Внезапно он повернулся и снова посмотрел на нее.
– Значит, ты выдумала тех Хаскеттов, которые якобы пытались спасти твою подругу?
– Да, выдумала. Но настоящие такие же. И они совершенно не похожи на порядочных и честных людей.
– Как и добрая половина аристократов.
Она вздохнула, вдруг почувствовав смертельную усталость.
– Саймон, у тебя замечательные предки, такими можно гордиться. Неужели ты хочешь, чтобы в жилах твоего сына, возможно, будущего графа Марлоу, текла кровь Хаскеттов?
Он снова надолго умолк. И сейчас его лицо, освещенное тусклым ноябрьским светом, напоминало каменный лик статуи. Глядя на него, Дженси думала: «О Боже, неужели это конец?»
Наконец он шумно выдохнул и проговорил:
– Я хочу, чтобы будущие графы Марлоу обладали такими же качествами, которыми обладаешь ты, любимая. Узнав тебя, я многое понял. Дженси, каким бы ни было твое происхождение, ты замечательная женщина.
– Саймон…
– А британская аристократия… Добрая половина из них – воры и убийцы. Среди моих предков, например, был пират.
– Но, Саймон, что, если об этом узнают? Ты, кажется, не понимаешь…
– Я все прекрасно понимаю. В Брайдсуэлле тоже есть свои Хаскетты – например, семейство Кокертон и Страббы. Да, было бы проще, если бы никто никогда не узнал, кто твоя мать. Но если это произойдет, если нас станут в чем-то обвинять, то мы только смерим недоброжелателей презрительным взглядом.
– От тебя все отвернутся. И нас нигде не будут принимать.
– Уверяю тебя, нас поддержат «повесы», и я очень сомневаюсь, что высший свет после этого повернется к нам спиной.
Дженси нечего было возразить. Конечно, Саймон знал, что говорил, но ей не верилось…
– Дорогой, но люди могут…
Он покачал головой:
– Нет, не могут. Пойдем в дом. Нам надо поговорить, но знай: я с тобой не расстанусь. – Когда они уже приблизились к террасе, он спросил: – Кто еще знает про твою мать? Соседи?
– Не думаю, что Марта сообщила об этом кому-то, кроме Исайи. Она считала это позором.
– Значит, нет оснований для беспокойства. Остальное мы как-нибудь уладим.
– А как же Оттерберны? Они-то знают, что я – не из их семейства.
Они поднялись по каменным ступеням.
– В семьях всякое случается. Я встретил в Канаде одного Сент-Брайда, который никогда не слышал о Брайдсуэлле. Мы знаем свою родословную от войны Алой и Белой розы. Но разве ты не видишь, что для нас это не имеет значения? А если когда-нибудь эта тема возникнет, то мы признаемся: Марта Оттерберн сочинила историю про шотландцев, чтобы прикрыть грех своего мужа. Красивая правда.
Они вошли в дом и, миновав коридор, зашли в свою спальню. Саймон помог жене снять плащ, затем пристально посмотрел на нее и сказал:
– Если есть еще какие-то секреты, Дженси, лучше расскажи сейчас, не откладывай.
Она всхлипнула.
– Больше ни одного. Честное слово. Прости, Саймон. Я собиралась все рассказать тебе еще в Пуле, но не хватило мужества. И я слишком сильно хотела быть с тобой.
Он смахнул пальцем слезинку с ее щеки.
– Говоришь, слишком сильно? В данном случае слово «слишком» совершенно неуместно. И я сомневаюсь, что твое желание больше, чем мое. Ты моя жизнь, Дженси. Без тебя мне не жить.
Она чувствовала то же самое, и они целовались так, словно каждый из них стремился стать плотью и кровью другого. Наконец он высвободился из ее объятий и, усадив на диванчик, сел с ней рядом.
– Дорогая, мы должны подготовиться. Какие еще осложнения могут возникнуть?
Дженси вздохнула:
– Хаскетты… Если они вдруг захотят… – Она задумалась, потом покачала головой: – Нет, вряд ли. Я не помню, чтобы кто-то из них упоминал имя моего отца. – Она прижала ладони к пылающим щекам. – А мать… Никто ее не спрашивал, кто был отцом ее детей.
Саймон кивнул:
– Понятно. Выходит, твоя мать не говорила своим родственникам, кто твой отец?
– Да, наверное, не говорила.
– Следовательно, только твоя мать, – продолжал Саймон. – Как ты думаешь, она проговорится?
Дженси пожала плечами:
– Трудно сказать… Я ведь знала ее очень давно и была тогда совсем маленькой. Я ее любила. Думала, что и она меня по-своему любила.
– Сколько у тебя братьев и сестер?
– Тогда было четверо. Но она часто говорила: «Дети легко появляются».
Дженси вдруг сообразила, что сбилась на давно уже забытые интонации – говор Хаскеттов. Она густо покраснела. Заметив, что муж улыбается, пробурчала:
– Перестань…
Саймон рассмеялся:
– Наконец-то я понял, откуда взялась моя порочная и дерзкая Дженси. С нетерпением буду ждать встречи с твоей матушкой.
– Не жди романтических сцен. Я как-то встретила ее на улице через три года после того, как стала жить с Мартой. Она была грязная, грубая, оборванная, пьяная. Единственное, что я тогда испытала, – это ужас. Боялась, что она передумает и утащит меня обратно.
– Но она ведь этого не сделала. Это она научила тебя предсказывать судьбу?
– Нет, тетя Сейди.
– А про опарышей от кого узнала?
– От бабушки Хаскетт.
– Боже, благослови бабушку Хаскетт. Я перед ней в долгу, а перед твоей матерью – в долгу за тебя. Так что я должен им заплатить.
– Деньги они возьмут, это точно. Но захотят еще.
– Отлично. Пойми, любимая, мой долг – заботиться о твоей матери и ее семье.
– Саймон, что ты задумал?
Он ухмыльнулся и спросил:
– Где они живут?
– На дорогах. – Дженси вздохнула. – С весны до осени бродяжничают, иногда нанимаются на какую-нибудь работу – ухаживают за лошадьми, например. Попрошайничают, воруют, когда могут – браконьерствуют. Зимой живут в горах, у них там ферма, но дом – ветхая хижина, а земля – почти непригодная для обработки, и они себя этим не утруждают.
– То есть если я найду им хорошую ферму, они не будут там работать?
– Сомневаюсь. Я тогда была совсем маленькая, но думаю, что им нравилась такая жизнь. Мне тоже нравилась – кроме самых тяжелых зимних месяцев. Какое-то время я никак не могла привыкнуть к жизни у Марты, на Эбби-стрит. Мне ужасно не нравилось все время сидеть дома, на одном месте.
Саймон надолго задумался, потом посмотрел на жену:
– Я готов высказать предположение, что в глубине души твоя мать о тебе заботилась. Она нашла тебе хороший дом и никогда не доставляла неприятностей, так? Не приходила попрошайничать, не подбивала тебя на кражу, верно?
– Да, верно. Она совсем не интересовалась моей жизнью. По-моему, она отдала меня Марте потому, что беспокоилась за себя. Я выделялась среди Хаскеттов цветом волос и этим обращала на себя внимание. Некоторые люди думали, что Хаскетты меня украли. А мать смеялась – ведь детей так легко сделать. Но Хаскетты не любят привлекать к себе внимание. А еще был дядя Лемюел, который очень странно себя вел, когда общался со мной. – Она подняла на мужа глаза. – Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?
