— Ага, немножко, — вздохнув, ответила женщина. — Вот видите, сэр, — продолжала она жалобно, — это вы во всем виноваты.
— Я?!
— Конечно. Ну что уставились, будто хотите съесть живьем? Я ведь говорила вам, что я слабое, всеми покинутое создание, просила вас взять меня с собой. А вы? Вот и пришлось нанять машину. А что слабое создание понимает в вождении автомобиля?
Граф вздохнул. Он так устал от постоянного притворства этой дамы. Итак, она снова бедна и слаба, а машина вовсе не ее. Эта женщина просто развлекается и при этом постоянно лжет. Вот и возникают разные трудности.
— Вы опять говорите не то… м-м-м… что прежде… и выдаете это за чистую правду.
— А вы опять врете. По-моему, это ваша страсть. Я же всегда говорю только то, что есть на самом деле. Если бы я сразу поехала в этой коляске, то катастрофы бы не случилось.
— Это правда.
— Вот видите. А минуту назад вы утверждали, что я лгу. Вы противоречите сами себе, а я в это время лежу здесь, кто знает, с какими тяжелыми внутренними повреждениями!
И устало прикрыла глаза. Граф все стерпел молча. Он не осмелился возразить. Несчастная без сил лежала на сиденье и курила.
— Прошу вас, сейчас лишь отдыхайте, потом, когда доедем до Зирзина, я отошлю вас обратно на грузовой машине.
Женщина подскочила на сиденье как дикая кошка.
— Я попрошу раз и навсегда зарубить себе на носу, — закричала она, — вы не можете меня никуда отсылать! У вас есть право подобрать на дороге потерпевшую аварию даму, но если вы джентльмен, то не станете злоупотреблять моим бедственным положением. Будьте любезны принять это к сведению.
Граф посмотрел на горизонт, затем, собрав все свое миролюбие, с кротостью, достойной ангела, сказал:
— Мне казалось, что мой долг — доставить больную даму домой.
— Спасибо. Я вам тысячу раз говорила: я достаточно сильная. Я поеду вперед. А так как со мной случилось несчастье, лучше всего помочь мне двигаться дальше. Вы не имеете права отсылать меня назад!
— Простите, мисс Эльсворт, а куда вы едете?
— Я уже рассказывала, что моего любимого папочку держат в оазисе Гондар.
— Вы упоминали оазис Мухтар…
— Сэр, я лучше знаю, где находится мой отец. Оазис Гондар расположен на границе с Сенегалом. Если вы настоящий джентльмен, то отвезете меня туда, если нет — я и пешком дойду.
Граф чуть не рассмеялся. Какая наивная ложь!
— Если прикажете, я найму караван. Но с собой, к сожалению, взять вас не могу.
Сэр Йолланд, тяжело дыша и обливаясь потом, брел за коляской. Солнце палило немилосердно. Время от времени герр Штрудль прищелкивал языком.
Через час их нагнал Польхон.
— Что случилось? — спросил граф. — Ведь вы сейчас должны быть на полпути к Аин-Шефра!
Польхон немного замедлил шаг, чтобы отстать от экипажа, затем грустным голосом сообщил:
— Мне не пришлось идти в Аин-Шефра. Когда я приблизился к месту происшествия, там стоял огромный грузовик. Рабочие погружали на него разбитую машину.
— Он подъехал туда случайно?
— Нет. Шофер сказал, что вчера вечером к ним в гараж пришла дама по имени мисс Анна Эльсворт и распорядилась, чтобы сегодня в одиннадцать утра от сорок седьмого километра отбуксировали разбитую машину красного цвета.
Бум!.. Это упал на шоссе и разбился на мелкие кусочки монокль сэра Йолланда.
Глава седьмая
1
В расположенном около Зирзина ангаре жизнь била ключом. В громадном дощатом здании собралась элита самых сомнительных фигур Северной Африки. Здесь был безработный матрос; не имеющий места докер; смывшийся вместе с дневной выручкой кассир; сбежавший из-под ареста карманный вор; агент по продаже овса; статист-неудачник; живодер; кандидат в адвокаты. Каждый думал, что уж остальные-то рекруты — настоящие солдаты, а он будет наблюдать за ними и делать все точно так же. Некоторые изображали из себя. дезертиров или уволенных в запас легионеров. Но, как бы это странно ни звучало, в Африке очень трудно сыскать настоящего дезертира. Тот, кто увольняется в запас, открывает магазин, ресторанчик или возвращается на родину, к своему виноградному полю, а тот, кто сбежал из армии, не настолько сумасшедший, чтобы вернуться на службу вновь.
