межгильдийских танцах, на которых я присутствовала в последний год пребывания в гильдии. Событие совпало с днем, когда я заработала свое сто восьмидесятое перо. Я была так взволнована, что с гордостью продемонстрировала крылья. Пока какой-то парень с намеком на усы не спросил, не страдаю ли я облысением перьев. Я ударила его, и кровь из носа потекла прямо на редкую щетину. Я потеряла с трудом заработанное перо, но ушла с гордо поднятой головой.
Сегодня мои крылья не выставлены напоказ, и все же, пробираясь сквозь плотную толпу причудливо одетых неоперенных, я чувствовала, что их взгляды прикованы к моей спине, будто, если станут смотреть достаточно долго, они их увидят.
– Извини нас за опоздание, Тобиас, – сказал Ашер, когда мы подошли к его другу.
Тобиас посмотрел на нас, заговорщически изогнув губы.
– Уверен, что у вас есть вполне уважительная причина.
Как бы мне хотелось раствориться в тени Ашера.
– Селеста, это Габриэль. Габриэль, это Селеста. Вы двое можете познакомиться поближе, пока я одолжу нашего любимого архангела для проведения церемонии.
Я высвободила свои пальцы из хватки Ашера.
Прежде чем последовать за Тобиасом, он поцеловал меня в висок и пробормотал:
– Я скоро вернусь. Пожалуйста, не тлей ни перед кем в мое отсутствие.
Я закатила глаза.
– Пойдем же, о Великий и Могучий Сераф, нам нужно избавить мальчика от страданий.
Ашер не усмехнулся, но покачал головой, следуя за своим другом к юноше в белой тунике, настолько свободной, что он в ней тонул.
Быстро поздоровавшись, я заняла место рядом с Габриэлем.
– Я так много о вас слышала.
Не отрывая взгляда от главной достопримечательности, он ответил:
– И одни преувеличения, я уверен. Мой муж очень любит приукрашивать мои таланты и внешность. – Хотя губы Габриэля не дрогнули, в уголках его обсидиановых глаз залегли морщинки.
Я улыбнулась ему.
– Уверена, что он ничего не преувеличил.
Морщинки углубились, сопровождаемые на этот раз сдержанной улыбкой.
– Это напоминает тебе твою собственную церемонию?
Я направила внимание на Ашера и Тобиаса. Они прикасались к только образовавшимся костям юного неоперенного, которые торчали из ткани туники. Юноше желали безопасного путешествия по миру людей и успешного завершения крыльев.
– Это был самый страшный день в моей жизни – мне тогда только исполнилось десять, – но, по крайней мере, моя лучшая подруга была со мной. Она держала меня за руку на протяжении всего испытания, а потом помогла выбрать мое самое первое задание.
– Похоже, она замечательная девушка.
Я сглотнула.
– Была ей.
– Была? – Габриэль изогнул бровь, такую светлую, что она казалась почти прозрачной.
– Лей умерла несколько лет назад.
– Ох.
Повисла тишина.
Габриэль прочистил горло.
– Я не знал, что она была той подругой, о которой ты говорила.
– Вы слышали о ней?
– Все гильдии о ней слышали. – Его голос звучал тихо, вероятно, чтобы сын не разобрал, как мы обсуждаем неверные решения некоторых ангелов.
Если только он не был тихим, потому что ее судьба огорчала Габриэля. Я надеялась, что он именно такой человек. Ради Адама.
Мой взгляд остановился на реинкарнации Джареда. Преследовали ли его фрагменты прошлой жизни, как это происходило с Найей? Поскольку его взгляд был прикован к церемониймейстерам и краснеющему объекту их благословений, я не могла сказать, слышал ли он вообще, как я произнесла имя Лей.
Я одновременно и хотела увидеть его реакцию, и нет. Желала, чтобы он вспомнил, и надеялась, что этого не произойдет.
– Также я слышал, что ты сдалась из-за произошедшего с твоей подругой, – после некоторой паузы добавил Габриэль. – Рад, что ты передумала.
– К сожалению, немного поздновато.
Я попыталась отмахнуться от тупой боли, которая стиснула мое сердце, но, переводя взгляд между торжественной толпой, проникновенными ариями и видом симметричных, изогнутых костей юноши, я почувствовала, как мое горло сжалось. Я закрыла глаза. Образ рыжих волос и изумрудных глаз вспыхнул за веками, и я открыла их, не смея моргнуть. Ни разу. Даже когда глазные яблоки начало щипать.
Она существует. Она существует. Она существует. Может, если я буду повторять это достаточно часто, то начну в это верить.
– Что вы думаете о нефилимах, Габриэль?
Он повернул свое вытянутое лицо в мою сторону.
– Какой каверзный вопрос.
Возможно, сейчас не место и не время спрашивать, но с тех пор, как я обнаружила, что Мира на нашей стороне, мне стало интересно, есть ли и другие.
Он молчал так долго, что я уже не надеялась получить ответ, но внезапно его рот шевельнулся в такт бормотанию:
– Мы даем грешникам шанс на искупление. Но отчего же не предоставить его нашим сородичам?
– Ваше убеждение разделяют многие офанимы?
– Будь это так, разве это что-то изменит?
– Возможно, если достаточное количество из вас выскажется.
Сожаление проложило морщины на его лбу.
– Элизиум далек от демократии, дитя.
Обычно я вздрагивала, когда кто-то обращался ко мне подобным образом, но в его интонации не чувствовалось снисходительности.
Габриэль вернул свое внимание к виновнику церемонии.
– Не лучшая тема для обсуждений на таком веселом мероприятии.
Он прав.
По комнате пронеслись аплодисменты, и черты лица парня запылали от возбуждения. Его окружили друзья, похлопывая по спине или предлагая ему быстрые и немного неловкие объятия одной рукой.
Адам поднял голову.
– Ты помнишь свою церемонию, папа?
На уста Габриэля вернулась улыбка, когда он пригладил непокорные кудри сына.
– Будто это было вчера.
– Там были динозавры?
– Динозавры, – усмехнулся Габриэль. – Я собираюсь поговорить с офаном Михаэлем о том, чем он наполняет ваши юные умы.
Адам криво улыбнулся отцу, отчего на его лице появилась ямочка. Одна. Не две, как у меня.
– Я знаю, что ты не такой уж древний. Двести семьдесят девять лет молодости.
– Верно, мальчик мой. – Габриэль продолжал приглаживать волосы сына, но тугие кудри напоминали тростник и снова лохматились, как только их переставали поправлять. – Теперь пойдем, пожелаем apa спокойной ночи и отправимся в постель. – Он присел и подхватил сына на руки. – Пожелай Селесте доброй ночи, aheevaleh.
Адам прижался щекой к плечу отца и посмотрел на меня, действительно посмотрел, и на самое мимолетное мгновение мне показалось, что я заметила проблеск узнавания, но потом он потер глаза кулачками и зевнул.
Когда он снова взглянул на меня, проблеск узнавания исчез.
– Bonsoir, Селеста.
Мои лопатки сжались, когда я услышала, как он говорит по-французски.
– Спокойной ночи, Адам.
Габриэль перехватил поудобнее своего четырехлетнего сына.
– Он любит говорить по-французски. – Казалось, его эта причуда забавляла.
Сомневаюсь, что он испытал бы веселье, узнай причину этого. Держу пари, Тобиасу было не до смеха. Наверняка он дрожал в своей тунике каждый
