Напитавшись, я лежал в тишине и слушал, как за окном стучит капель. Малуша взялась за пряжу, ребятишки убежали на двор лепить снежных истуканов. Гуща что-то стругал в углу. Вдруг двери распахнулись, и в окружении ребятни в избу ворвался некий пылающий сильным известием юноша и закричал во все горло:
— Бьются! Наши с немцами и цюдью!
— На Омовжи? — вопросительно крикнул Гуща.
— Не на Омовжи! Здесь у нас! Неподалёку!
— Да где же?
— На озере! Возле островов! Прямо на льду!
Глава одиннадцатая
ГЛЯДЯ НЕМЕЦКОЙ СВИНЬЕ ПОД ХВОСТ
Над ледовым Пейпусом с востока на запад по низкому небу шли тяжелые, темные облака. Мороз, кото-рый еще вчера напоминал о себе, сегодня умер, и по мере того как все больше светало, становилось все теплее и теплее. Завтра наступать на Александра через Пейпус было бы уже небезопасно.
Андреас фон Вельвен, сидя верхом на своем великанском коне Пальмене, вглядывался в даль с западного берега озера на восточный — туда, откуда шли тяжелые, как его конь, тучи. Принц Датский Абель, сидя верхом неподалеку от вицемейстера, тоже пытался различить там, вдалеке, полки русских, и порой ему начинало казаться, что он видит их — темные скопления закованных в броню людей.
К Андреасу подъехал еще один рыцарь, лишь вчера прибывший в ставку вицемейстера, некий странный, смуглый, ни бороды, ни усов, о нем сказали, что это — барон Росслин откуда-то из Шотландии, весьма важная персона, присланная чуть ли не самим папой римским. Вицемейстер отдал короткое приказание, и тотчас поднялось знамя Тевтонского ордена — белое с черным крестом, озаренным красными лучами. Знаменосец Маттиас Блюттенфельд поскакал с ним на лед озера — туда, вперед, где уже начиналось построение огромного немецкого клина, в просторечье именуемого «свиньей». Главный герольд ордена Альбрехт Краненберг, лысый и синюшный, как мертвец, медленно поднял свой знаменитый горн, с которым по легенде шли в битву паладины Карла Великого и у которого даже было свое имя — Фоле. Все, кто находился рядом, внимательно смотрели, как надуваются щеки герольда, как весь он становится подобен туче, готовой излить из себя обильный дождь. Казалось, стало тихо-тихо пред тем самым мгновеньем, когда Фоле огласил окрестности чистым и протяжным воем, внезапно сменившимся громкими, резкими, бьющими по ушам звуками различного лада.
И вмиг все зашевелилось, будто проснувшись, огромное человеческое месиво стало обретать правильные очертания, превращаясь в мощный и страшный для врагов строй. Вдалеке в ответ на призывные возгласы Фоле прозвучали голоса русских труб, будто один петух услыхал пение соседа и откликнулся.
Справа от Абеля вспыхнула сила Дании — Даннеб-рог, ярко-алое полотнище, пересеченное белоснежным крестом. Знаменосец Мартин Кьяр стремительно развернул его и вместе со вторым принцем, младшим братом Абеля, Кнудом, подъехал поближе.
— Ну что, братишка, похоже начинается веселье? — бодрясь, выкрикнул Кнуд.
Его бодрячество сильно разозлило Абеля, который накануне очень плохо провел ночь. Это было тем более обидно, что предстоящая битва никоим образом не должна была волновать сыновей покойного Вальдема-ра Победоносного. Для них здесь важна была не победа, а участие. Если немцы одолеют Александра, а в том никто не сомневался, то датчане получат свой куш и укрепят свои владения в Эстляндии. Ну а если произойдет чудо, и доблестный русский конунг Александр, победивший два года назад сильную рать шведов, норвежцев и финнов, вопреки всем предсказаниям, и тут окажется на высоте, принцам нужно будет только вовремя оставить поле сражения, и пусть их старший братец Эрик, ставший королем Дании в прошлом году после смерти дорогого родителя, расхлебывает кашу. «Для нас главное что? — говорил вчера вечером Абель своему брату Кнуду. — Для нас главное не погибнуть, не получить никаких ранений и сохранить датские отряды в целости и невредимости».
И вот поди ж ты, несмотря на такое отношение к предстоящей битве, Абель, в отличие от Кнуда, почти не спал всю ночь с пятницы на субботу. Накануне наелся баранины, которую Дарбетский епископ Герман благословил, невзирая на Великий пост, мудро сказав: «Не человек для поста, а пост для человека. И Господь Бог наш, обративший воду в вино, внушает мне, чтобы я Его силою обратил мясо баранов, телят, овец, гусей, кур и уток, лежащее тут предо мною, в плоды земные, в овощи и злаки, дозволенные во время поста. Вкушайте и насыщайтесь, набирайтесь сил ради завтрашней победы над варварами». Правда, многие все равно ограничились только рыбой и курятиной, считая последнюю наименее скоромной, а вицемейстер ордена — тот и вовсе получил от Германа благословение не нарушать пост. Но большинство, в том числе и датские принцы, воспользовались благодатью, снизошедшей на епископа от самого Иисуса Христа, наелись мяса и напились доброго пива, чтобы ночью хорошенько выспаться и завтра быть в силе. И тем не менее Абель не спал. Глупые мысли о том, что он непременно погибнет, терзали его. Ведь и впрямь глупо было бы погибнуть в этом сражении, не столь важном для Дании. Собственно говоря, и принцев здесь вряд ли кто-нибудь бы увидел, если бы в свое время отец не выпросил их у папы Григория, когда тот хотел послать их в Палестину сражаться с сарацинами. Вместо этого, получив хорошие подарки, папа разрешил им совершать священные перегринации в более приближенных землях, а именно — в Русской Гар-дарике.
