– Не с самими торговцами, Леррис, а с теми, кто стоит за ними. Благодаря механическим станкам у них дешевые ткани, и скоро они приберут к рукам все мануфактурное дело. Потом появятся дешевые инструменты, дешевое стекло и дешевая керамика. Ну а затем они наладят собственные грузоперевозки и построят фабрики. В Острии и к югу от Нолдры это уже случилось, а нынче то же самое творится в Делапре.
– Но разве не может герцог или кто-то еще им помешать?
– Пытаются: вводят тарифы, налоги, пошлины, да все без толку. Они находят лазейки.
Я кивнул.
– Но беда даже не в этом: за их купцами всегда следуют корабли и солдаты. Коларису не выстоять в одиночку против виконта и Хидлена, а Хамор поддержит его лишь в обмен на открытие Фритауна для их товаров. Недалек тот день, когда хаморцы будут там хозяйничать. Конечно, ни столяр, ни грузоперевозчик этому помешать не могут, но вот супруге твоей, боюсь, в скором времени придется туго.
– Может быть.
Что бы ни происходило в последнее время, в результате мне или Кристал приходилось туго. А чаще всего нам обоим.
– Хорошо, что я не командующий, – сказал Верфель, покосившись на дверь.
Поняв намек, я сгреб монеты и поклонился.
– Спасибо.
– Тебе спасибо. Стол прекрасный, мне всегда хотелось таким обзавестись. Порадуюсь, пока могу.
Он с удовольствием уселся за стол, а я вернулся к своему фургону и проверил, на месте ли посох.
По дороге домой браться за посох не пришлось, но меня не покидало ощущение, что он потребуется мне куда скорее, чем того бы хотелось.
LII
На следующее утро, после того как Кристал уехала в Кифриен, я потащился на конюшню, где, почистив и накормив Гэрлока и упряжную кобылу, подвесил на стропило мешок с песком и принялся наносить по нему удары посохом.
Даже запыхавшись и покрывшись потом, я не прекращал упражняться до тех пор, пока не задел посохом о перегородку стойла. Вырвавшись из рук, посох задел мою больную ногу, мне пришлось стиснуть зубы и, старясь не стонать, опуститься на солому. К счастью – это подтвердила проверка чувствами – обошлось без перелома, но здоровенный синяк был мне обеспечен.
Когда я наконец встал и заковылял к выходу, Гэрлок недовольно заржал. Ему хотелось прогуляться, но мне, в нынешнем положении, едва ли стоило залезать в седло.
Рисса, выметавшая мусор из кухни, заметила, как я ковыляю в мастерскую, и ворчливо заметила:
– Совсем себя не жалеете, что ты, что командующая. Работаете, пока не начнете валиться с ног. Этак и до тридцати не доживете, и детей после себя не оставите.
– Рисса, если я свалюсь с ног, то не дотяну и до следующей осени.
– Ага, а ежели станешь носиться как угорелый из конюшни в мастерскую – на больной-то ноге! – это поможет тебе прожить дольше?
Она была права, и мне не оставалось ничего другого, как ухмыльнуться.
– Ты работаешь как проклятый и создаешь замечательные вещи. Но эти твои изделия, будут ли они тебя любить?
– Рисса…
Взмахнув последний раз веником, Рисса исчезла за кухонной дверью. Последнее слово, таким образом, осталось за ней.
Наполнив водой увлажнитель воздуха, я достал наброски Даррикова ларя и сделал на их основе рабочий чертеж. Особое внимание пришлось уделить крепежу: ограниченные возможности заказчика вынуждали меня использовать более легкую, а стало быть, менее прочную древесину.
Некоторые мастера ухитрялись разрабатывать все такие детали в голове, но мне пока недоставало опыта.
К тому времени, когда удалось разобраться с чертежами, боль в ушибленной посохом ноге стихла, и я, оседлав Гэрлока, направился к западной дороге, где находилась лесопилка Фаслика. Мне требовалось подобрать материал для Даррикова ларя и письменного стола Антоны, работа над которым откладывалась то из-за моих ран, то из-за того, что Фаслик был занят похоронами своей сестры.
Все зависело от того, какая древесина и по какой цене найдется на лесопилке, как бы мне не пришлось переделывать чертежи.
Мое появление на полосе утоптанной глины, ведущей вверх по склону к лесопилке, громким щебетом приветствовал зимний крапивник, перепорхнувший на высаженные вдоль южной стороны деревья.
Привязав Гэрлока к столбу близ водяного колеса, я спустился вниз – поглядеть, как в тесном каменистом желобе бурлит приводящая в действие пилу вода. Камни по краям желоба покрывал мох: свидетельство того, что семейство Фаслика владело лесопилкой с давних времен. Из самого каменного здания лесопилки доносился визг пилы. Там шла работа, а значит, или сам хозяин, или кто-то из его людей находился на месте.
Войдя внутрь, я увидел, как Фаслик – силач, шириной плеч превосходивший даже Тэлрина – подает на распилку бревна, и, чтобы не отвлекать его, отошел к штабелями досок и заготовок. Дуба, что красного, что белого, ели и сосны там было в избытке, лоркена немного, вишни и того меньше, а ореховых пород не имелось вовсе.
Еще один широкоплечий малый с короткими каштановыми волосами прихрамывая подошел к штабелю небольших, не больше чем на дюжину спанов, дубовых стволов, предназначавшихся, по моему разумению, не на доски, а на столбы и стропила.
Мое бедро еще побаливало после утренней промашки, и когда этот паренек, стараясь, чтобы вес приходился на здоровую ногу, стал перекатывать бревна на тачку, я кивнул ему с пониманием и сочувствием.
После чего, едва стихло завывание пилы, заковылял к Фаслику. Его подмастерье вычищал выемку под полотном, двое работников складывали доски в штабеля, а сам хозяин возвращался от северной двери, где, видимо, перекрыл подачу воды.
Опилок в воздухе было столько, что я чихнул.
Хозяин лесопилки приветственно поднял руку.
– За деревом пожаловал, мастер Леррис? Какие породы тебе нужны?
– Дуб, белый или золотистый, и вишня. Столько, чтобы хватило на дубовый ларь и вишневый письменный стол.
– По штабелям ты уже посмотрел?
Я кивнул.
– Покажи, что выбрал.
Мы пошли вдоль штабелей.
– Вишни мне надо восемь широких брусьев и пять узких, дуба, вот этого, шесть досок и столько же брусьев.
Фаслик задумался.
– Ну, вишня, полагаю, пойдет по три золотых…
– Дороговато. Дерево молодое…
– С чего ты взял?
– Сужу по волокнам. Структура рыхлая.
Нахмурившись, Фаслик сплюнул на глиняный пол.
– Для такого молодого парня…
– Я прошел хорошую выучку.
– Меньше двух с половиной я не возьму.
– Пусть будет два с половиной.
Спорить мне не хотелось, к тому же вишня – материал редкий.
– А что с дубом?
– Сколько дашь? – Фаслик прищурился. – Какая цена, по-твоему, будет справедливой?
– Ну, белый дуб здесь неплох, но у тебя его много, а по весне, когда монет у людей в обрез, спрос невысок. Скажем, восемь серебреников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
