Хотя жил он бесчестно, однако умер как человек храбрый и раскаявшийся, исправляя содеянное зло. И тело его не подверглось бесчестию. За то, что сражался бесстрашно и сумел убить их вождя, индейцы почтили его воинским погребением. А поскольку люди они простые и никогда раньше не видали белых людей, то в последующие годы и вспоминали о нем, как о «странном чужом боге, который спустился с неба, чтобы умереть».
Гай Бутби
Всадник с головой
– В высшей степени очаровательное место, а дома прекраснее я не видал во всем Буше[105], – сказал я. – Ты, должно быть, чудом стал обладателем этой фермы.
Была чудесная лунная ночь, и мы с Джимом Спайсером сидели на веранде фермы Варрадуна в западной части Нового Южного Уэльса. Полчаса назад часы пробили десять, и спустя пятнадцать минут миссис Спайсер пожелала нам доброй ночи и удалилась спать. Услышав, что я еще не слишком устал, ее муж предложил мне взять трубку и грог и переместиться на веранду, где мы могли спокойно поговорить о добрых старых временах, никому не мешая. Я только что прибыл из Мельбурна, и поскольку мы не виделись более трех лет, легко можно представить, сколь многое нам надо было сказать друг другу. Несколькими годами ранее мы вместе работали на ферме в Квинсленде, дважды перегоняли скот в одной команде и не раз пытались вместе ухватить удачу за хвост на золотых приисках. Потом он получил место управляющего на большой ферме на далеком Западе, а я решил покончить с бушем и отправился на юг, чтобы осесть в Мельбурне и вести дела непримечательной мелкой компании, которую я унаследовал от отца. Так что можно представить мое удивление, когда однажды утром я получил письмо от своего старого товарища, сообщавшее, что он женился и приобрел имение на реке Варрадуна. В заключение он писал, что если я хочу отдохнуть и меня не пугает долгое путешествие в столь отдаленную местность, то он не только примет меня со всем радушием, но и будет весьма благодарен, если я помогу ему разгадать тайну, которой на момент написания письма он был совершенно сбит с толку. Что это была за тайна, он не объяснял.
Как известно всему Бушленду, несмотря на то, что через Варрадуну проходил прямой скотоперегон на Западный Квинсленд, она оставалась самым недоступным местом на всем великом островном континенте. Для начала вы должны проехать четыреста миль по железной дороге, потом сверх этого двести миль в экипаже, который привезет вас в поселок Яррапанья, образованный четырьмя домами, стоящими на слиянии рек Варрадуна и Солтбуш. В поселке можно раздобыть лошадь и верхом проделать оставшийся путь – еще более ста миль. Даже в самое благоприятное время года это было весьма утомительное путешествие, а когда начиналось половодье, или, наоборот, летом, когда воды не было вовсе, оно становилось по-настоящему опасным. Однако в награду за то, что вы преодолели все тяготы пути, когда вы наконец-то доберетесь до фермы, то получите самый сердечный прием, какой только можно получить в Буше. Само по себе имение довольно большое и уж точно лучшее в этой местности. Аккуратный деревянный дом, типичный для Буша, крытый черепицей, со всех сторон окружала веранда. Дом был построен на склоне холма, и из него открывался вид на равнину, пролегавшую между рекой и горами. Дальше на севере, где горы расступались, пропуская реку, был узкий перевал, через который проходили все гуртовщики, перегонявшие скот из Квинсленда на юг. Южнее начинались плотные заросли акации, которые полностью покрывали холмы до самого горизонта. На западе, за рекой находилась ферма Ярка, простиравшаяся на тридцать миль. В то время, о котором пойдет речь, там проживал ближайший сосед Джима – достопочтенный Мармадьюк Чадфилд, юный англичанин, который после того, как неоднократно предоставил своей семье возможность во всей красе изучить легкомысленность его характера, был отправлен в Австралию в надежде на то, что тяжелая работа и скудное материальное обеспечение сделают из него степенного и уважаемого колониста.
– Да, – ответил Спайсер, подходя к перилам веранды и окидывая взглядом залитую лунным светом равнину, – как ты и сказал, это ни в коем случае не плохое место. Завтра ты сам сможешь убедиться, что построек на ферме более чем достаточно, пастбище хорошо огорожено и богато травой, воды в изобилии, и, как ты знаешь, через эти места проходит прямая дорога на юг, по которой гонят скот. Более того, я получил это место весьма надолго и на выгодных условиях.
