— Не такого рода.
— А почему, смею спросить, вы пришли ко мне?
— Я хочу, — неужели именно я это произношу? — вступить в контакт с умершим человеком.
Я прикусил язык. Ранее я решил не упоминать о своих целях: ведь если миссис Маст — всего лишь искусная фокусница, обогатившаяся на людском легковерии, — а я почти не сомневался в этом, — она вполне способна сконструировать нужный «дух», руководствуясь тем, что я ненамеренно о нем сообщу. Но потом я немного расслабился: пока известен только пол духа; невероятно, чтобы даже самый опытный обманщик мог извлечь из этого пользу.
— Мы не называем их «мертвыми», — деловито, словно инженер, советующий говорить «поршень», а не «плунжер», поправила меня миссис Маст, — мы их зовем «ушедшими». Он относится к близким людям, которых вы утратили?
— В каком-то смысле — да.
— Ну что же, я сделаю то, что в моих силах, мистер Хартрайт, но, надеюсь, вы понимаете: гарантий я не даю. Я всего лишь проводник. Некоторые духи не в состоянии связываться с нами с Той Стороны. А некоторые не хотят связываться. — Внезапно она стала серьезной, мрачной. — Очень важно, чтобы вы осознали это, прежде чем мы начнем.
Я кивнул.
— Вы впечатлительный человек, мистер Хартрайт, — по тону миссис Маст можно было заключить, что это качество столь же очевидно и неустранимо, как цвет моих глаз, — а впечатлительные люди иногда сильно тревожатся, когда я вхожу в транс. Позвольте объяснить. Мое физическое тело останется здесь, однако контролировать его будет другое существо. Скорее всего — один из моих вожатых с Той Стороны: Бегущий Олень или Мопс. Поговорите с ней, словно она — ваш друг. Поначалу ситуация покажется вам странной, но ее ничто не удивит, обещаю вам. А я сама — что бы вы ни увидели и ни услышали, — я этого не замечу. Поэтому не нужно думать, будто происходит неладное и мне требуется помощь. Предоставьте событиям развиваться естественным путем, и в нужный момент я возвращусь.
Миссис Маст ждала моего ответа. Я колебался. Но потом снова кивнул. Если я не могу хотя бы притвориться, что верю в реальность духовного мира, к чему было приходить сюда?
— Отлично. Вы принесли какую-нибудь принадлежавшую ему или связанную с ним вещь? Иногда это помогает.
Насколько я знал, такое требование было обычным; предвидя его, я перед выходом из дома сунул в карман одну из кистей, отданных мне Гадженом. Но теперь я раздумывал. Кисть — ключ, и важный ключ. Стоит ли заходить так далеко?
Миссис Маст, видимо, заметила мои колебания и попросила:
— Пожалуйста, отдайте мне это.
Я протянул ей кисть, поклявшись себе ничего больше не открывать.
— Спасибо.
Она взяла кисть обеими руками и ласково погладила пальцами. Спустя несколько мгновений, дабы лучше сосредоточиться, она закрыла глаза. Я заметил, что старшая женщина внимательно за ней следит, время от времени бросая на меня предостерегающие взгляды, означающие: «Молчите». Приблизительно через минуту миссис Маст начала клониться набок и потряхивать головой, будто путешественник, заснувший в поезде. Ее мать, как по сигналу, встала и, двигаясь столь тихо, что я едва ее слышал, погасила лампы и уселась подле дочери. Единственным источником света стали теперь угасающие огни в камине, и с того места, где я сидел, были видны только неясные силуэты обеих женщин.
Внезапно миссис Маст принялась бормотать. Поначалу слышался только поток стонов и бессмысленных слов, как будто она говорила во сне. Потом миссис Маст охватили сильные корчи, и я услышал два неясных женских голоса, исходившие из ее горла, но вовсе ей не принадлежавшие.
— Ты…
— Мой…
— Турок…
— Я помогаю…
— Не ее…
Но вот миссис Маст внезапно склонилась на плечо матери. И один из голосов совершенно отчетливо произнес:
— Здесь. Ее пет. Она ничего не знает. Я знаю.
Казалось, говорит девочка лет одиннадцати-двенадцати.
Не американка. Откуда-то с севера — может быть, из Йоркшира или Ланкашира, хотя некоторые слова произносились с низким, гортанным призвуком, напоминавшим иностранный акцент. Общее впечатление было столь странным, что я поневоле содрогнулся.
— Приступайте, — шепнула старшая женщина, — спросите ее о чем-нибудь.
Почему я не мог вымолвить ни слова? Чего я боялся?
— Приступайте, — прошипела пожилая дама.
