откуда я все знаю?
– Ах да! Мадам Жозефина по-прежнему держит руку на пульсе жизни маленького капрала? – усмехнулся нотариус. – И ваша кузина по-прежнему ее доверенное лицо?
– По-прежнему, – кивнула маркиза. – И слава богу, что это так.
– Действительно, слава богу! – воскликнул де Мон. – Ведь эта победа, эта победа означает… вы понимаете, маркиза? Она означает, что открывается наконец первая дверь на пути в многострадальную Францию нашего законного, богом данного короля. Виват Людовику ХVII! – выкрикнул нотариус шепотом, ибо никогда не забывал об осторожности, и воздел к потолку кулак за неимением бокала с шампанским. – Право, несмотря на отвращение, которое я испытываю к Наполеону, мне порою становится страшно за него из-за совершенных им святотатств, – проговорил де Мон и осекся, увидев озабоченность в глазах своей собеседницы.
– Что-то произошло? – насторожился нотариус.
– Да, Жозефина опять начала свои старые разговоры.
Мгновение де Мон смотрел непонимающе, потом побледнел, да так, что маркиза невольно протянула к нему руки, опасаясь, что старик упадет.
– Разговоры о… о покойном дофине?
– Увы, – склонила голову маркиза. – Увы.
– Но это ведь сущий бред! И потом, я прекрасно помню эту мистическую историю с фиалками, собранными на могиле дофина! Жозефина тогда сама подтвердила, что он мертв! Мертв и похоронен!
Маркиза вскинула брови.
– Фиалки на могиле дофина? Впервые слышу. Когда это было?
– В 1808-м, когда Наполеон решил наконец развестись и жениться на этой австрийской любительнице пирожных.
– Вижу, вам по-прежнему не по нраву пышные формы, – засмеялась маркиза. – Однако вы забыли, что я в то время находилась в России и кое-что ускользнуло от моего внимания. Итак, что за история с фиалками?
Де Мон досадливо передернул плечами.
– Да ну, ей-богу… дамские глупости! Вам, полагаю, известно о пристрастии Креолки к этим цветам. Да что там! Об этом всем известно. Она якобы даже в Тампль послала свои любимые фиалки. Допускаю, что это так. По рассказам людей знающих, подарок не пошел впрок: больной рахитом ребенок месяц спустя скончался в стенах темницы. Его похоронили ночью, тайком, в одном из укромных уголков кладбища Св. Маргариты. Причем, якобы в память о том, что ребенок так любил свой горшочек с фиалками и, перебирая незадолго до смерти своими слабеющими ручонками их курчавые листочки, шептал: «Весной мы снова увидимся с вами, дорогие цветочки!» – какая-то добрая душа посадила их на его могиле.
– Ой, бог ты мой, – прошептала маркиза, – я, кажется, сейчас разрыдаюсь!
Между тем на ее прекрасных глазах не было ни слезинки, и де Мон покосился на нее неодобрительно:
– Во всяком случае, этот несчастный царственный ребенок и в самом деле умер в болезни и одиночестве. Что же касается… аксессуаров истории, ссылаюсь на Жозефину. Да… посадили, стало быть, на могилу дофина цветы, и они так разрослись, что каждую весну покрывали ее сплошным лиловым ковром. И вот прошли годы, настало 9 марта 1808 года. Как нарочно, накануне этого дня умер дворцовый садовник, занимавшийся разведением фиалок, и Наполеон ни за что не хотел подарить ей цветы из сада, за которыми ухаживал покойник. Но где же взять других фиалок в это время? Всюду по Парижу были разосланы гонцы с приказанием найти их во что бы то ни стало. Но труд напрасный: нигде не оказалось. И вдруг кому-то из адъютантов повезло: у ворот Лувра он увидел маленькую, сгорбленную старушку с корзиной вожделенных фиалок. Таким образом, торжествующий Наполеон получил возможность прийти к Жозефине с букетом.
Вспыхнув от радости, Креолка обняла его, поблагодарила за труды и поцеловала букет… но вдруг, побледнев, почувствовала себя дурно и, выронив букет из рук, с ужасом воскликнула: «Прочь! Прочь! Это цветы смерти – они расцвели на могиле!» Пустились на поиски старухи. Нашли ее только через два дня, и она созналась, что сорвала эти цветы на чьей-то могиле, на кладбище Св. Маргариты. Это были, следовательно, цветы Жозефины, подаренные ею дофину!