– Я тебя от души поздравляю. Но скажи же и о недостатках, поскольку, я полагаю, они здесь тоже есть.
– Насколько я успел убедиться – только один. В то же время я готов признать, что он достаточно существенен, чтобы перевесить все достоинства вместе взятые. По правде говоря, именно это вынудило меня написать тебе на прошлой неделе и приложить все усилия к тому, чтобы убедить нанести нам визит.
– Теперь я припоминаю, что в твоем письме говорилось о некоей тайне, которую ты хотел бы прояснить. Что же это? В наше прозаическое время не так уж много осталось тайн, в исконном смысле этого слова. Мне не терпится услышать, что из себя представляет твоя.
Пока я говорил, Спайсер стоял, опираясь на перила и глядя на реку со склона холма. Теперь же он развернулся и, прислонившись к одному из столбов, поддерживавших крышу, одарил меня долгим пристальным взглядом.
– Прежде всего, старина, – наконец сказал он, – постарайся запомнить: я не хочу, чтобы меня осмеяли. У меня так много поставлено на карту, что я стал раздражительным, будто старик с подагрой. Я столкнулся с тем, что считал досужими сплетнями: про это место говорят, что здесь обитает призрак, и, похоже, не врут. Я знаю, как глупо это звучит из уст столь практичного человека, как я, но факт остается фактом – и пренеприятнейшим фактом, должен заметить.
– Вот дьявольщина, – ответил я. – И что за призрак здесь обитает, позволь узнать?
– Всадник на белой лошади, который разъезжает по равнине.
– Это только слухи, или ты сам видел этого призрака?
– Я видел его трижды, – мрачно признался Спайсер. – Впервые через неделю после того, как прибыл сюда, второй раз три месяца спустя, а третий был в ту субботу, когда я написал тебе. Но словно всего этого недостаточно, с того самого дня, как мы приехали сюда, нам досаждают невероятно зловещие звуки внутри самого дома.
– Какого рода эти звуки?
– Самые разнообразные, будь они прокляты! Иногда это дикий крик около полуночи, от которого просыпаешься в холодном поту, иногда стоны и вздохи, и изредка совершенно особый звук, который звучит в точности как человеческий голос, приглушенный одеялом, словно кто-то пытается кричать: «Помогите! Помогите!» – но у него не очень-то это получается. Как тебе известно, я человек довольно храбрый, и будь дело только во мне, я бы справился с этим. Но теперь я должен думать и о своей жене. В обычных обстоятельствах она настолько отважная крошка, насколько может быть отважной женщина, всю жизнь прожившая в Буше, но женские нервы не способны вынести постоянное напряжение, подобное тому, которое она испытывает здесь. Видишь ли, мне часто приходится отсутствовать по делам, иногда по нескольку дней, и она остается совершенно одна. У нас нет ни одной служанки, даже из черных[106]. Переезжая, мы взяли с собой женщину из Мельбурна, но она продержалась всего неделю и сбежала с первыми же гуртовщиками, проходившими этим путем. Нам, однако, удалось найти другую, предложив большую оплату. Но спустя месяц она заявила, что предпочтет в одиночестве дойти до поселка, чем провести в нашем доме еще одну ночь. Мы живем здесь пять месяцев и неделю, и за это время я сменил четверых поваров, трех главных и восемь простых пастухов, десять конюших… Что же до черных, то ни одного из них я не видел здесь с тех пор, как впервые ступил на эту землю. В последний раз, когда я останавливался на ночь за рекой у Чадфилда, то пытался уговорить одного из тех черных, от которых он хотел избавиться, перейти ко мне и распоряжаться двумя моими пастухами. Его ответ весьма показателен. «Не, парень, моя не пойти, – сказал он. – Очень плохой место Варрадуна, очень плохой». Проще говоря, старина, если я не смогу покончить со всеми этими призрачными делами, то попросту разорюсь. Все мои сбережения вложены в это место, и если я не заставлю его приносить доход, придется его продать, вернуться в Квинсленд и снова стать работником, а не хозяином.
– Неприятная ситуация, – сказал я. – Неудивительно, что ты хочешь покончить с этим. К слову сказать, как давно это место обрело столь зловещую репутацию?
– Всего три года назад, – ответил Спайсер.
– Тут наверняка есть какая-то история?
– Что ж, – ответил он после паузы, – это мое больное место. Хоть мне это и не нравится, но я должен признаться, что история действительно есть.