— Кто вы? — спросил я.
— Мопс, — ответил голос.
— А почему вы со мной разговариваете?
— Я иду. Для нее.
— А кто она?
— Вы знаете. Миссис Уоссер. Уоссернэйм. Маст. Я иду и ищу их для нее. Она думает, это она или кто-то другой, но это всегда я.
— Вы хотите сказать, что вы ищете духов?
— А, ну да.
Голос зазвучал удивленно, словно подобное занятие было само собой разумеющимся.
Где я уже слышал этот выговор?
— Почему вы туда попали?
— В смысле, на другую сторону?
— Да.
— Я утонула.
Утонула.
Вот оно. Сумасшедшая старуха из Отли, вспоминающая о подруге детства.
Я обливался холодным потом. Я сказал:
— Как это случилось? Кто-нибудь…
— Утонула. — В ее голосе прозвучало раздражение, словно тема была ей неприятна. — Я утонула.
— Мопс — ваше настоящее имя?
Я не помнил, как звали ту самую подругу, но полагал, что вспомню имя, если услышу его.
— Мопс. Мобс. Мэг.
Мэг. Теперь я вспомнил: подругу звали Мэри. Похоже, очень похоже, едва ли это простое совпадение, но все-таки — не то же самое.
— Мэг? — переспросил я на всякий случай.
— Я хорошая девушка, хорошая, — заявила она, как будто не поняла меня. — Я могу вам помочь. Я знаю, что вы хотите.
Меня охватило раздражение, но поддаваться ему было нельзя. Я стиснул зубы.
— И что же мне нужно?
— Вы хочет он.
Казалось, меня намеренно выводят из себя, но — помня о своем решении — я не говорил ни слова и ждал продолжения.
— Я видит… холст, — произнесла она неуверенно, помолчав. — Я вижу краску…
«Холст и краску увидит каждый, — подумал я, — кто уже увидел кисть».
— Я видит имя… букву, с которой начинается имя… Я думаю — «Т».
Я вздрогнул. Но потом успокоил себя: ничего удивительного, ведь «Т» — обычная буква, и с нее вполне может начинаться хотя бы одна часть любого английского имени.
— Правильно?
— Может быть, — сказал я.
— Или это… это… «Д»? Да, думаю — вот оно! «Д». А потом — «Е». Нет, «F».
Я снова вздрогнул. И на сей раз непроизвольно воскликнул:
— Дженкинсон!
— Да! — произнесла она (хотя я по-прежнему не мог решить, кто же она такая). — Все вместе — «Джен». О, держитесь!
— В чем дело?
— С-с-с!
Пауза. И затем:
— Вы или он?
— Что?
— Это «Джен»? Ваше имя или его?
Я не имел сил ответить. Спустя мгновение она сказала:
— Я нащупываю.
И мне вновь показалось, что до меня доносится нечто вроде отдаленной беседы между ней и кем-то еще. Но сейчас второй голос был мужским, хрипловатым и резким.
Как это ни жутко, я должен признаться: именно таким мне представлялся голос Тернера.
Я заставил себя не думать о том, где я нахожусь и что делаю, а решил, подобно репортеру или ученому, просто слушать и запоминать сказанное, не вдаваясь в рассуждения о смысле. Но, как я ни старался, мне были слышны только обрывки беседы.
— Спит.
— Вкус.
— Почему не?…
— Понять.
— «О?»
— Виндзор.
— Узурпировать.
— Мощно (можно?).
Минутные колебания. Потом голос девушки:
— К вам никто не обращается.
Сейчас я отчетливо ее слышал; судя по возмущенному тону, она продолжала с кем-то спорить.
— Спросите его, — сказал я, — спросите его…
— Что? — сердито бросила она.
— Спросите о его профессии.
Пауза. Затем:
— Х…х…худож…
Художник. Впрочем, и этот ответ ей могла подсказать кисть.
— В каком жанре?
— Миссис, миссис Уоссер…
Я сердито тряхнул головой.
— Что он рисует?
— Ой… ой…
— Это все?
Тишина.
— Попросите его назвать одну из своих картин.
— Вон… вон…
— Где?
— Нет же! Вон!
— А, волны? Вы про волны говорите? Про воду?
— Да… так… ак… ак'рель.
Я понял: если не переменить тактику, я рискую сойти с ума. И произнес:
— Лу.
Девушка подождала продолжения. Но я молчал, и она произнесла:
— Что имеется в виду?
— Знал ли он женщину по имени Лу?
— Гм…
Она словно пыталась что-то понять, и нотки озабоченности, прозвучавшие в ее голосе, странно контрастировали с безмятежной неподвижностью лица миссис Маст.