Хорошо еще, что с офицерами, по-видимому, обстояло получше. Здесь был капитан Дюрье. Веселый, приятной наружности, с резко очерченными чертами лица, голубыми глазами и манерами джентльмена, с седеющими волосами, которые огромной волной спадали на левую половину лба, он смахивал на драматического актера. Затем маршал Подвинец, с кивером зеленого цвета, в зеленых форменных брюках с золотыми лампасами, в кителе и при полном вооружении. Здесь же и лейтенант Рено — воспитанный, приятный молодой офицер, хрупкого телосложения и с безукоризненными манерами. Один глаз у него был закрыт повязкой. Немного выбивался из этого круга лейтенант Польхон со своей рыжей шкиперской бородой, но документы у него были безупречны, а за спиной — десять лет службы в пустыне. Это, естественно, делает наружность человека более суровой. Сержант Байонне явился из распавшейся банды контрабандистов; некогда он действительно служил унтер-офицером в колониальных войсках.
Так как легион набирался в спешке, то, естественно, личные документы рядовых почти не смотрели. Позже выяснилось, что горнист умел играть только на саксофоне, но кое в чем эти два инструмента схожи. Главное, легион заполучил сигнальщика. Горнист был до этого дирижером джазового оркестра «Улыбнись, малышка!». Саксофонист Хаубен и Джордан уже два месяца сидели без работы, и они подались в солдаты, чтобы и дальше зарабатывать на хлеб музыкой. Для того чтобы в общество приняли Кинга Росванга — короля львов, уже понадобились документы. Кинг Росванг представил свидетельство о демобилизации на имя капрала итальянского экспедиционного корпуса Кавелотти, а по его поручительству в легион приняли и весь коллектив цирковой труппы: сына и жену. Да, да — жену Изабеллу, переодетую в мужское платье. В качестве ефрейтора Кавелотти. И если кому-то кажется, что за ефрейтора Изабеллу придется поволноваться в связи с трудной дорогой, то он ошибается. Ефрейтору было сорок шесть лет, и она обладала довольно помятым лицом, но низкий голос звучал более грозно, чем голос старшего сержанта. Когда в первый день какой-то шутник попытался позаигрывать с Изабеллой, та так двинула ему в челюсть, что бедолага несколько дней ходил с распухшей щекой. В цирке Кинга Росванга жена выступала в качестве штангиста. Так как на трех солдат полагалась одна палатка, то женщина не грешила против правил пуританской морали, потому что спала вместе с мужем и сыном, как и прежде. Что же касается предназначенных отнюдь не для женского уха выражений, то лексикон артистов бродячего цирка находился далеко за пределами салонно-светской лексики. Маленькому цирку пришлось сбежать в легион, потому что несколько дней назад оставленный без присмотра лев Пипика случайно выбрался из клетки и слопал несколько зрителей во время представления. Улизнув из-под носа полиции, хозяин цирка с документами своего друга Кавелотти отправился к старшему сержанту Байонне, который, по поручению Дюрье и Подвинца, набирал легион. Кинга Росванга взяли со всей семьей.
Так как корпус набирали после окончания морского сезона, большую часть рядовых составили матросы, рыбаки-браконьеры, контрабандисты и команда шхуны «Лукреция» в полном составе, во главе с Флером де Баком, капитаном пивной бочки. Да-да! Именно такое звание было у Флера де Бака: капитан пивной бочки. Шхуна «Лукреция» перевозила контрабандой английское пиво из Порт-Саида и Порт-Судана в Оран, так что прозвище «пивная бочка» вполне соответствовало действительности, а командир шхуны по праву назывался «капитаном пивной бочки».
Рассказ о том, как пивная бочка «Лукреция» опустела, к данному роману не имеет прямого отношения. В этих широтах часто бушуют штормы, ревут неистовые ураганы. Вот и судьба «Лукреции» была решена в одну из таких ненастных ночей.
Ее проиграли в карты!
…Бушующий над Красным морем ураган погнал воды потока вверх по течению. Канал вздулся. Капитан пивной бочки Флер де Бак не вышел в рейс, как собирался, а вместо этого со всей командой шхуны отправился в варьете «Семь отцеубийц», где ввязался в жаркий карточный бой с коллегой-контрабандистом по прозвищу Дикий Рог. Битва утихла только на рассвете. Владелец «Лукреции» потерял все: шхуну, груз, рулевого, а его лучший друг, боцман «Лукреции» по фамилии Тоутон, в последовавшей затем драке лишился половины лица.
Остальные легионеры имели примерно такую же биографию, за исключением разве что Кратохвиля — обойщика, писавшего роман. Кратохвиль пошел в легион для того, чтобы отдохнуть от детей своего квартирного хозяина, весьма живых и шустрых ребятишек, старшего из которых уже отправили в колонию для несовершеннолетних.