— Кто-то должен подгонять свинью пинками позаднице. Придется нам взять на себя столь ответственное дело, — продолжал скалить зубы Кнуд.
— Помолчи! — одернул его Абель, брезгливо поморщившись.
Но Кнуд был прав. Датчанам достаточно оставаться у немецкой свиньи под ягодицами, или, если выражаться благороднее, прикрывать хвосты войска. И Даннеброг не спешил перебираться с берега на плоскую ледовую поверхность озера Пейпус. Оставаясь неподалеку от вицеместера Андреаса, датские принцы с восторгом наблюдали, как спешно и правильно выстраиваются порядки, превращаясь в грозную, непробиваемую свинью. Конечно, только дурак может выражать сомнение в победе ордена над пока что удачливым конунгом Александром. Весь цвет восточно-немецкого рыцарства собрался на льду Пейпуса, готовясь начать движение на противника. Из всей сотни рыцарей, составляющих костяк ордена дома Святой Марии Тевтонской, здесь присутствовало сорок — почти половина! Сорок лучших флагов развевалось над ощетинившимся телом немецкой свиньи.
Впереди всех выдвинулись братья фон дер Хейде, пылающие жаждой отомстить конунгу Александру за то, что он лишил их законного фогтства и прогнал из Плескау. Вместе с ними Габриэль фон Тротт и Рогир фон Стенде вели вперед самые смелые конные отряды, составившие мощное рыло свиньи. Там же, подчиняя себе наиболее могучих и отважных эстонцев, сверкали доспехами братья фон Пернау, Томас и Людвиг.
Голову и щеки свиньи образовали сильнейшие конные полки, их вели за собой доблестные рыцари Йор-ген фон Кюц-Фортуна, Дитрих фон Альзунг, Фридрих фон Моргенвег, Александр фон Тотс, а также братья Михаэль и Андреас фон Прегола, желтое знамя которых светилось даже в столь пасмурное утро.
Непробиваемыми ребрами свиньи стали конные отряды под руководством Клауса фон Бикста, Александра фон Пайде, беспощадного Эриха фон Винтерха-узена, братьев Дитмара и Александра фон Бранау, а также двух бывших рыцарей разгромленного ордена Милиции Христи — швертбрудеров Геринга и Вель-барка.
Внутренность свиньи была густо нафарширована железной пехотой ордена, которую вели за собой еще одиннадцать могучих рыцарей. Это были: высоколо-бый Вильгельм фон Олец, не имевший за всю жизнь ни единого ранения Кристиан фон Шульт, беловолосый от рождения Дитрих фон Мерсраг, лучший топор-щик Генрих фон Нимм, тоже бывший швертбрудер, братья Себастиан и Эрих фон Алоэ, еще один Себастиан — фон Лильвард, одноглазый и свирепый Оливер фон Прикул, несравненный лучник Иоганн-Марк фон Балдон и, наконец, братья-близнецы Рудольф и Томас фон Гроб.
Но и в ягодицах у свиньи не постыдно было пребывать, ибо здесь тоже немало собралось известных повсюду рыцарей: уже немолодые Йорген фон Вайнененде и Гюнтер фон Моронг, юный Вильгельм фон Скрунд, еще один бывший швертбрудер Карл фон Уга-ле, братья Августин и Александр фон Ауце. Здесь же двигалось трехтысячное эстонское ополчение, ведомое также двумя бывшими милиционерами Христа — это были Пауль фон Ракк и Генрих фон Козе.
Великая немецкая свинья окончательно выстроилась и по особому сигналу герольда Краненберга наконец двинулась вперед — в сторону противоположного берега озера Пейпус, туда, где с наступлением утра все виднее становились толпы русских. Пришла пора и датским принцам спуститься с берега и примкнуть к хвосту железной свиньи. Абель и Кнуд, а с ними рыцари Томас Ольсен, Николаус Ольборг и Петер Торн-вольк с тремя сотнями конных и пеших воинов тоже двинулись вперед на врага. Вицемейстер Андреас, брат его Иоганн, темноликий барон Росслин, епископ Герман, хронист Петер и другой Иоганн — фон Акен — замыкали шествие, двигаясь чуть поодаль от свиньи в окружении небольшого отряда, подобные пастушонку, выведшему погулять огромного и свирепого вепря.
