ты не представляешь, насколько трудно об этом было молчать. Но он был там, где-то между жизнью и смертью. Легче бы вам обеим было, переживай вы вместе с нами?
— Да, нам было бы не легко, но спокойнее, — отстранилась Данка. — Всё будет хорошо! Всё будет хорошо! — передразнила она мужа. — У меня аж зубы ломить начинало, когда я это слышала очередной раз.
— И всё же. Показатели хорошие. Скорее всего, со дня на день его выведут из комы. Альварес и прилетел за Оксанкой поэтому.
— Чтобы попрощалась, если что, — вклинилась Оксанка.
— Нет, — осуждающе покачал головой Пашка. — Как раз чтобы твоё лицо было первым, которое он увидит.
— И кто знает, какие могут быть последствия? — всё ещё сердилась Данка. — Может он вообще никого не узнает?
— Может быть, — Пашка встал. — Что угодно может быть, Дан. Никто не даёт гарантий. Но давайте надеяться на лучшее?
— Нет, я буду думать о худшем. Об амнезии, например, — Данка хитро улыбнулась. — Скажу, что он был унылым девственником, боящимся женщин. И если бы не Оксанка, так никогда и не женился бы.
— Точно, — оживилась Оксанка. — А я расскажу ему как он забился в угол кровати в первую брачную ночь.
— О, боги! — прикрыл рукой глаза Пашка. — Всё, я ушёл. Моя нервная система не выдержит это слушать.
— Помнишь, они месяц назад привезли нам записи поимки этого несчастного Оскара? — спросила Оксанка, когда он действительно ушёл. — Думаю, потому и рассекретили эти оперативные данные, что в них больше не было никакого смысла. Роберта погибла.
— Даже и не знаю жалко ли мне, — пожала плечами Данка.
— Это будет зависеть от того, что расскажет про неё Кайрат.
— Хотя лучше, чтобы он про неё и не вспомнил, — скорчила рожицу Данка.
И то, что он жив, что дышит, что появилась определённость сделало эти дни ожидания не самыми худшими за последние месяцы.
Родителей Оксанкиных ввели в курс дела тем же вечером. И вообще удачно получилось, что их не оказалось дома в момент приезда Альвареса. Маме и так стало плохо, а увидев Оксанкину реакцию, ей наверно, пришлось бы и Скорую вызывать.
— Мам, ну, если я не родила, то тебе уж и подавно не стоит за сердце хвататься.
— Да, ты права, права, — вытерла она слёзы. — Теперь хоть какая-то конкретика. Всё легче.
— Да, он жив, и у него хорошие показатели, а с остальным мы справимся, — улыбнулась ей Оксанка.
И присутствие родного отца Кайрата, тоже сделало эти дни ожидания не самыми плохими. Они отлично подружились с Оксанкиным отцом. Можно было только догадываться как они общаются, но чаще всего их можно было увидеть у стареньких папиных Жигулей, с которыми он ни за что не согласился расстаться. А ещё у пруда с карасями с удочками в руках.
Жизнь стала не тяжёлым тупым ожиданием страшных вестей. А волнительным ожиданием хороших.
Альварес часто общался с женой по скайпу, и каждый раз пытался подключить к этой беседе Оксанку. Но она скромно отмалчивалась, и даже не потому, что ни слова не понимала по-английски, а как-то робела перед этой Женщиной с большой буквы. День и ночь она проводила у постели сына, а выглядела так, словно только что вышла из салона красоты. Строгая, подтянутая, ухоженная, чем-то неуловимым, породой, а может статью, она напоминала Оксанке Диану. Женщины, в ряды которых Оксанке никогда не встать.
Диана, видимо, прекрасно понимая, что Оксанке и без того нелегко и видеть её лишний раз больно, как-то незаметно отстранилась. И даже не жила больше в своём доме, предоставив сыну и невестке право жить самостоятельно. Данка сказала, что она нашла мужчину и живёт теперь с ним. И Оксанка искренне не хотела знать подробностей.
А Рей ей видеть было приятно. Уважение перед стойкостью этой женщины, прожившей тридцать лет с такой болью, заставляло Оксанку замирать каждый раз, когда она слышала её бархатистый низкий голос.
— Хай, Оксана, — улыбалась она ей с экрана.
Из набора слов, которые она узнавала легко складывались предложения.
«Здоровье», «малыш». Она говорила, что каждый день рассказывает о её самочувствии Кайрату. И уверяла, что у него всё хорошо и он вернётся, может быть даже быстрее, чем они думали.
И ей единственной, сидящей там у его постели, Оксанка действительно верила.
За несколько дней до родов вокруг имени Кайрата установилась такая же подозрительная тишина как после того, когда он пропал с радаров два месяца назад. Неделю назад все активно обсуждали каково это выходить из комы. Стимуляция, массаж, аппарат, энцефалография — все эти слова постоянно звучали, заставляя Оксанку тревожно прислушиваться, а теперь все упорно молчали и при ней старались ничего не обсуждать.
Но может это и к лучшему. Все душевные и физические силы у неё отнимали приближающиеся роды. Она переживала, нервничала, волновалась и, может быть это был эгоизм, но сейчас для неё главным стало именно это.
«Мы нужны ему, а, значит, я обязана думать о себе и о ребёнке» — приказала она своему благоразумию и все остальные мысли отложила на потом.
— Обещайте мне сказать, что бы не случилось, — пригрозила она Альваресу, собираясь в роддом.
И он приложил руку к сердцу, поклявшись. Жаль, что Оксанка не поняла в чём.
С обеда живот тянуло, и к вечеру она твёрдо решила не рисковать. По крайней мере там она будет под присмотром, иначе реально от волнения сойдёт с ума.
— Всё будет хорошо, — сказал ей Пашка, — помогая выйти из машины у роддома. Оксанка не выдержала и стукнула его. А потом он получил ещё один ощутимый удар от жены.
— Клянусь, я убью каждого кто хоть ещё раз скажет мне это, — рыкнула Данка и пошла помогать Оксанке оформляться.
В принципе, обо всём уже договорились по телефону. Всё было обговорено, оплачено, выбрано, утверждено. Дело осталось за малым — благополучно родить.
И в тот момент, когда она переступила порог этого сугубо женского заведения, даже мысли о Кайрате, который так нужен ей был сейчас, отступили на задний план, потому что она почувствовала первую настоящую схватку.
— Ну, что, — сняла врач перчатки, щёлкнув скрипучей резиной. — Всё хорошо. Раскрытие матки два сантиметра. Можно сказать, мы в родах. Лежим, ждём. Роды
