Свирский закивал, как истукан, и полез под стол, куда закатилась трубка от мобильного телефона. Когда нужное распоряжение было отдано, Сергей отбросил саблю в сторону.
— Перейдем к делу, — сказал он, подходя к столу. Доктор к тому времени успел закончить перевязку, использовав в качестве перевязочного материала кусок рубашки Скелета, и отволок бесчувственное тело охранника подальше от входной двери.
— Что вы от меня хотите? — глухо спросил Орлов.
— Справедливости, одной только справедливости, — продолжал Сергей. — За вами слишком много долгов, господин Орлов, и я намерен получить с вас по всем счетам.
— Я расплатился с вами сполна, Ростовский.
— Деньги? — Сергей пожал плечами. — Это только бумага, не более. Нет, Орлов, расчет будем производить иначе.
— Я не понимаю вас. Что вы хотите еще? Я могу удвоить сумму.
— Есть нечто, что не купишь за все золото мира. Человеческая жизнь.
Орлов вздрогнул и медленно поднял на Сергея тусклые, слезящиеся глаза.
— Вам этого не понять, Орлов, вы привыкли все оценивать по своим примитивным меркам. Деньги — вот что для вас является основным мерилом, главной ценностью. Вы решили, что можете позволить себе купить все, даже человеческую жизнь. В том числе и собственную жизнь, не так ли? Однако со мной вы просчитались: я не признаю ваших ценностей. Я живу по собственным законам, законам совести, чести и справедливости. И здесь я потому, что намерен вершить суд над вами — по законам моего мира.
— Мы же с вами обо всем условились, Ростовский. Вы отказываетесь от выполнения принятых на себя обязательств?
— Я аннулирую наш договор, Орлов, в одностороннем порядке, как несправедливый и навязанный мне силой. Теперь ситуация изменилась, моя дочь свободна, руки у меня развязаны — никто не сможет помешать мне сделать то, что я должен сделать. И я сделаю это, клянусь своей дочерью, сделаю, потому что таким выродкам, как вы, места на земле быть не должно.
— Вы убьете меня? — тихо, не проявляя никаких эмоций, спросил Орлов.
— Я не убийца, — сухо возразил Сергей. — Единственное, что я хочу — это торжества справедливости. На вашей совести три человеческие жизни, Орлов, и за эти жизни с вас спросится по всей строгости моего закона. Я пришел сюда, что свершить над вами суд, — повторил он, — вынести приговор и привести его в исполнение. Ничего общего с убийством это не имеет.
Он стоял напротив Орлова, грозно уперев руки в столешницу стола, и ронял хлесткие, холодные, страшные слова, каждое из которых — Сергей прекрасно видел это — попадало точно в цель. Орлов окончательно потерял человеческий облик; о том, что он все еще жив, свидетельствовало лишь сиплое смрадное дыхание да мутный, ничего не выражающий взгляд, пробивающийся порой сквозь рыхлую, болезненно отекшую, бесформенную маску его полумертвого лица. В двух шагах от него, ссутулясь и весь дрожа, на кончике стула примостился присмиревший Свирский и затравленно, с застывшим ужасом в стеклянных глазах, взирал на грозно возвышавшуюся посреди комнаты фигуру своего врага.
К Сергею подошел доктор и встал рядом с ним. Он был мрачен и полон решимости.
— Я обвиняю вас, Орлов, — провозгласил Сергей, — в смерти сотрудника Огневского Управления внутренних дел, человека долга и чести, не побоявшегося вступить в схватку с таким подонком, как вы. Я обвиняю вас в смерти Ларисы Ростовской, которую вы убили только лишь потому, что она являлась моей женой. Я обвиняю вас в смерти моего друга, Абрека, который погиб, освобождая мою дочь из этого волчьего логова, этого вертепа зла и рассадника смерти. Наконец, я обвиняю вас в насильственном похищении моей дочери и нанесении ей тяжелой душевной травмы, связанной с реальной угрозой ее жизни. Уверен, на вашей совести еще множество других преступлений, мне неизвестных, — я обвиняю вас в совершении и этих преступлений.
Голос Сергея Ростовского гремел, заполнял все пространство кабинета, проникал в самые отдаленные его уголки, наотмашь бил по обнаженным, обескровленным, черным душам убийц — а те лишь изредка вздрагивали, когда какое-нибудь слово обвинителя, подобно электрическому разряду, пронизывало их насквозь, достигало цели.
— Я пришел, чтобы свершить правосудие. Вы слышали обвинение — теперь вы услышите приговор.
Орлов прервал его.
— Я требую передачи дела в официальные органы правосудия. Ваш суд, Ростовский, я воспринимаю не более как откровенную месть.
— Это не месть — это возмездие, — повысил голос Сергей. — Возмездие, в основе которого лежат законы справедливости. Око за око, зуб за зуб. Жизнь за жизнь.
— Христос учил иному, — заметил Орлов.
— У меня нет желания обсуждать с вами богословские проблемы, — холодно ответил Сергей. — И Христос здесь совершенно не причем. Сейчас я придерживаюсь иных постулатов, в основе которых лежат не христианские идеи всепрощения и любви к ближнему, а суровые заветы первых пророков. Завтра, быть может, я сменю учителей — жизнь сама подскажет, по какому пути мне идти дальше. А, вы ждете, что я, следуя призывам Христа, добровольно лягу под нож вашего мясника Свирского только затем лишь, что спасти жизнь «ближнему»! «Если у тебя отняли одну почку, ты с радостью должен отдать и другую; если у тебя отняли жену и дочь, пожертвуй и собой — во имя любви к ближнему и к врагу своему» — этого вы ждете от меня? И имя Христа приплели именно в этой связи? Ничего не выйдет, Орлов, ваша попытка воззвать к моей христианской совести обречена на неудачу, как обречен на неудачу и призыв передать дело о ваших преступлениях в правоохранительные органы. Этот суд я буду вершить сам. Итак, вы признаете, что вами совершены перечисленные мною преступления?
— Прекратите этот фарс, Ростовский. Если вы пришли убить меня — убейте, только не тяните резину. Без вашей второй почки я все равно долго не протяну, так что кончайте поскорее. У меня нет желания выслушивать ваши нотации.
— Насчет моей второй почки вы правильно заметили, Орлов. Отдавать я ее вам не собираюсь. Как не намерен я и тянуть резину. Ваше общество мне противно, Орлов, и я постараюсь избавиться от него как можно скорее. Тем не менее, я повторю свои вопрос: вы признаете, что вами совершены перечисленные мною преступления?
— Я отказываюсь отвечать. Я не признаю за вами права требовать от меня ответа на подобные вопросы.
— Хорошо, так и отметим: подсудимый отказался от последнего слова. Что ж, ваше признание вины и раскаяние меня мало интересуют: я знал, что не получу их. Поэтому сразу перейдем к заключительному этапу нашей беседы. — Сергей немного помедлил. — Жизни убитых вами людей, увы, уже не вернуть. Ваша жизнь взамен загубленных меня не интересует — смерть «нефтяного короля» не воскресит моих друзей и жену. Да и не стоит она их — слишком много в ней дерьма. Нет, Орлов, не за жизнью вашей я пришел, мне она ни даром не нужна, ни за ваши миллионы. И смертью своей вы не искупите ваших преступлений. Я пришел за другим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
