Без сомнений, все, что происходило у Ареса было уловкой, чтобы заставить Тана воспользоваться испорченным Хэррогейтом, и он также не сомневался, что все, с чем столкнулся Арес было очень реальным и очень жестоким.
Его ярость перемешивалась с ощущением всех смертей вокруг него. Его мысли были настолько хаотичны, напоминая разбитое окно.
Он пытался дозвониться Кинану, чтобы узнать о Реган, но его ярость была настолько всеобъемлющей, что он раздавил телефон в руке. После этого, в его мыслях осталось только желание убивать.
И было так много тех, кого надо убить.
Здесь, на окраине Хельсинки, люди страдали от какой-то болезни, из-за которой сходили с ума и убивали друг друга.
Танатос стоял среди останков семьи, которая погибла от руки собственного отца, в собственном доме. С косы Тана капала кровь.
Тан обезглавил отца, но прежде мужчина успел зарезать свою жену и троих сыновей.
Танатос почувствовал, как волосы на голове встали дыбом, и, обернувшись он увидел, как напротив него, в гостиной, открылся Хэррогейт. Из которого вышел обнажённый и весь в крови Мор. Это было достаточно тревожно, но то, что действительно заставило все внутри у Танатоса похолодеть – внешний вид брата.
Он уже был даже не тем мужчиной, который появился после того как его печать была сломана.
Это был демон. Зверь с темными глазами будто смола, бледной кожей и испещренной прожилками будто мрамор, и длинными когтями, которые могли бы распотрошить касатку.
Ненависть и зло опустошили все, что когда-то был Ресефом, вплоть до его внешности.
Мор зашипел, его клыки стали на целый дюйм больше, чем они когда-либо были. Иисус.
– Ты наслаждаешься этим? Тебе нравится бродить по колено в крови и кишках, ты засранец?
– Ресеф. – Тан предпринял последнюю попытку обратиться к демону, который когда-то был его братом. – Ты должен быть где-то там.
– Его больше нет, – закричал Мор. – Когда же вы, придурки, дойдете до этого своими тупыми мозгами? Он ушел, и я устал от всех чертовых напоминаний о нем, о вас, о всем, о чем он заботился. Я начинаю все сначала, с чистого листа. И твое отродье – следующий в моем списке.
Тан вздрогнул от яростного желания защитить.
– Ты никогда не притронешься к моему сыну.
– О, я это сделаю. Даже если бы мне не нужно было его убить, чтобы сломать твою печать, я бы убил его, чтобы повеселиться. Чтобы разрушить твою долбаную жизнь. – Он резко поднял голову. – Хотя, возможно, мне это и не нужно. С твоим характером, ты, вероятно, убьешь его сам. Это было бы охренительно.
Как бы Тану не хотелось думать, что не клюнет на приманку Мора, он все же вцепился в свою косу так сильно, что она будто стала его продолжением.
Может быть, потому что Мор озвучил беспокойство, которое Танатос пытался отрицать. То, что он мог быть опасен для своего собственного ребенка. Мертвые дети на полу, которые стали жертвами собственного отца, лежали по всему дому, это было как бейсбольной битой по черепу.
Мужчина на полу возможно и был хорошим, любящим отцом, но в своем безумии он зарезал всех, кого любил.
Похоже Танатос обманывался, думая, что способен контролировать себя? Да, с Реган его потребность убийства превратилась в потребность секса, но что делать, если у сына не будет защиты от Танатоса?
И тот факт, что Реган могла дать отпор… ему нравилось это, он даже нуждался в подобном, но, Господи, то, что она сказала тогда у него в имении, давило на него мёртвым грузом.
Пользовался ли он ее способностью успокаивать его также, как Эгида пользовалась ее даром? Он влюбился в нее, влюбился в ее щедрость, ее смех, то как она дралась с ним и как могла постоять за себя, как физически, так и словесно. Но если он использовал Реган, то он – не лучше Эгиды.
Будет ли он использовать своего сына так же? Подвергнуть невинного ребенка опасности, потому что Танатосу было необходимо то, что ребенок мог дать… любовь, ощущение компании, кого-то, кто бы прощал грехи Тана?
– В чем дело, брат? Я сказал что-то, что расстроило тебя?
Танатос отвернулся от существа, которое когда-то было его братом, ему нужна была секунда, чтобы вернуться в игру. Может он и опасен для своего сына, но Мор намного опаснее, и Тан чертовски устал сомневаться из-за злого ублюдка.
Позволь ему говорить.
– Ты не хочешь, чтобы я убил собственного сына, – сказал Тан голосом, будто он задыхался. – Ты хочешь сделать это сам. Возможно в каком-то тщательно продуманном ритуале.
– Я люблю хороший ритуал.
Тан бросил взгляд, стараясь имитировать огорченного брата.
– Ты любишь публику. Даже будучи Ресефом ты любил, когда люди обращали на тебя внимание. Сколько храмов ты уже построил в честь себя, Мор? Скольких идиотов ты одурачил и заставил думать, что просто присутствуя на великом жертвоприношении сына Смерти, они получат власть и богатство?
Мор провел пальцем по забрызганной кровью гранитной столешнице, которая отделяла кухню от гостиной.
– Только немногие избранные смогут присутствовать в зале при умерщвлении твоего сына, но я покажу его еще бьющееся сердце десяткам тысяч.
– Напитки и угощенье для всех, да?
– Тебя будет ждать бокал твоего любимого шампанского, когда ты присоединишься к нам.
– Даже после того как моя печать будет сломана, ты знаешь, что я захочу увидеть своего сына.
– Я на это рассчитываю. – Мор слизнул кровь со своего пальца. – Ты будешь отчаянно избавляться от своего прошлого и от всего личного, что делало тебя унизительно мягким. И когда наши силы зла увидят, как ты смеешься над телом своего сына, остывающем на моем алтаре… – Мор закрыл глаза, будто представил удовольствие от всего этого.
Тан покрепче ухватился за свою косу и приготовился ударить. Но в тот момент, когда он замахнулся, в нескольких футах открылись врата и Мор оказался вне досягаемости как Танатоса так и врат.
Появился Арес, а следом Лимос, оба в доспехах, оба жаждущих схватки.
– Итак, все в сборе, – прорычал Мор. – Арес, ты должно быть нашел мой подарок, который я оставил тебе в Греции.
– Ты больной уёбок. – Арес шагнул вперед, вены на его висках пульсировали. – Ты больной проклятый сукин сын.
Лимос бросила взгляд на Тана.
– Мор убил всех адских псов Кары на острове, кроме одного щенка, потому что он был с ней, и Хэла, потому что тот был с Аресом. А затем он пришел и убил псов у меня. – Ее голос понизился, искаженный яростью. – И весь мой персонал повесил на деревьях.
– Как рождественские игрушки, – подытожил Мор. – Ты же знаешь, как я люблю Рождество. – Он повернулся обратно к Танатосу, который бы поклялся, что у ублюдка глаза стали еще темнее. – Как вам трюк с Хэррогейтом?
