Прижалась лбом к холодному стеклу. Нет, за окном хорошо. Солнышко. Снег искрится. И угораздило ж меня заболеть…
А потом распахнулась дверь, и такая волна счастья накрыла меня с головой, что дыханье перехватило. Я даже за подоконник схватилась, показалось – ноги не держат. Даже обернуться не успела, а он уже стоит за моей спиной, прижимаясь ко мне, обнимая меня. Ох, совсем не в дружеских объятьях, судя по тому, как горит моя грудь под его решительными жадными пальцами. Выгибаюсь в его руках, мечтая, чтоб ласка не была мимолетной, поворачиваю голову, пытаясь взглянуть в его лицо, но его губы накрывают мои, и мир взрывается, становясь наслажденьем. Мир огромен и безграничен, как эти губы, эти руки, это счастье! Мира вовсе нет – там, где кончаются наши сплетенные тела. Блаженство, растекаясь, безумствует в каждой клеточке тела, я оборачиваюсь к нему лицом, мои руки тоже жаждут ощущать его кожу под моими пальцами.
– Анхен, Анхен, – безумно шепчу, когда его губы отпускают мои, чтоб скользнуть по моему телу ниже. Мои пальцы тонут в его волосах, таких густых и шелковистых. Ан-хен! Я не знала, что его имя – вдох и выдох в сладострастной молитве. – Ан… – дыханье перехватывает от восторга, – …хен, – короткий выдох, и снова со всхлипом вдох.
– Лекарства… – возникшая на пороге сестра при виде нас краснеет, бормочет «извините», и захлопывает за собой дверь.
Я вздрагиваю и отстраняюсь. И мир возвращается. Я осознаю, что сижу на подоконнике, раздвинув ноги, прижимаясь к нему бедрами, рубаха на мне разорвана до пупа… Щеки мои немедленно становятся свекольными, горят даже уши. А он… смеется. Смотрит на меня, и весело смеется.
– С днем рождения, Лариса, – говорит мне Анхен и аккуратно спускает на пол.
– Но у меня… не сегодня, – растерянно отвечаю, пытаясь запахнуть на груди рубашку.
– С этого года – сегодня, – не соглашается он. – Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – когда я смотрю на него, я не могу не чувствовать себя хорошо. Как он красив! Как он непередаваемо, божественно красив! Мой вампир, мой бог! И я смеюсь от счастья, видя свет его глаз, ощущая тепло от его улыбки, – просто чудесно!
– Как я люблю тебя такой, – смеется он в ответ, – веселой, беззаботной, любящей!
– Анхен! – у меня аж дыханье от восторга перехватывает, – Это правда ты? Откуда ты здесь взялся?
– Мимо проходил, – беззаботно пожимает он плечами. Фраза кажется знакомой, но когда я слышала ее прежде – не знаю, не важно. Он здесь, со мной!
– Я смотрю, ты не выкинула мой подарок, – он кивает на свою заколку, прицепленную к одной из моих косичек. Смотрю на нее с недоумением. Я же точно снимала ее на ночь. Ну там, на турбазе, перед тем, как заболеть.
– Ты в руке ее сжимала, – видя мое недоумение, объясняет он. – Пальцы судорогой свело, их видно разжать не смогли, чтоб у тебя ее забрать. Так с ней в больницу и привезли. А мне отдала. Так что это я ее тебе на волосы повесил. Просто, чтоб не потерялась, пока ты без сознания, со всеми этими переездами.
– Так это ты меня в палату перевел?
– Я здесь не работаю, – пожимает он плечами. – Просто попросил. Моя девочка не должна лежать в коридоре.
Я снова смеюсь от счастья, глядя в его прекрасное лицо. «Моя девочка», он назвал меня «моя девочка»!
– Я рад, что все хорошо, – солнце светит ему прямо в глаза, отчего его и без того узкие зрачки кажутся просто щелками. – Ты помнишь, что произошло?
