Шишики к обеду приуныли. Сначала сидели на плечах человека и с огромным удовольствием глазели на новые места. Время от времени Лёхин слышал скрипучие переговоры - кажется, "помпошки" что-то активно обсуждали. Наверное, городские виды. Но к обеду… Замолкли оба, уже никак не реагируя на изумление всех встреченных домовых: "Батюшки! Человек с двумя Шишиками!" Хотя до обеда "помпошки" в ответ на реплики важно задирали носы. Или переели впечатлений, или выдохлись, воспринимая новьё слишком бурно. Так что сидели на плечах, нахохлившись, осоловело и безучастно глядя в пространство.
Когда солнце начало заходить, когда холодные чёрные сумерки поползли от домов, Лёхин действовал уже на автомате: подходил к дому, звонил в нужную квартиру, задавал один и тот же вопрос: "Есть ли в вашей квартире больной человек, чья болезнь похожа на сон?", а иногда кнопки домофона просто начинали сиять перед ним, он нажимал - и дверь открывалась, а уж в подъезде он легко шёл в нужную квартиру. Чаще всего второе происходило, в случае если хозяева были настроены весьма критически к заявлениям странного незнакомца… Ещё сумка. С нею происходило что-то тоже странное. К вечеру Лёхин с трудом тащил её и очень сильно опасался, что разлохмаченные ручки вот-вот не выдержат - и отяжелевший сосуд грохнется на землю.
В уютный чистый двор одного из домов Лёхин явился в какой-то прострации. Он с трудом удерживал в руках тянущую к дороге тяжесть, но из боязни, как бы чего не вышло, на асфальт ставить её, чтобы отдохнуть немного, не хотел. Остановившись там, куда его привела сумка, он машинально поднял глаза на экран с кнопками.
… Сидевшие в машине чуть поодаль от подъезда парни некоторое время удивлённо смотрели на ссутулившуюся у двери в дом фигуру. Затем один из двоих позвонил по мобильному телефону.
- Егор Васильич, вы Лёхина приглашали?.. Точно нет?.. Может, к кому-то?.. Он здесь, у подъезда… Нет, вру. Вошёл уже… Звонка не было? Может, он коды знает?.. Нам подняться?.. Нет, у него только сумка с собой - тяжёлая, судя по всему… Хорошо. Будем ждать.
Невысокий старик, с властными, но усталыми глазами, сидевший у изголовья спящего мужчины, недоверчиво оглянулся на дверь, словно ожидая, что та вот-вот распахнётся и Лёхин войдёт.
Но Лёхин появился минут через пять. Мог бы насторожиться ещё на подходе к нужной квартире, когда на лестничной площадке, у перил, обнаружил двух мужчин, которые внимательно смотрели на него. Может, покурить вышли… Но не насторожился. Перед глазами всё здорово плыло и вроде как даже мерцало. Здесь только две квартиры - только и отметили утомлённые мозги. И спорим, что сумка потянет к левой? Спорить не пришлось. Лёхин механически прошагал налево и поднял руку позвонить.
Мужчины переглянулись.
- Лёхин?
Лёхин даже не обернулся, продолжал ждать, когда ему откроют.
- Лёхин!
Шишик Ник вяло ткнул в ухо хозяина. Но перед тем уже открылась дверь, и человек всё внимание переключил на людей в квартире.
- Простите за беспокойство. У вас дома есть больной?.. Вот, посмотрите…
Он машинально протянул высокой, почти одного с ним роста, женщине кипу порядком потрёпанных бумаг. Но женщина, за которой маячила вторая, в белом халате, бумаги взяла не сразу. Не сводя с Лёхина глаз, она чуть повернула голову назад и громко сказала:
- Папа! Подойдите сюда!
Что ж, и такое бывало. Лёхин прислонился к дверному косяку - хоть так немного отдохнуть.
Появилась странно знакомая фигура, знакомым голосом сказала:
- Алёша? Как ты меня нашёл? Да и ко мне ли ты?
- Папа, посмотрите, что он мне дал, - перебила его женщина.
- Заходи, Алёша, - пригласил старик.
На невольное протестующее движение женщины Егор Васильевич только поднял бровь - и она послушно кивнула, передавая ему стопку разнокалиберных листов. Правда и то, что незаметно для Лёхина двое, стоявшие недавно на лестничной площадке, насторожённо встали за его спиной.
Лёхин побрёл за стариком, кажется, не вполне соображая, куда тот ведёт его. Но в огромном коридоре, повинуясь настойчивому толчку сумки, он повернулся к одной из дверей и чуть охрипло сказал:
- Здесь? Можно? Это займёт не более пяти минут.
Егор Васильевич обернулся и нахмурился. Но минута размышлений - и он, нацепив на нос очки, поднёс к глазам пачку бумаг, вчитался в верхнюю. Охрана терпеливо ожидала его решения, а Лёхин вдруг пришёл в себя и только теперь понял, кто перед ним.
- Егор Васильевич? - изумлённо спросил он. - У вас тоже спящий?
Старик оторвался от чтения, взглянул остро.
- Алёша, ты можешь объяснить?
Лёхин помедлил и вздохнул.
- А если я скажу, что представления не имею, - поверите?
- Но почему ты тогда?.. - Егор Васильевич замолчал, явно не зная, как выразиться.
"Думай, башка, думай", - лихорадочно подгонял себя Лёхин. И додумался.
- Егор Васильевич, - обратился он к старику, отлично понимая, что тот проверить не сможет, но результат-то будет, - я не знаю, как это вышло, но мне вручили (не знаю - кто) эту сумку, внутри которой оплетённый травами сосуд. И велели ходить там, куда поведёт сумка. Звучит странно - понимаю. Но сумка и правда ведёт меня туда, где люди спят уже не первый день. Пять минут мне нужно посидеть в комнате больного. И он начинает просыпаться. Вы можете мне не верить. Но ведь за этой дверью точно спящий?
Он выпалил эту несусветную дичь прямо в лицо всесильному старику, а потом за его плечом увидел себя в зеркале на стене и поразился, что его вообще на порог квартир пускают: бледное лицо с запавшими глазами, щёки ввалились, кривится линия усталого рта, который не может задействовать мышцы, даже чтобы чуток улыбнуться. Маньяк первостатейный - одним словом.
- Там мой сын, - наконец заговорил Егор Васильевич. - И ты хочешь…
Лёхин подождал, но, кажется, старик впервые в жизни не знал, что сказать.
- Егор Васильевич, что такого в том, что я посижу в комнате с вашим сыном пять минут? Я к нему даже не подойду, не дотронусь до него.
- Лёхин, - вмешался один из охраны, - ты не будешь возражать, если мы проверим эту твою сумку. Не то чтобы я тебе не доверял…
Лёхин подавил вздох, поставил сумку на пол и раскрыл ручки. Сумка "не возражала" против "досмотра", если таковой требовался.
Наружу высунулся сосуд. Травы, оплетавшие его, совершенно не завяли, торчали только что сорванной зеленью.
Охранник присел перед странным сосудом на корточки и глубокомысленно осмотрел его. Старик даже не стал наклоняться. Смотрел сверху вниз и покусывал губу. Женщина присмотрелась и с дрожью в голосе сказала:
- Папа, я не хочу, чтобы вы пускали этого человека к Михаилу. Я не знаю всех трав, но некоторые узнаю. Вот эта, сверху, - белена. Она ядовитая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
