В свадебном платье Люси была очаровательна.
Дитрих прекрасно помнил каждую деталь облика девушки. Но все меркло в сравнении с её улыбкой. Она стояла перед ним, смотрела ему в глаза, улыбалась и шептала чуть слышно: «я люблю тебя». Однако когда он протянул к ней руку, она почему-то начала исчезать, растворяться в воздухе, словно не живой человек, а призрак.
Он услышал свой собственный голос, произносивший её имя. Крик, почти до хрипоты... И распахнул глаза.
Ему второй раз привиделся этот сон.
Тогда, днем. И сегодня ночью.
Она снова была с ним, и снова покинула его, как только первые лучи солнца проникли в комнату сквозь занавески.
Дитрих мучительно размышлял над тем, что же это могло быть. Куда уходила Люси? Почему она исчезала, как только он протягивал ей руку?
Где-то он видел статью о том, что сны – отражение реальных переживаний. Его сложившаяся ситуация угнетала, он постоянно размышлял об этом. Вполне возможно, что переживания его и находили отражение во снах. Он не мог быть с Люси рядом. Хотел, но не мог, потому и во сне она от него уходила.
Пожалуй, только из-за возможности увидеться с Люси, Дитрих сейчас и собирался в школу. В любой другой ситуации он предпочел бы последовать примеру Паркеру и это, не очень интересное мероприятие прогулять. Дитриху сложно было перестраиваться с тотального ничегонеделанья на активную работу, а в школах все по такому принципу и работали. Сначала каникулы, когда ученик забывает о науке, а потом занятия, когда его сразу же начинают гонять по материалу, как лиса гонит кролика на охоте. Самая настоящая травля, гордо именуемая образованием.
Сегодня никто Дитриха подвозить к школе не собирался. Родители в один голос заявили, что раз он такой умный и самостоятельный, то и до школы пусть добирается своими силами. Ланц пожал плечами, но никак комментировать их заявление не стал. Так, значит так. Он ничего против не имеет, даже, в какой-то степени рад их решению. У него появится время для размышлений, никто не будет лезть к нему с дурацкими расспросами. Да и вообще лучше он будет добираться до школы в одиночестве, чем с родителями. Ведь это в его возрасте, мягко говоря, не престижно.
На самом деле, на вопросы престижа в чужих глазах, Дитрих плевал с высокой колокольни, но нужно было что-то ответить родителям, вот он и вывалил на них ворох аргументов в пользу их решения. В итоге даже непонятно было, кто остался в выигрыше от этого решения: он или его родители. Согласно теории Дитриха, превосходство оказалась на его стороне, а родители своими воспитательными методами ничего не добились.
От завтрака Дитрих уже по традиции отказался. Когда Лота начала свою любимую присказку о подорванном здоровье, глубокомысленно выдал мысль о том, что иная еда может быть намного хуже голодного пайка, чем снова спровоцировал скандал, но почему-то совсем не чувствовал себя виноватым. Скорее, его этот небольшой скандал с утра пораньше раззадорил, заставив поверить, что при желании он и директору школы сможет все сказать в лицо, не прибегая к помощи иносказаний. В конце концов, Дитрих никого и ничего не боялся, ему было все равно.
Если жизнь идет под откос, и человек не знаешь, как вернуть все на круги своя, нужно устроить карнавал. Пусть все видят, что ему весело, и никакого отчаяния и в помине нет.
Дитрих старательно следовал этому совету, стараясь не столько испортить настроение окружающим, сколько улучшить его себе.
Вполне возможно, у него были какие-то неправильные понятия о веселье, но он таким вырос. Родители не ошибались, говоря о своей вине. Они, правда, слишком многое Дитриху позволяли. Единственный ребенок, как это часто бывает, вырос эгоистом. Привык, что мир практически всегда вращался вокруг него, родители пытались угодить ему, баловали, исполняли все желания. Теперь, когда все было плохо, когда личная жизнь была в упадке, Дитрих не мог не раздражаться. Понять не мог, почему судьба устраивает ему такие испытания. Он ведь, на самом деле, хочет быть с Люси, он собирается строить с ней серьезные отношения. Так почему же ему не верят? Почему все считают, что он не способен на большое чувство? Кто сказал им такую чушь?
Нет, Дитрих не стал бы оспаривать опасения Кристины, если бы за ним тянулся шлейф сомнительной славы. Но о нем в школе практически ничего не знали. Он держался со всеми на расстоянии, друзьями обзаводиться не спешил, шумные компании вокруг себя не собирал. К сигаретам не приближался, об алкоголе даже речи не шло. В отношениях с какой-либо девушкой замечен не был, так что можно было не опасаться игры на два фронта. У него была сейчас только Люси.
Хотя... Была ли?
С такой группой поддержки, как Кристина Вильямс, их отношения обещали закончиться, не начавшись.
Удивительно дело, но Дитриха это задевало. Даже бесило.
Он никак не хотел мириться с поражением. Но все факторы играли против него, пророча горькое фиаско. Дитрих не желал с этим мириться. Он твердо поставил перед собой цель понравиться директрисе и получить от нее разрешение встречаться с Люси. В этом деле, вероятно, решающим аргументом была искренность, а искренности у Дитриха имелось, хоть отбавляй. Он верил, что хочет быть рядом с Лайтвуд. На самом деле. И это не игра, не стремление соблазнить и бросить невинную девушку, записав в свой блокнотик очередную любовную победу. Это истинное чувство, пока еще поверхностное, но обещающее перерасти в глубокое, всепобеждающее. То, что называют любовью.
У каждого мужчины есть свой определенный идеал женщины. Кого-то уносит от роскошных стерв, кому-то по душе кокетливые простушки, а кого-то тянет к девушкам, что умеют сочетать в себе несочетаемое. Яркий пример выражения «в тихом омуте черти водятся». Вот Люси к такому типу и относилась. Она была спокойна и сдержанна внешне, но в душе у нее полыхало пламя борьбы. Категория людей, что не станут спокойно идти на гильотину, скорее поднимут восстание. Возможно, проиграют, но шанс побороться за жизнь не упустят. Именно стальной характер и был самой привлекательным для Дитриха. Его оставляли равнодушным девушки, которые поднимали вой из-за сломанного ногтя, бесили те, что причитали по поводу и без повода, те, что пытались спрятаться за чужую спину, а сами палец о палец ударить не удосуживались для улучшения своей жизни. Слабовольные, изнеженные, легко ломавшиеся под воздействием обстоятельств, они не вызывали у него никаких эмоций, кроме желания поскорее избавиться от подобного окружения. Попадались, конечно, настойчивые, не понимавшие с первого раза, но чаще всего Дитрих доносил до них свое мнение открытым текстом, не пытаясь юлить. Он давал понять, что в отношениях ему нужно равноправие, а не подчинение, заглядывание в глаза и просьбы уберечь от злых людей. Человека, что смог бы заслужить его уважение, он и сам бы стал защищать, без просьб, без уговоров. По велению сердца.
