Боже, иногда мне казалось, что я застряла на плоту в море. Сегодня был один из таких дней.
— Ты действительно любишь его, не так ли?
— Да.
Мои глаза горели.
— На что это похоже?
Ее взгляд встретился с моим, брови нахмурились.
— Что ты имеешь в виду?
— Быть влюблённой.
— Но… — она моргнула, взглянув на мою левую руку.
Понимание поразило меня. Конечно, она думала, что я влюблена. В глубине души я была романтиком и даже не могла лгать миру, не говоря уже о себе. Я не была девушкой для случайного секса, и все это знали.
Я покрутила кольцо на пальце, и горький смех вырвался у меня.
— Я даже не знала его имени, Адриана. Я не знаю, как его зовут.
— Тогда почему ты сбежала? — она нахмурилась. — Я думала, ты где-то встретила его, влюбилась и уехала к нему.
Чувство вины пронзило мою грудь. Я была ужасной сестрой. Я не доверяла ей, и страстно желала ее жениха. Если я умру, не успев исповедаться, то наверняка попаду в ад.
Я отвела взгляд.
— Помнишь ту маленькую музыкальную карусель, которую я проигрывала снова и снова, когда мы были маленькими?
— Да, она была розовой.
Я улыбнулась.
— Да. Ну, бабушка подарила мне ее на Рождество, если ты помнишь. С тех пор мне всегда хотелось увидеть карусель в реальной жизни. Глупая детская мечта, наверное. Но этого не произошло… ты же знаешь, как занят отец. — я прочистила горло. — В общем, в ту ночь я сбежала… Наверное, не выдержала ожиданий. Все казалось слишком. Оскар Перес, и мысль о том, что кто-то вроде него станет моим будущим. Пришлось заставить себя улыбаться. Втиснуть в себя этого человека, думая, что я больше не смогу ею быть. Все началось внезапно; мои легкие закрылись, и я не могла дышать. В тот момент я верила только в то, что если не выберусь из дома, то умру. Карусель просто стояла на моем комоде, дразня меня причудливыми воображениями. Я хотела, чтобы одно из них сбылось, пусть даже самое банальное. Поэтому я улизнула, села в автобус…
Ее глаза расширились, и я рассмеялась.
— Я даже не подумала, что зима и не будет никакого карнавала. Предположила, что карусель будет припорошена небольшим количеством снега. Так или иначе, он работал охранником в торговом центре неподалеку и остановился, чтобы посмотреть, почему я стою на пустой парковке в одиночестве. И не знаю… это началось оттуда. Я сказала ему, что не имею понятия, что делаю, что у меня нет ни денег, ни жилья, и он повел меня к себе домой, чтобы что-то выяснить.
— Он, наверное, пытался переспать с тобой, — пробормотала Адриана.
Я рассмеялась.
— Возможно. Хотя, он казался милым и искренним. Он был очарователен, и мне он нравился… но я никогда его не любила.
В пространстве между нами воцарилась тишина, и с моих плеч свалился тяжелый груз. До сих пор я не понимала, как сильно мне необходимо было поделиться этим с кем-то.
— Я буду твоей подружкой невесты, — тихо сказала она.
— Слава Богу. — я с облегчением положила руку на грудь. — Иначе мне пришлось бы просить Софию, и можешь себе представить эту речь?
Ее смех был легким, прежде чем затихнуть.
— У меня сегодня прием у врача.
— Да?
— Да.
Я улыбнулась.
— Не могу поверить, что стану тетей.
Она судорожно сглотнула.
— Елена, я боялась, что они убьют его, если узнают… — я знала, что она пытается объяснить причину, по которой так много выпила. — А теперь я еще больше боюсь, что причинила вред ребенку.
— Все будет хорошо. — я потянула ее за волосы. — Абелли сильнее всего этого. Ты можешь себе представить, как причинить боль Тони несколькими рюмками водки?
Она улыбнулась.
— Пуля не ранит Тони. Бенито, конечно, любит ныть по этому поводу.
Мы рассмеялись с легкостью, которая уже некоторое время отсутствовала между нами. Веселье перешло в легкую тишину.
— Любовь… — она вздрогнула. — Мне кажется, будто ты падаешь… и он единственный, кто может поймать тебя.
Я на секунду задумалась.
— Звучит пугающе.
Она рассмеялась.
— Нет, не пугающе… захватывающе.
— Для тебя, может быть. Ты ничего не боишься.
— Ты уверена, что не влюблена? — снова спросила она, не сводя с меня пристального взгляда.
— Нет, я действительно не влюблена.
— Ой-ой, — пробормотала она.
Прежде чем я успела задать ей вопрос, на лестнице послышался громкий шум. Захлопнулась дверь, раздались мужские крики..
Я села, откинув одеяло.
Узнав, что один из сердитых мужских голосов принадлежал Нико, мой желудок опустился до самых кончиков пальцев.
— О боже мой!
Мой пульс дрогнул, когда я вскочила с кровати и побежала по коридору.
Я застыла на верхней ступеньке лестницы.
Если бы кто-то вручную создавал кошмары для людей, это была бы я. Гнев пронизывал воздух так густо, что касался моей кожи. Лука, Лоренцо и Рикардо стояли в фойе с напряженными лицами.
Что-то сжалось у меня в груди, когда Нико и Бенито бросились друг другу в лицо и схватили друг друга за воротник.
Нико толкнул Бенито к стене с такой силой, что ваза упала со столика и разбилась вдребезги.
— Ты перешел ебаную черту…
— Спроси меня, есть ли мне дело до твоей блядь черты.
Мой кузен оттолкнул его назад.
— Возможно, тебе похуй, если я проведу черту твоим гребаным телом, — прорычал Нико.
Они оба прижали свои пистолеты к вискам друг друга, прежде чем я успела моргнуть.
Мое сердце превратилось в глыбу льда.
Входная дверь распахнулась и ударилась о стену. Отец, мой брат и Доминик вошли внутрь.
Пистолеты были направлены во все стороны.
Cazzo.
Думаю, я действительно облажалась.
Глава 41
«Мы все рождаемся сумасшедшими. Некоторые такими и остаются».
— Сэмюэл Бекетт
ЕЛЕНА
— Кому-нибудь лучше начать объяснять, что, черт возьми, происходит прямо сейчас! — рявкнул отец.
Когда его взгляд метнулся ко мне на верху лестницы, он остановился, а затем выражение его лица стало еще более грозным. Он покачал головой, указывая на меня пистолетом.
— Иди в свою комнату, Елена.
Инстинктивно мои ноги начали подчиняться.
— Останься. — Голос Нико был глубоким и властным.
Сейчас он был Доном. Никаких мягких краев.
Я остановилась, моя кровь застыла в нерешительности.
Нико отошел от Бенито и посмотрел на моего отца. Мой двоюродный брат и отец целились ему в голову из пистолета, который он держал наготове. Холодный пот струился по моей спине.
Папа и Нико уставились друг на друга, обмениваясь взглядами. Что-то, что могли понять только Доны.
— Ты зашел слишком далеко, мать
