– Да, понимаю. И я благодарен твоей матери. Очень хотел бы с ней встретиться.
Дженси сокрушенно покачала головой. Что ж, если он настаивает на таком знакомстве, то пусть знакомится, пусть узнает, что за женщина ее мать. Теперь она уже не боялась, что после этого Саймон ее отвергнет. Да, пусть делает что хочет.
Но она все же спросила:
– А разве после такого знакомства наше положение станет безопаснее? Очень в этом сомневаюсь.
– Напрасно сомневаешься. Если мы правы насчет твоей матери, то никто твое родство с Хаскеттами не предаст огласке. А то, что ты незаконнорожденная, – просто невезение. Тебя прекрасно примут в обществе, уверяю.
– Но ведь я закоренелая обманщица! Я жила в Йорке как племянница Исайи!
– Здесь у тебя есть кузина Дороти, которая не кузина даже мне. У меня есть родственники, которых я называю «дядя» и «тетя», хотя они – очень дальние родственники.
– Наверняка я говорила, что Марта – моя мать.
– Она была твоей приемной матерью.
– Но на корабле, когда мы плыли в Канаду, я сказала, что умерла Нэн! – выпалила Дженси.
– От горя и болезни ты не понимала, что делаешь.
– А на «Эверетте»?
– Там ты была Джейн Сент-Брайд. Кроме того, я что-то не помню, чтобы ты объявляла себя дочерью Марты. Может, в беседе с Дакром.
– Да, возможно. Но точно не помню. – Она покачала головой и нахмурилась.
– Дорогая, в любом случае не стоит беспокоиться. Почему ты считаешь, что Дакр все помнит? Многие ли могут поклясться, что помнят все подробности пустого разговора? Слава Богу, нет таких людей, которые записывали бы все, что говорят их собеседники.
– Я думала, что есть.
Он улыбнулся:
– А если есть, то в этой жизни они не перечитывают свои записи. И не забывай о главном: у нас на руках туз. Кто посмеет побеспокоить нелепыми подозрениями леди Остри, жену будущего графа Марлоу?
– Но, Саймон, я же лгала! Лгала многим, в том числе тебе!
Он поцелуем прекратил дальнейшие протесты.
– Доверься мне, Дженси. Разумеется, мы не станем говорить об этом всем и каждому, но будем считать, что отныне ты – бывшая Нэн Оттерберн, небольшой грешок Арчибальда Оттерберна.
Какое-то время она молча смотрела на него. Потом пробормотала:
– Будем считать?.. Ладно, поверю, что ты прав. О, но есть еще одно… – Увидев, как муж изменился в лице, она поспешно добавила: – Нет-нет, не секрет! Наше венчание, Саймон. Боюсь, что в нем было… что-то не совсем правильное. Я тогда была уверена, что мне удастся дать тебе свободу, так как ты думал, что женишься на другой женщине.
– Дело о мошенничестве? Но считается, что я знал правду, так же как Исайя. Единственный, кто мог бы это оспорить, – это Хэл, но ему можно доверять. – Он поднес ее руку к губам. – Моя дорогая, моя обожаемая Дженси, ты выйдешь за меня замуж?
Она взглянула на него с удивлением.
– Милая Дженси, нет такого закона, который запрещал бы провести церемонию венчания еще раз, понимаешь? А моя мать с восторгом устроит свадьбу в Брайдсуэлле. Конечно, не сейчас, а где-то через месяц. Ну как, любимая?
Она смотрела в его сияющие глаза.
– Да, мой любимый. Да, мой замечательный Саймон. Я выйду за тебя замуж еще раз – и на веки вечные.
Глава 37
В день свадьбы сияло солнце, что для начала декабря – редчайшее явление. Дженси выглянула из окна спальни, где в эту ночь спала одна. Прижав к груди шкатулку с полированным сердечком, она взглянула на море и улыбнулась.
После похорон они с Саймоном поехали на север и встретились с соседями Марты. Те расстроились, узнав, что произошла ошибка – что умерла Джейн, а не Нэн, – но это не означало, что они не обрадовались гостье. И конечно же, всем очень понравился ее красивый и представительный муж.
Дженси сделала то, о чем и мечтать не смела, – показала Саймону их дом, места, где они с Джейн играли в детстве, и могилу Марты. Они поставили надгробный памятник Джейн Оттерберн, почившей летом 1815 года.
При посредничестве нотариуса они встретились с Тилли Хаскетт, Дженси думала, что Саймон будет ошеломлен, увидев эту грубую неряшливую женщину в стареньком бархатном плаще и в высокой шляпе с потрепанными полями. Сама же Дженси, увидев мать, почувствовала к ней что-то вроде нежности. Она не была уверена, что воспринимает Тилли как свою мать, но они улыбались друг другу как старые добрые знакомые.
Тилли ликовала – ведь ее дочери невероятно повезло: она удачно вышла замуж и, конечно же, не испытывала недостатка в деньгах. Саймон, разумеется, был готов платить и с радостью выложил пятьдесят фунтов, которые потребовала Тилли.
– Вы мать моей жены, – сказал он с улыбкой, – и мы оба хотим, чтобы вы жили хорошо. Всегда.
Тилли тоже расплылась в улыбке:
– Вы хороший парень, милорд. Мы в нашей семье не любим, когда задают много вопросов, так что сделаем вид, будто вы – мой старый обожатель. И вы будете понемножку присылать мне каждый месяц. Рента, так это называется?
– Да, рента.
– Столько, чтобы можно было купить одежды и лекарства, когда кому-нибудь из нас понадобится. А зимой – уголь и еду. Зимой плохо приходится детям и старикам. – В ее голосе появилось знакомое нытье попрошайки. – Десять фунтов в месяц, а? Дому нужна новая крыша, так что на это – еще десять фунтов.
Дженси прекрасно знала: двадцать фунтов в месяц – целое состояние для Хаскеттов.
– Договорились, – кивнул Саймон. – Пусть будет двадцать. И время от времени вы будете получать подарки.
Тилли вдруг растерялась и пробормотала:
– Надо было просить больше, да? – Она посмотрела на дочь: – Не беспокойся, я не буду вам надоедать, крошка Дженси. Но мне приятно видеть, что ты стала такой важной персоной.
– Благодаря тебе. – Дженси улыбнулась.
– Тогда приезжай на север почаще, чтобы я могла видеть тебя. – Она встала и надела шляпу. – И не забывай про подарки!
Через некоторое время Дженси отправила матери теплый плащ, фланелевые нижние юбки, яркую брошь – она знала, что Тилли брошь очень понравится, – и корзину апельсинов.
– Спасибо тебе, Тилли, – прошептала Дженси с ласковой улыбкой и, закрыв окно, стала готовиться к свадьбе.
Уже скоро она под руку с Саймоном пройдет к церкви Монктон-Сент-Брайдс в окружении родственников мужа и друзей. Конечно же, придет и Хэл под руку с миссис Боумонт. Подготовленные Саймоном Сент-Брайды встретили эту пару приветливо, но Дженси знала, что так будет не везде, и она видела тревогу в глазах Бланш.
Был среди гостей веселый ирландец Майлз Каванаг, прибывший со своей женой. Их свадебным подарком была пара прекрасных ирландских скакунов, жеребец и кобыла, и Майлз не упустил случая отпустить по этому поводу рискованную шуточку. Приехал и лорд Дариус, а Мара Сент-Брайд изображала его ангела-хранителя. Он все еще был нездоров, и тепло Брайдсуэлла пошло ему во благо, но Дженси не была уверена, что у него есть что предложить Маре взамен.