– Помню: ты порвал мне рубашку. А мне даже переодеться не во что! И вообще, список испорченной по твоей вине одежды…
– Ну, по-моему, ты мне отомстила, – весело перебивает он меня, сдувая с лица свои спутанные пряди. Смотрю на него внимательней. Ох, да! Распущенные волосы растрепаны, рубаха выдрана из штанов, расстегнута, и пуговиц на ней – ой! – явно не хватает. Видя мое замешательство, он легко целует меня в губы, затем нагибается и подбирает с пола свою завязку для волос, и убирает ее в карман брюк. – Пуговицы, полагаю, собирать не будем… Но вообще-то я не об этом, – он смотрит на меня серьезно. – Ты заболела, помнишь?
Я киваю. Что-то смутно помнится.
– Плохо тебе было, Ларка, здорово плохо. Я дал тебе своей крови.
Сладковатая жидкость, текущая по горлу. Значит, было. Не приснилось. Он смотрит на меня, чего-то ожидая. Не знаю, что нужно сказать.
– А почему твоя кровь сладкая?
– Сладкая? – он смеется. – Мне трудно судить, я конфеты не ем. Но если ты о том, что она отличается от человеческой, то да, вкус другой. Другой состав – другой вкус. Но раз сладкая, значит, понравилась, верно? – он хитро улыбается. – У людей же сладость – это всегда со знаком плюс.
– Понравилось, – счастливо соглашаюсь. – Мне все в тебе нравится.
Нет, не могу так стоять, хочу прижаться к нему, чувствовать его кожей. Вновь запускаю руки ему под рубашку, скольжу ладонями по спине, прижимаясь к нему всем телом. Он в ответ крепко обнимает меня, прижимает мою голову к своему плечу, гладит по волосам.
– Это эйфория, Ларис. Моя кровь пьянит твой разум, заставляя любить и желать. Моя кровь, отданная тебе, чувствует во мне свое продолжение, и жаждет слиться, вновь обрести целостность…
– Я тоже… жажду слиться, – я понимала его через слово, с трудом. Его кожа была такой нежной под моими пальцами. – Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. В тебе. Тобой.
– Я тоже люблю тебя, милая, – он опять целует меня. Снова легко, едва касаясь, а мне хочется глубже, много глубже. – Я ведь тоже чувствую в тебе мою кровь. Так что – процесс обоюден. Всегда – процесс обоюден. Но ты послушай меня, хорошая моя, пожалуйста, попробуй послушать!
– Только за поцелуй! – я выгибаю шею и тянусь к нему губами. Он улыбается мне, а потом целует. Так, как я и хочу: глубоко, страстно, долго. И я вновь задыхаюсь от восторга, забыв обо всем. А потом он отстраняется, и я чувствую себя рыбой, выброшенной на берег: никак не могу отдышаться.
– Тише, Лара, я же сейчас… говорить уже не смогу. Послушай. Ты сейчас не поймешь, просто запомни: это пройдет. Еще дня три-четыре, моя кровь в тебе раствориться – и все пройдет. Схлынет, как наваждение. Снова будешь меня ненавидеть. Даже сильней, чем прежде. Вот за все эти поцелуи, и за слово «люблю» проклянешь ведь, беспутная ты девчонка.
Я смотрю на него широко распахнутыми глазами. Ненавидеть? Его? За что? Что значит снова? Разве я когда-то его ненавидела? Никогда! Он всегда был моим богом, моим кумиром! Всегда помогал мне, любил меня! Он же сам мне сказал, что любит. Как он может думать, что я могу ненавидеть его, проклинать?
– Не говори так, – молю его. – Пожалуйста, не говори, ты делаешь мне больно! Я люблю тебя! Всегда любила, и всегда буду! Возьми меня! Мою кровь, мою плоть, мою жизнь, Анхен! Я хочу быть с тобой! Всегда!
