А каким придурком я предстал перед вами, когда плача рассказывал о своей сестре? Карл Мария залил вам слезами весь кабинет!
Роза положила руки на колени — ладони вспотели. Карл походил на тикающую бомбу. Его ненависть к женщинам должна быть колоссальной — и теперь Роза навлекла эту ненависть на себя таблеткой правды.
— Вы ведь не боитесь? — прошептал он.
Роза не ответила. У нее было чувство, что какая-то невидимая рука сжимает ей горло. Она даже не могла сглотнуть.
— Вам не нужно бояться, Роза, — успокоил он ее. — Я нашел способ, как переработать пережитое на последних сеансах по-своему.
— Это хорошо.
— Да, это хорошо — мне тоже нравится. — Он снова стал кусать ногти.
Она должна справиться с нервозностью. Но в настоящий момент Роза была напряжена сильнее его. Во рту у нее пересохло. Боже, сейчас не повредил бы какой-нибудь крепкий напиток.
— Хотите узнать, как мне это удалось?
— Конечно, расскажите мне, пожалуйста, — попросила она.
— Вы не правы. Мой отец не был садистом.
— Нет, не был, — подтвердила она.
— Ему не нравилось жечь меня утюгом. Но мы оба знали причину, почему он все равно это делал. Он был болен. Моя мать довела его до такого состояния. После того как она переспала со всеми мужиками в городе, чтобы забыть свою дочь, эту маленькую чертову дрянь, она пригрозила отцу, что бросит его, если я буду непослушным. Так ведь все было, да?
— Ваша мать…
— Но я был послушным! — прокричал он. — И все равно каждую неделю он душил меня пластиковым пакетом. Этот бесподобный органист, который был таким верующим, смиренным и почтительным. Этот пример для подражания для всех прихожан, которые восхищались его божественной игрой на органе. Но со мной этот святоша, этот сукин сын, играл совсем в другую игру. Он загадывал мне загадки. Задания, которые я ни разу не смог решить в отведенное время. Я был слишком мал для них!
На глазах у него блестели слезы. Раньше он никогда не рассказывал об этом. Роза не помнила, чтобы Карл упоминал загадки на кассетах, которые наговорил для нее.
— Какие загадки? — спросила она.
— Типа интеллектуальной игры… — Он вытер слезы. Его зрачки блестели. — Кто сочинил пять важнейших пасторальных месс? Из скольких тактов состоит рождественская оратория Баха? Какая правильная последовательность литургии? Пока мой отец играл, у меня было время подумать над ответом. Но есть ли шанс у десятилетнего мальчика выяснить такое за сорок минут? Незнание приравнивалось к непослушанию. Иногда я все еще слышу его мучительные вопросы, неразрешимые задачи, замечания, упреки и душевные страдания! «Солнце сияло, но было темно…» — Он зажал себе уши руками.
Роза вспомнила, что он упоминал на кассетах стихотворение, которое его отец повторял, наказывая Карла.
— О каком стихотворении идет речь?
— Было несколько стишков. — Он зажмурился, и его голос превратился в монотонное пение. — Если дети хороши — все довольны от души. За столом иль за игрой, ночью, днем — от них покой. Шумных, озорных детей, чей ум полон злых затей, кто спесив, ленив в истоме, знай, никто не любит в доме…
— Карл! — перебила его Роза.
Он открыл глаза.
— Смысл одного стишка я не понял и по сей день. «Солнце сияло, но было темно…» Черт, я ничего не понимаю.
— Карл! Вы сказали, что нашли способ переработать эту травму, — напомнила она ему. — Расскажите мне об этом.
На его губах заиграла улыбка. В этот раз улыбались и глаза. На лице сразу появилось счастливое выражение.
— Я был в Дрездене, на могиле отца. Я сидел перед мраморной плитой и разговаривал с ним. Я сказал, что знаю, почему он так поступал. Сейчас мне ясно, что он хотел сообщить мне перед смертью… я простил его.
— Это хорошо. — Роза взяла его за руку.
Его пальцы были холодными. Карл улыбнулся. Она быстро выпустила его ладонь.
— Пожалуйста, простите мне, что я злоупотребила вашим доверием.
— Мне тоже очень жаль, но я не могу простить вас… Вы женщина!
Роза снова запаниковала. Зачем он пришел, что замышляет? Ее руки дрожали.
Карл поднялся и направился к двери. Прежде чем выйти из комнаты, он огляделся по сторонам, словно хотел попрощаться с определенным периодом своей жизни. И его взгляд упал на комод.
Письмо! Сердце Розы забилось быстрее.
Он взял его, покрутил в пальцах и прочитал имя получателя.
— Это, видимо, отчет для суда, который вы якобы еще не написали?
— Я хотела отправить его после того, как поговорю с вами.
— Роза, вы меня снова обманули. Вы ничему не учитесь! — Он даже не казался разочарованным, словно не ожидал от нее ничего другого.
Карл раскрыл конверт, вытащил письмо и сунул во внутренний карман куртки.
— Ах да, вы спрашивали, что я собираюсь делать. Я еду сегодня в Мюнхен. Навещу одну старую знакомую. Пришлось ее долго разыскивать, раньше она жила в Кельне. Я рад нашей скорой встрече. Наверняка она меня вспомнит.
Роза проводила его до входной двери. Он перешагнул через порог, но потом обернулся к ней:
— Когда я вернусь, проведем еще один, последний сеанс, согласны?
— Согласна. — Она сглотнула. — Желаю вам повеселиться в Германии.
— О, непременно.
Роза проводила его взглядом до автомобиля. Тяжело выдохнула, ее плечи поникли. За прошедшие минуты могло произойти все, что угодно. У нее задрожали колени. Роза заперла дверь и вернулась в комнату для сеансов терапии. Трясущейся рукой она схватила бокал и одним глотком выпила коктейль. Потом посмотрела в окно. Карл действительно сел в синий «форд-фиесту», развернулся на парковке и уехал.
— О господи. — Она смешала еще один коктейль, на этот раз безо льда, и залпом осушила бокал.
Розе потребовалось четверть часа, чтобы успокоить нервы: она просто сидела уставившись на стену. Она должна сообщить в суд о визите Карла. Чем быстрее, тем лучше. Если ее методы терапии вскроются, значит, вскроются. В любом случае лучше, чем быть преследуемой сумасшедшим.
Она взглянула на часы. Почти половина третьего. Она должна посетить свою лучшую подругу. Лучшую подругу! Как остроумно! Глупая игра слов, которую она усвоила в последние месяцы.
В ванной рядом с терапевтической комнатой она стерла тени и помаду с лица, вынула контактные линзы из глаз и положила их в контейнер. Пудра замаскировала ее загар из солярия. Из туалетного шкафчика она достала очки в роговой оправе, которым было не меньше двадцати лет. Роза посмотрела на свое отражение в зеркале и вяло опустила уголки губ.
— Отвратительно выглядишь, старушка! — проскрипела она низким голосом.
Потом сняла одежду и натянула серые брюки, темный свитер с
