Остановившись, ведьмак взглянул в сторону Асгарда, словно выискивая кого-то за его неприступными стенами. Шелест ветра прошептал ему насмешливым голосом Мораны: «Завтра, сын мой. Это случится завтра. Поторопись, он ждет тебя». Подняв глаза к ночному небу, ведьмак вздохнул:
— Твое коварство не знает границ, мать моя.
Звезды радостно сияли с небес, словно насмехаясь над его судьбой.
Морана.
Морана не ведала ни любви, ни сострадания даже к собственным детям. Лишь Чернобогу была верна она в своих помыслах и поступках. И никогда не уразуметь человеку стремления темных Богов, ибо далеки они от нашего понимания. Власть манит их. Власть над мирами, что созданы Творцом. Власть над человеческим разумом, возносящим славу светлым Богам. Ибо в том прославлении суть Силы Творца, силы, создающей иные миры. И Чернобог с Мораной желали обладать той силой, обратив прославление в мольбу. И стала вплетать Морана темные нити в покрывало мироздания, насылая на людей несчастья. И взмолились люди, взывая к темным Богам о сострадании, о пощаде молили их, вкусив горькую судьбу. Испили Чернобог с Мораной из горькой чаши их молитв и рассердились на людей, ибо не было в той чаше Силы. Рассердился Чернобог, желая истребить весь род человеческий, и переполнил чашу страдания людей, разгневав тем самым Творца. И явился Белобог на защиту чад своих, осуждая деяния брата. Ибо гасли звезды, зажженные Творцом, ибо гибли миры, в коих мерк Свет, уступая Тьме. И тогда выткала Морана с изнанки мироздания судьбу Мстислава — полудемона-получеловека, возложив его на чашу мировых весов. И даровала она ребенку ледяное сердце, способное остудить целый мир. Никто не в силах лишить его жизни, ибо призовет он в Явь лютую смерть для всего живого. И имя той смерти — ледяное безмолвие. И пойдет Мстислав дорогой отца-демона, порабощая мир на пути к своему величию, не имея жалости к судьбам иных людей. И уничтожит ненавистный темным Богам род человеческий.
Ведьмак вздохнул, прерывая свои размышления, и обернулся на звук шагов. За спиной стоял усталый Пастух, сжимая в руке останки медвежьей лапы Вандала.
— Вот все, что осталось от него…
Пастух печально склонил голову, горюя о смерти Вандала. Никто из них никогда не любил его, как брата. Однако смерть одного демона всегда пугала остальных, напоминая, что даже они не всемогущи в мире Яви.
Стоян лишь усмехнулся, разглядывая подарок Велеса:
— Не печалься о нем, брат, Вандал был глупцом. Невозможно обмануть Богов. — Ведьмак вновь отвернулся, окинув поле битвы мрачным взглядом. Его беспокоили слова Велеса о нарушенном равновесии. Не дремлют Боги, пристально зрят за Явью. Вздохнув, ведьмак обратился к Пастуху: — Правитель все так же силен, как в былые времена. Но Боги оставили его — я видел, как выпорхнул из его рук Перунов лук. Более не будет пожарищ, от которых горит земля. Наши воины разбежались, словно овцы, — собери их в стадо, брат. Утром мы начинаем штурм. — Стоян умолк на мгновение, взглянув на лежащее у его ног тело дружинника, павшего в битве. — И еще. Заложите костры и соберите тела их воинов, у кого голова цела. Я хочу вернуть их Асгарду.
* * *
Всеведа шла по полю битвы, слепо шаря перед собой руками.
— Ярослав? Ярославушка?!
Споткнувшись о тело воина, девушка упала наземь, разрыдавшись. Принявшись ощупывать лежащего перед ней воина, она взмолилась, взывая к богам:
— О, Боги, дайте мне глаза, чтобы отыскать его. Я ведь даже оплакать его не могу по-человечески! Будь ты проклят, Ур!
Поднявшись на ноги, колдунья вновь продолжила свой безумный поиск. Вдруг она замерла, испуганно прижав руки к груди. Усталое лицо Элкора явилось ее взору.
Сидящий во тьме чародей грустно улыбнулся колдунье, отозвавшись на ее призыв:
— Прости, дочка, не могу я вернуть тебе твой дар. Хочу, но не могу. Не потому, что не верю тебе — отреклась ты от Тьмы. Только ведь Зло своих слуг не отпускает, пока не выпьет их до дна. — Чародей задумчиво огляделся по сторонам, словно сетуя на свое заточение. — И помочь тебе я не в силах — сам бреду в потемках.
Девушка рыдала, утирая слезы измазанными в грязи и саже руками. Прошедший ливень не смог смыть ни кровь, ни гарь пожарища, поселившиеся на этом страшном поле смерти. Колдунья печально опустила голову и тихо прошептала:
— Как жить-то дальше? Ради кого? Как долго я его ждала… А повстречав свою судьбу, тут же утратила! Вы жестоки, Боги!!! — Зайдясь в рыданиях, Всеведа стиснула свои маленькие кулачки, угрожая ими небесам. Затем, словно спохватившись, девушка коснулась ладонью своего живота. — Прости, матушка Лада. Прости дочь неразумную. Есть мне ради кого жить. Оставил Ярослав во мне свою кровинушку.
Элкор вздохнул, зажигая на ладони маленький огонек. Тяжело поднявшись на ноги, старик продолжил свой долгий путь темными коридорами сознания Пастуха. Улыбнувшись Всеведе, он вопросил:
— Одумалась? Ну и слава Творцу. Нечего Богов глупыми словами гневить. Не для себя ведь живем, не ради любви плотской. Ради детей своих, что есть плод той любви. Дал тебе Творец жизнь, чтобы ты род свой продолжила. Любовь, девочка, она ко всему живому тянуться должна. Любить надобно все, что Творцом создано. Дорогу жизни осилит лишь с любовью идущий. — Ур остановился, задумчиво оглядываясь в своей темнице. — Я вот несу Свет, а куда иду — не знаю, не ведаю. И совета спросить мне не у кого. А ты ведь Всеведа. Да что там ты, весь род ваш такой. И дочь твоя видящей будет. Она хоть и мала еще — так, с ноготок, — а уже все зрит. Вот и попроси ее дорогу показать. — Чародей заговорщически поднес палец к губам: — Только не сказывай никому о своем секрете. Ты же не хочешь, чтобы она по твоим стопам пошла?
Всеведа встрепенулась от его слов, утирая слезы.
— Ой, батюшки! Какая же я дура! Доченька, милая, помоги мне. — Колдунья прикоснулась ладонью ко чреву, где зарождалась жизнь ее будущей дочери. Всем своим сознанием она потянулась к маленькому, с ноготок, комочку плоти. — К духу Творца взываю, чья искра горит во плоти. В тело свое тебя, дочь, допускаю — моими глазами зри. Да откроется дверь в сознанье мое, и станут двое, будто одно. Ключ. Замок.
В голове колдуньи раздался заливистый детский смех, и словно сияющий мотылек пронесся перед ее взором, разгоняя тьму. Всеведа охнула, увидев воочию поле битвы.
— Спаси и сохрани, Отец-Творец! Совсем обезумели люди. Ярослав?! — Ноги понесли ее к самому центру дымящейся после пожара равнины. — Веди меня, милая, веди!
Склонившись над грудой тел, колдунья принялась растаскивать их в стороны, рыдая и сетуя на слабость женского тела. Наконец увидев Ярослава, она рухнула перед ним на колени, принявшись целовать его холодное, бледное лицо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
